– Сегодня наш гость – бывший член Государственной Думы четвертого, пятого и шестого созывов, бывший руководитель фракции партии «Единая Россия» в Государственной Думе шестого созыва, ныне исполняющий обязанности (в 2013 году) губернатора Московской области Андрей Воробьёв. Добрый вечер.
– Добрый.
– Все эти «бывшие» я использовал только, чтобы подчеркнуть для наших зрителей, что, несмотря на довольно молодой возраст (вам 43 года недавно исполнилось), все-таки, у вас уже довольно очень большой политический и организаторский опыт. Я хотел бы начать с личного вопроса. В ноябре прошлого года неожиданно для большинства Президент Путин назначил министром обороны Сергея Шойгу, лишь за полгода до этого ставшего губернатором Московской области. Вообще, лицо у Сергея Кужугетовича такое, покерное – он умеет не показывать… Но в этом случае, все-таки, было видно, что его застигли врасплох и это было видно. Скажите, пожалуйста, а когда вам сообщили, что вас назначают на его место и.о. губернатора, для вас это было неожиданностью? И что вы почувствовали?
– Для меня это было приятной неожиданностью. Это крутой поворот в моей карьере. Случилось это в Кремле, в кабинете у нашего Президента. Конечно, когда меня туда пригласили, я понимал, о чем будет идти речь. Я догадывался, о чем будет идти речь. И идя туда, понимал, какая это большая ответственность. Но эти перемены мне нравились. И я уверенно шел по кремлевскому коридору и с нетерпением ждал этой встречи.
– С этого момента вы довольно часто выступали в СМИ, вам задавали вопросы, вы давали интервью. И, разумеется, команда, которая помогает мне готовить эту программу, это все внимательно читала, отбирала наиболее интересные, давала мне, все это я прочитал. И все понятно, что, по сути дела, с момента вашего назначения можно бы сказать, что началась предвыборная кампания так или иначе, потому что скоро она должна была начаться…
– Владимир Владимирович, я бы сказал, что началось очень активное знакомство с территорией, с регионом, с большой областью.
– То, что вы говорили, то, что вы собираетесь сделать, какие у вас мысли, все это читалось, в общем-то, как вполне предвыборная вещь. Но среди ваших высказываний были и такие, и особенно одно, которое меня очень сильно зацепило. Когда речь шла о том, почему, собственно, вы согласились, какими соображениями вы руководствовались и руководствуетесь, когда вы пошли в политику, вы ответили так: «Все-таки, я иду в политику из-за идеалистических… Я могу себе это позволить, потому что я заработал деньги, я сделал дело, я доказал, что я могу с нуля сделать дело, его продать и, собственно говоря, позволить себе заниматься сегодня политикой». Вопрос у меня к вам такой. Как вы думаете, лучше, когда высокопоставленные чиновники – люди имущие?
– Я думаю, да. Все-таки, человек должен иметь возможность удовлетворить свои материальные потребности. И у меня так в жизни сложилось, что первую часть взрослой жизни… Эта же жизнь меня и заставила заниматься собственным делом. И я имею после этого большую степень свободы, независимости, если хотите.
– Вы знаете, есть такая точка зрения, в России, во всяком случае. Насчет других стран не так, но я скажу, почему. Потому что в России приходят в политику, в частности, чтобы заработать. А в других странах чаще всего приходят в политику уже заработавшие.
– Владимир Владимирович, и так, и не так. И в других странах тоже приходят. Еще классик в тринадцатом году Макс Вебер…
– Это тринадцатый год. Сегодня у нас тринадцатый год через 100 лет.
– Да. 100 лет назад он о чем сказал? Что в политику идут, в основном, люди, руководствуясь двумя соображениями. Жить за счет политики и работать на политику, жить для политики. В этом высказывании, которое я, правда, говорил, я имел в виду, что я претендую на то, что мои цели, мои задачи, моя работа будет менять то, что людей беспокоит, она обеспечит перемены к лучшему.
– И вы как человек, вполне обеспеченный, чтобы не употребить слово «богатый», в общем, вам ничего и не надо. У вас все есть в смысле материального обеспечения, простите за такую…
– Да. У нас обеспеченная семья.
