Колонка В.Познера

Это просто про меня, это моя жизнь в 14–15 лет. Невероятная нежность, тонкость, ранимость подростка в мире, в котором нет нежности, нет тонкости, нет ранимости, но в нем надо существовать. Исключительно точна каждая реакция героя, и я его дико поддерживаю, сочувствую ему, сострадаю, смеюсь
с ним и даже сейчас улыбаюсь, вспоминая это. А Нью-Йорк! Это же мой Нью-Йорк, и музей мой, …

Есть только два человека в литературе, которые по-настоящему глубоко сумели в нас влезть, — Шекспир и Достоевский. Поэтому я выбрал «Братьев Карамазовых». Меня в свое время абсолютно поразило, как же Достоевский нас понимает. Он, наверное, был плохим человеком, потому что так понять, сколь​ко в нас плохого, может мало кто. Не знаю, насколько Достоевский был религиозен, но вспомните, как он описывает …

Ну что тут скажешь? Буря, буря. Страшная расплата за самомнение, за непонимание самых основных вещей, а в конце — прозрение. Лир для меня фигура в некотором смысле абсолютная: есть в литературе несколько образов, которые являются сгустком того, что представляет собой человек, и Лир — один из них. То, что есть в нем, сидит в каждом из нас. Одна дочь говорит …

Я очень чувственный человек и здесь впервые, а может, пожалуй, и единственный раз — больше я такого не встречал — столкнулся вот с таким описанием чувственности, физического обладания, стремления людей друг к другу. Это, конечно, очень эротический роман, но в нем нет ничего грязного, ничего развращающего. Я поражался, почему книга была запрещена, ну поче​му? Она так прекрасна! Это рассказ о …

Когда мама читала мне легенды Древней Греции, я был пленен. Картинка, которая возникала у меня в голове тогда и возникает до сих пор всякий раз, когда я начинаю об этом думать, — яркий свет, синее небо, ослепительное солнце. Это какой-то расцвет человека, расцвет во всем — в уме, в силе, в телесности, в физической красоте. Во взрослом возрасте к этому …

Уважаемые коллеги! Я хотел бы объяснить, почему никому из вас я не дал комментария по поводу того, что случилось в Тбилиси, не принял ничье приглашение прийти в программу. Объяснение простое и, как мне кажется, очевидное: те люди, которые устроили этот шабаш, не стоят внимания. Много чести. Вот поэтому молчу и молчать буду. Ваш, ВВ

Обожаю эту книгу. В ней заключена невероятная издевка над истеблиш​ментом, над тем, как мы живем, над правилами, которые придумываем, над вздорностью нашего существования. Когда я снимал фильм о Скандинавии, то разговаривал с одним эмигрантом — их в Швеции очень много. Он рассказывал: «Понимаете, как здесь все устро​ено? Я хочу легально жить в этой стране, но для этого мне нужен соответ​ствующий …

Представьте, что вы рассказываете англичанину какую-то историю, и он по ходу вашего рассказа говорит: «Как интересно!». Окрылённый его похвалой, вы продолжаете свой рассказ, и вам невдомёк, что на самом деле он сказал: «То, что вы рассказываете, скучно до посинения». Или вы высказываете англичанину свои соображения по какому-то вопросу, на что он говорит: «Я услышал вас». Вы расстаётесь с приятным чувством, …

Если говорить совсем уж ходульными словами, это книга о двух вещах: о величии человеческого духа и о полной безнадеге. Уильям Фолкнер в своей нобелевской речи сказал: «Я верю в то, что человек не только выстоит — он победит», и вот эта убежденность в величии, в непобедимости человека и есть суть «Старика и моря». Ну а безнадега — потому что мы …

Когда мы жили в Америке последние два года, у папы не было работы — он был в черных списках, — и нам пришлось выкатиться из нашей шикарной квартиры в маленькую. Меня определили жить к женщине по имени Мария-Луиза Фалькон, она работала у моего отца в кино. Эта Мария-Луиза была из республиканцев, которые бежали от Франсиско Франко. Она рассказывала мне о …