– Да. Но в России в отличие от многих других стран (не от всех, но от многих) не любят людей богатых. И более того, почти автоматически говорят: «Раз богатый, значит, вор». Отчасти это, конечно, советское наследие, безусловно. Но не кажется ли вам, что этот настрой в какой-то степени является преградой на пути развития страны и общества?
– Мне кажется, Владимир Владимирович, не любят не богатых, а… Люди ведь судят по поступкам, по каким-то делам, по каким-то сюжетам жизненным. И когда обеспеченный человек ведет себя прилично, последовательно, патриотично если хотите, то он вызывает уважение и у совершенно простых людей. Я, все-таки, думаю, что скорее такое отношение является наиболее распространенным.
– Я вам напомню книгу моих любимых Ильфа и Петрова, когда Остап, уже имеющий миллион в чемодане, едет в поезде со студентами, которые его обожают, потому что он красавец, остроумен (одессит, что говорить), и он решил, что он их совсем уже сразит и открывает этот чемодан. И они как-то бочком-бочком-бочком отходят, уходят. Им этот миллион как-то неприятен. Я вот что имею в виду. Вы не думаете, что до сих пор в какой-то степени в России у многих, пусть не у всех, но, может быть, даже у большинства, такое внутреннее: «Богатый, значит, не наш, что ли»?
– Может быть. Может быть, здесь есть и в том числе элемент, если хотите, просто элементарной человеческой зависти. Но мне кажется, те, кто зарабатывают понятным, честным способом, делает предсказуемые дела в части своего бизнеса, то относятся к нему с пониманием. Как минимум.
– Я еще раз хочу напомнить нашим зрителям, что вам всего 43 года, и вам удалось сделать, в общем-то говоря, метеороподобную карьеру за очень короткий срок. И судя по тому, что говорит бывший директор вашей школы (зовут его Эдуард Гутман)… Вы помните такого?
– Да.
– Он говорит, что в вас не угадывался будущий удачливый бизнесмен и политик. Он говорит так: «Карьерный взлет Воробьёва стал для нас неожиданностью. Хулиганом он хоть и не был, но в общественной жизни активности не проявлял, да и учился удовлетворительно».
– Это старая история. Ее знают все жители нашего небольшого города Сосновоборска, потому что супруга Зоя Кузьминична преподавала математику в этой школе. И однажды в одну из недель я, человек, который очень увлекался и практически профессионально занимался спортом, хоккеем, пришел однажды в пятницу на урок, и она мне влепила 12 двоек. И это было в конце полугодия. Я прихожу домой и, собственно говоря, моя не то, что карьера под угрозой, вся моя жизнь, понимаете, накрылась медным тазом из-за такого неудачного урока. Я это запомнил. У нас была очень хорошая школа и очень профессиональные педагоги, очень сильные. Поэтому мне приятно, что…
– Объясните мне, как можно — за один урок 12 двоек?
– Выставляли в конце недели, поэтому выставили все, что имел.
– Хорошо. После школы была служба в Дивизии Дзержинского, да? В горячих точках вы служили, в том числе.
– Да.
– Затем высшее образование во Владикавказе.
– Потому что я учился в Красноярске. Когда я пришел из армии, это были лихие девяностые годы. Все менялось с калейдоскопической быстротой. И у меня родители – металлурги. Естественно, я пошел изучать композиционные материалы и порошки, потому что это были современные материалы, за которыми будущее. Но потом все так происходило стремительно, что я хотел познать азы управления, искусство управления, менеджмент. И поэтому у меня происходили определенные изменения, а затем уже я оказался в Москве и доучивался во Владикавказе.
– Да. И потом уже вы пошли в бизнес. И вы говорите так: «Я добился определенных успехов в бизнесе. Но настоящее богатство измеряется не только деньгами. Тем более, в России». Это вы как-то сказали. А чем измеряется в России настоящее богатство, особенно в России, как вы сказали? И не в этом ли причина того, что после десятилетней успешной карьеры бизнесмена вы, все-таки, вошли в политику?
– Уважение, признание. Каждый человек чувствует себя комфортно, если, выходя на улицу своего маленького города или даже своего двора, с ним приветливо здороваются, улыбаются и уважают его за его служение чему-то. Поэтому меня родители всегда, отец особенно, учили только этому. Имя, уважение, поступки – это все, что имеет определяющее значение в жизни.
– Почему вы пошли, все-таки, в политику? Весьма успешный бизнесмен, весьма. Вдруг.
– Когда-то совсем давно (я это нигде не рассказывал) своим советом мне подставили плечо и Шойгу, и отец. Это касалось вопросов бизнеса, и они просто меня поддержали психологически. Я строил завод и там была тяжелая ситуация.
– «Тяжелая ситуация» — это что значит?
– Реализация этой идеи. По сути, я стоял на краю пропасти, и мне нужна была психологическая поддержка, потому что ресурсов всегда недостаточно для того, чтобы реализовать амбициозный, масштабный проект. Я и столкнулся с таким вызовом.
– То есть денег не хватало?..
– У меня не хватало денег, это был 1998 год. Если помните, это был кризис. И я оказался в совершенно дурацкой ситуации, скажу вам откровенно. И тогда они просто сказали: «Не робей, и делай все, что ты…»
– Шойгу и ваш отец дружили, я так понимаю?
– Они – давние друзья.
– Давние друзья. И тогда они что вам сказали?
– Они ничего не сказали – они психологически меня поддерживали в моем большом деле. Как мне казалось, большом.
– Только психологически? И этого было достаточно, чтобы вылезти?
– Да. Этого было достаточно. И затем, когда у Шойгу произошли изменения в жизни, и он оказался в политике, в которую, наверное, тоже не собирался, он в свою очередь сказал: «Мне нужны люди в команду, которые могут работать на государственных позициях». И тогда он меня попросил быть помощником, потому что он был назначен вице-премьером. Я оставил дело брату и, соответственно…
– Тогда этот выбор для вас был очевидным?
– Я это делал эмоционально. Я не думал, что меня так глубоко и далеко затащит общественная деятельность и политика. Мой директор школы прав. Правда.
– Вы считали, что вы обязаны Шойгу?
– Никогда. Мы – разные люди, у нас просто много общих интересов. Так сложилась жизнь.
– Просто так получилось, да? Знакомство привело к этому?
– Да. Так бывает в жизни.
– Конечно. Когда Шойгу стал министром обороны, многие говорили, что его кресло министра МЧС займете вы. Во-первых, хотели ли вы этого? Во-вторых, ждали ли вы этого? И, в-третьих, если ждали, огорчились ли вы, когда вы поняли, что, все-таки, вас на это место не приглашают?
– Вы знаете, мне Президент РФ оказал очень большое доверие, когда после выборов в декабре 2011 года предложил мою кандидатуру на руководство фракции. Для меня это была, наверное, вторая большая неожиданность. Тогда — первая большая неожиданность, потому что Владимир Владимирович сделал ставку на (чего уж там говорить) молодого человека. И всё мое время, все мои усилия, помыслы были связаны с достойным руководством фракцией большинства в Государственной Думе. Поверьте, это очень непростая задача. Там очень много личностей, много людей с совершенно разными судьбами, разных возрастов, и ты оказался во главе фракции. И все мои мысли были только об этом. Я не думал об МЧС.
– Перед тем, как мы перейдем к рекламе (это будет после следующего вопроса), все-таки, хочу спросить. Действительно, молодой человек. В партии, в депутатском корпусе «Единой России» много людей намного старше вас совсем с другим опытом. Возможно, некоторые из них ожидали, что их попросят занять то самое место, которое заняли вы. Вообще сопротивление вы ощущали? Были люди, недовольные вашим назначением? Я не спрашиваю фамилии. Но вообще по атмосфере как?
– Вся жизнь – борьба, Владимир Владимирович.
– Это кто сказал? По-моему, Маркс.
– Может быть. Вполне. Отдадим ему эту цитату.
– Да, хорошо. Андрей Юрьевич, вы сказали, что когда вы учились в школе, вы играли в хоккей почти уже профессионально. Не было у вас мысли вообще уйти в профессиональный спорт? Не тянуло?
– Я, наверное, максималист, точно целеустремленный человек, поэтому я хотел добиться высоких результатов в хоккее. Но судьба так повернулась, что я ушел в армию, а затем, приехав, участвовал в Универсиаде. И так получилось, что на соревнованиях мне поломали 4 ребра, и я на долгое время выбыл. После этого случая я закончил с хоккеем и, может быть, слава богу.
– Да. Пару недель назад, 31 мая на заседании Госсовета по поводу ЖКХ был примечательный диалог вашей коллеги с Президентом Путиным. Значит, Светлана Орлова (вы ее знаете), она была в Совете Федерации, потом стала губернатором Владимирской области. Она сказала следующее: «Если говорить о тарифной политике, честно скажу, Владимир Владимирович, я не поверила. Одно дело, писать законы, обсуждать, другое дело – там работать. У нас 820 тарифов». Вот ответ Путина: «Ваше замечание «одно дело, писать законы, а другое дело, конкретно работать» – с этим никак не могу согласиться. Не только потому, что хочу взять под защиту депутатский корпус, а потому, что вы сейчас столкнулись с законами, которые сами и написали». Вопрос вам. Недавний депутат, ныне и.о. губернатора. Вам, господину Воробьёву, не приходится сталкиваться с законами, которые вы сами принимали, и понимать, что вы не очень-то правильно, может быть, понимали, и что есть какой-то разрыв между депутатским корпусом, который принимает законы, не всегда разбираясь в том, как эти законы будут работать?
– Во-первых, наверное, совершенных законов нет. Во-вторых, мы живем в изменяющемся мире. Если закон принимается 10 лет назад и сегодня в XXI веке, все настолько стремительно происходит, что нужны корректировки… Поэтому законодательство постоянно совершенствуется. Это правда. Сказать, что есть какие-то очень-очень плохие законы, которые мешают мне сегодня работать (нам), я бы не стал. Пожалуй, сложный закон 94-й. Это закон, по которому проходят все конкурсы, аукционы при закупках того или иного материала, при торгах, при строительстве. Но сейчас с 1 января будет действовать Федеральная контрактная система, и я думаю, что ситуация здесь изменится. Светлана Юрьевна очень переживает за свое дело, и поэтому, может быть, здесь…
– Нет, я к тому говорю, что мне показалось, что ответ Президента Путина довольно остроумный: что же вы ругаете законы, которые вы сами принимаете? Подтекст такой: «Думайте о том, что вы принимаете».
– Это правда, да. Это очень важно (думать). Уметь думать.
– Говорят, что да. И дальше о законотворчестве. За прошедшие месяцы Государственная Дума напринимала целый ряд законов, которые, если говорить очень мягко, не всюду встречают понимание. Я довольно много летаю. И бывает, уже было несколько раз, что я в самолетах встречаюсь с вашими коллегами, депутатами Государственной Думы от «Единой России». Начинается разговор и я говорю: «Как вы могли голосовать за этот закон? Объясните мне так, чтобы я понял. И не публично, ни для чего. Я хочу понять». На что с такой улыбкой мне говорят: «Владимир Владимирович, конечно, закон… Я не могу сказать, что я его разделяю. Но — партийная дисциплина». Я хочу вас спросить, если вы можете, конечно, ответить. Вам вообще довелось голосовать за какие-то законы, которые внутренне вы не принимаете, но «подчиняюсь партийной дисциплине»?
– Я думаю, что депутаты, которых вы встречали, просто пасовали перед вашим авторитетом.
– Какой же у меня авторитет? Послушайте, я всего лишь журналист, я никаких законов не принимаю.
– Я не буду говорить комплиментарных вещей. Что касается законов. Вы знаете, во фракции когда идет обсуждение законов, любой человек может высказать свою позицию, возразить.
– Даже должен, на мой взгляд.
– Должен, правильно. И у меня бывали случаи, когда при прохождении того или иного закона человек занимал просто категоричную позицию, говорил: «Я за этот закон голосовать не буду». И всегда такое поведение находило понимание. Я уверен, что и сейчас так же. Что касается глупых законов, они…
– Не глупых. Я же не об этом говорю, не дурацкие законы, а закон, который почему-то противоречит вашим убеждениям. Я только об этом говорю.
– Не надо голосовать, если противоречит убеждениям. Они не сказали, какой закон?
– В частности, закон Димы Яковлева.
– Спорный закон.
– Это был один из них. И они когда мне говорили: «Пришлось». Почему «пришлось», я не знаю. Партийная дисциплина. Я вас спрашиваю, у вас никогда такого внутреннего раздрая не было?
– Нет. Был сложный закон в 2005 году, монетизация льгот.
– Да, который вообще вызвал бурю.
– Да. Но в итоге те деньги, которые ушли на обеспечение этого закона, они, конечно, колоссальные. Это был очень сложный закон.
– Вы еще были депутатом, когда принимали закон по НКО, когда принимали законы по митингам?
– Да.
– У вас это?..
– Да, у меня нормально. Могу объяснить.
– Хотите – объясняйте.
– Я просто два слова хотел сказать, что когда мы пришли в Думу шестого созыва, мы организовали открытую площадку, «Открытая трибуна» называется. Для того, чтобы все внимательно посмотреть, кто как думает, что думает, какие аргументы, доводы за, против, прежде чем принимать какой-то закон. Поэтому открытая площадка и обсуждение позволяет тебе реально посмотреть на экспертов, на профессионалов. И по митингам аргументы очень простые были. Во всем мире есть регулирование, потому что во всем мире выходят на площади, во всем мире люди имеют право высказать свою точку зрения на улице. И у нас имеют право, так ведь? Если имеют право, значит, должны быть правила, должен быть закон. Поэтому то, что этот закон принят, и то, что сегодня митинги проходят при соблюдении четких правил, мне кажется, это очень даже хорошо.
– Вы очень высокого мнения о Путине. Это правда? Вы себя называете «Я – настоящий путинец».
– Я был на «Коммерсантъ ФМ». И уже в финале очень живой журналист задавал мне жесткие блиц-вопросы. И он спросил как раз о моем отношении: «Можете ли вы себя считать верным путинцем?» Я сказал, что да. Потому что я разделяю идеологию, я отдаю должное тому огромному делу, которое сделано за эти годы. И там, где мы были, и там, где мы сегодня, наша экономика – это, все-таки, две большие разницы. Вместе с тем понятно, что впереди огромные вызовы, проблемы и мы должны с ними справляться дальше.
– Через несколько месяцев вы будете участвовать в выборах губернатора, и впервые за 10 лет вообще в Московской области будут выборы. И не так давно вы не считали, что отсутствие прямых выборов губернатора является каким-то показателем наличия или отсутствия демократии. У вас сегодня изменилось мнение?
– Честно говоря, нет. А знаете, почему?
– Тогда простите. В самой первой моей программе «Познер» напротив меня сидел Юрий Михайлович Лужков. И я его спросил: «Как вы относитесь к тому, что губернаторов назначают?» Он ответил «Учитывая ситуацию, это было необходимо». Тогда я задал следующий вопрос: «А кто, на ваш взгляд, более легитимен, назначенный или избранный?» И он сказал «Избранный». После чего у него были неприятности, кстати говоря. Но это ладно. Значит, все-таки, избранный более легитимен, на ваш взгляд?
– Да, очевидно, конечно, более легитимен. Но, понимаете, очень часто жителям того или иного региона нужны совершенно конкретные изменения. Ты можешь быть легитимным, но можешь быть очень неэффективным, не результативным, понимаете?
– Это другой разговор. А можно быть не легитимным и эффективным. Но, все-таки, с точки зрения… Вы сами говорите о гражданском обществе, о развитии страны. Вам не кажется, что осознанный выбор – это важная вещь?
– Это важная вещь. Но еще важнее, чтобы губернатор был хозяином и добросовестно работал, и давал результат. Поэтому хотелось бы иметь и одно, и второе.
– Ладно. Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным, да. О выборах пару слов. Вы знаете, что у нас очень много всегда подозрений насчет подтасовок и подкупа избирателей, что им деньги давали. И уже при вас, когда проходили выборы мэра Жуковского, некоторые наблюдатели утверждали, что людям платили за «правильное» голосование. Платили деньги. Называли сумму 1500 рублей. Есть такой Алексей Макаркин, вице-президент Центра политических технологий. И он говорит, что избиратели не считают постыдным брать деньги за свой голос. Он говорит следующее: «Это такой цинизм. Это следствие усталости. Люди не верят в то, что и кандидат от власти, и кандидат от оппозиции способны что-то изменить. Они никому не доверяют. И поэтому у них здесь нет никаких сомнений, угрызений совести и так далее. Это небольшой заработок, такой же, как и остальные заработки». Вы как-то по поводу этих высказываний, вы назвали это «фейком».
– Да, так и есть. Во-первых, я совершенно по-другому отношусь к нашим избирателям…
– Официального расследования этих обвинений не было?
– Владимир Владимирович, вы знаете, если где и были абсолютно честные выборы, это в Химках осенью прошлой. И весной, по-моему, в Жуковском. Вы можете себе представить, что на 54 участках везде были установлены так называемые КОИБы, автоматизированные системы подсчета голосов? Камеры… По 20 человек…
– Если мне заплатили заранее деньги… Какие камеры? Я пришел и проголосовал.
– А зачем?.. А кто этот человек, который платит? Откуда у него эти деньги?
– Этого я не могу сказать. Но эти обвинения – вы считаете их, вообще-то, пустыми?
– Это неправда.
– Вы в этом убеждены?
– В Жуковском я убежден на 100%.
– Но вы не пытались выяснить, когда пошли эти слухи?
– Я пытался. Скажу честно, с определенными руководителями политических партий я пытался выяснить отношения, поговорить. Я спрашивал: «Для чего вы вносите эту смуту, если выборы были абсолютно предсказуемы, понятны и абсолютно чистые?» Это жанр такой, знаете? Жанр политический. В политике тоже есть своя культура. Она тоже совершенствуется. И очень часто (не всегда) оппозиция начинает кричать о том, что выборы нечестные или подтасованы, или полторы тысячи рублей кому-то кто-то давал. Только ни того, кому давали, ни того, кто давал, невозможно найти. Покажите, кто?
– Пытались? Пытались найти этих людей, хотя бы одного человека, который сказал «мне дали полторы тысячи», чтобы его спросить: «А кто вам дал?» — и размотать эту ниточку? Нет?
– Владимир Владимирович, сейчас 8 сентября выборы в нашей стране. Мы сейчас про легитимность с вами говорили. Насколько Сергей Семенович, я, все губернаторы, все депутаты заинтересованы в чистой прозрачной победе. Нас спрашивают журналисты: «А вы будете устанавливать видеокамеры?» Мы говорим: «Нет, не будем». И знаете, почему не будем? Потому что люди не хотят верить тому, что не в их руках. А вот телефон, которым они снимают, с которого могут выложить в YouTube, куда угодно, этому они доверяют. И они спрашивают: «Дашь нам снимать?» Естественно, фотосъемка, видеосъемка абсолютно разрешена. 20 человек на избирательном участке присутствует тогда, когда выборы идут в Московской области. Это очень большое количество. Еще момент интересный. Эти КОИБы так называемые – они денег стоят. Парадокс заключается в том, что не всегда, но часто наблюдатели требуют пересчитать. Открывается КОИБ и вручную пересчитывается. И на мой взгляд, мы должны посмотреть на мировой опыт. Там очень часто можно увидеть прозрачную урну. Мне кажется, по крайней мере, на сегодня это более проверенный и более рациональный способ организации выборов.
– Продолжая эту тему. Вы сказали: «Я пойду на выборы от «Единой России», от Общероссийского Народного фронта». Для человека подозрительного (а журналисты же все подозрительные, вы же понимаете) сразу возникает вопрос: «Не открещиваетесь ли вы в данном случае от «Единой России» в пользу Общенародного фронта, особенно учитывая, что, вообще-то, на выборах в Московской области «Единая Россия» не то, чтобы так блестяще выступала». Да и кроме того, такое есть впечатление, у некоторых, по крайней мере, что Президент Путин, став официальным лидером Общенародного фронта, как бы, немножко отставляет «Единую Россию»? Он это не скажет и не говорил, но ощущение… Почему вы добавили «Общенародный фронт», а не просто «От «Единой России»?
– Потому что та организация, которая образована, она имеет влияние. После того, как возглавил ее наш Президент, это влияние будет, соответственно, более заметно.
– И побольше, чем «Единой России». Нет?
– Не знаю. Эти вещи нужно смотреть. Всему свое время. Но то, что там очень уважаемые люди, которые неравнодушны, которые вовлечены в общественную жизнь и совершенно точно в общественно-политическую жизнь… И сейчас так называемые праймериз или предварительные голосования, которые я прошел… Я каждую субботу проходил праймериз, Владимир Владимирович. Там по 1000, по 1200 собиралось. И это самые разные люди. Не только «Единая Россия», но и лидеры общественных организаций, просто неравнодушные люди. И они задавали самые прямые вопросы. Поэтому нет, я не собираюсь…
– То есть, у вас нет этого ощущения, что партия, членом которой вы являетесь и руководителем фракции которой вы были много лет…
– Я еще исполкомом руководил 7 лет.
– Да, исполкомом еще к тому же, да. Что постепенно, как бы, ее значение отходит на второй план, и вместо нее возникает Общенародный фронт. Нет?
– Вы знаете, за то, что я и мои коллеги делали в «Единой России» для ее авторитета, мне абсолютно не стыдно. Более того, если хотите, я могу сказать, что я горжусь тем, что нам удалось реализовать. Поэтому нет, я не буду пятиться.
– Хорошо. По поводу Общенародного фронта вы как-то сказали следующее: «Создание такой организации во главе с таким лидером – это важное событие. И я убежден, что создание Фронта открывает новые возможности для отстаивания интересов граждан». Совсем наивный вопрос с моей стороны: почему конкретно это важное событие? И что это за новые возможности для отстаивания интересов граждан, которых до создания ОНФ не было?
– Объясняю. Во-первых, это большая представительная общественная организация. Любая общественная организация в любой демократической стране – это вообще важное событие, потому что она влияет своими предложениями, идеями, своей активностью. Поэтому ОНФ – это важное событие. К тому же эту организацию возглавил наш Президент.
Почему нам это важно? Потому что новые кадры мы можем черпать на муниципальный уровень. Если человек не член партии или член партии, не важно, любой неравнодушный может приходить и предлагать. Может участвовать в выборах. Мы можем его делегировать в муниципальную власть, в региональную власть. И мне кажется, просто дополнительная возможность… Это такая новая форма. Это, что называется, «двери нараспашку», что ли. Я так думаю.
– Так. В одном интервью вы, говоря о России, назвали ее «страной великой, но не свободной». «А мы с вами строим свободную», — говорите вы.
– Нет, я сказал, что когда я родился, я родился в великой стране, но не свободной.
– А сегодня вы считаете, что она свободная?
– Да, конечно.
– Тогда как понять ваши слова: «А мы с вами строим свободную. Вот в чем разница. Нужно на всё время. Чтобы что-то построить толковое, нужно время и терпение, нужно понимание и, конечно, нужно активное гражданское общество»? Это вы говорили о сегодняшней стране, правильно?
– Точно.
– Так это — из области, что первично, курица или яйцо. Потому что без свободы не может быть гражданского общества. А без гражданского общества не может быть свободы. Как вы собираетесь это делать?
– У нас на прошлой неделе была учеба, и всех глав субъектов собрали в очень уютном зале, и академики, профессорский состав ведущих университетов мира читал нам лекции. Это был Беркли, это был Оксфорд и это был израильский институт, Ицхак Адизес.
– Читали по-английски?
– Читали по-английски, у нас был перевод, Владимир Владимирович. Не все так свободно, как вы владеете.
– Да, я понимаю. Но это мой недостаток такой.
– Так в чем там самая главная мысль-то была? Что в современном меняющемся мире только через абсолютное вовлечение людей ты можешь управлять большими системами, большими территориями. И на примере Московской области я совершенно ответственно вам могу заявить, что никто так не участвует и не помогает мне в решении проблем, как те самые неравнодушные граждане. Я это говорю совершенно серьезно и совершенно ответственно. Поэтому гражданское общество формируется, очень много активных людей, людей, которые требуют, которые предлагают, которые отслеживают, сообщают тебе, находятся с тобой в коммуникации. Я ежедневно получаю 60-80 сообщений лично сам для того, чтобы реагировать. Ты закрыл рынок, его утром открыли. Понимаете? В общем, много всяких…
– Скажите, пожалуйста, как вы думаете, сколько потребуется?.. Это, конечно, вопрос некорректный, и поэтому я приношу свои извинения. Сколько понадобится времени, прежде чем можно будет сказать себе честно, не краснея «Россия – свободная страна»? Потому что мы ее строим, свободу, вы говорите. А когда ее построят, как вы думаете, сколько должно пройти? Одно поколение, два? Как по ощущениям внутренним?
– Я же не пророк, Владимир Владимирович. Вы-то как думаете?
– Я? Мне кажется, что, наверное… Ээто не важно, что мне кажется. Важнее, что вы, потому что я не политик.
– Я, знаете, что хочу сказать? Что, все-таки, в XXI веке преобразования идут очень стремительно. И я вижу, что ситуация меняется. Тогда, когда были выборы в третьем, четвертом годах и сейчас это…
– Вы знаете, я ведь преднамеренно не спрашиваю вас конкретно о ваших планах по отношению к Московской области. И не спрашиваю по одной причине. Наши зрители – это далеко не только Московская область. И если б мы с вами только об этом говорили, во-первых, меня бы обвинили, что я занимаюсь пиаром к вашим выборам. И во-вторых, всей остальной стране –как-то, ладно, Московская область, и бог с ней. Но все-таки, Москва и Московская область – это в какой-то степени законодатели моды для страны. То, что происходит здесь, потом постепенно происходит там. Поэтому я хочу затронуть некоторые проблемы, типичные для Московской области. Что вы о них думаете? Первое — мигранты. По вашим собственным данным, таковых в области не менее 20%.
– Точно.
– Так. Значит, в последние годы ежегодно население увеличивается на четверть миллиона человек, правильно?
– Точно.
– Вы как будто бы собираетесь сократить квоты на трудовую миграцию. Это так?
– Сократил, да. Со 150 на 102 тысячи.
– А жители области будут делать ту работу, которую делают мигранты?
– Да, обязательно. Без проблем.
– Хотя, это не квалифицированные работы.
– Вы знаете, владельцы предприятий… Не хочу их обижать, но они часто пользуются очень легким доступом за дешевой рабочей силой, тем более если она нелегальная и тебе за это, по сути, никакого наказания нет. Это имеет очень большое распространение. Говорят, что в Москве порядка 400 тысяч мигрантов. А в Московской области их полтора миллиона. Из них полмиллиона, Владимир Владимирович, нелегальные. С этим делом надо заканчивать.
– Кадры. Некоторые из глав областных районов сидели на своих местах почти по два десятка лет. И все у них, так сказать, схвачено, все в порядке и так далее. До вас это все произошло. Пришлось ли или приходится ли вам встречаться с сопротивлением от них, вам, назначенцу Президента Путина? Вы чувствуете, что не очень бы они хотели, чтобы вы были (некоторые)?
– 29 января я вышел с планом. Для чего? Для того, чтобы как раз объединить всех глав муниципалитетов. Потому что, все-таки, нужна общая цель. Эту цель, по большому счету, сформулировали те, кто живут в Красногорске, в Химках, в Ногинске, в Серебряных Прудах, в Зарайске, в наших городах, понимаете? Мы договорились о том, что это общий план. И все согласились с тем, что эти преобразования мы просто обязаны сделать – не должны, а обязаны сделать. И если мы договорились, если решение принято, то я исхожу из того, что всем нужно эти решения выполнять.
– А если не выполняют?
– С теми, кто выполняют (а это большинство), мы будем дальше работать и ценить их профессионализм. Те, кто будут саботировать, ставить палки в колеса, с теми мы работать не будем.
– Это вы мягко сказали. В другом месте вы сказали «Надо брать за одно место».
– Парламентский опыт, видите? Я подбираю слова.
– Да. Не слышно в вашем голосе дивизию Дзержинского, так сказать. Хорошо. Коррупция. Столько сказано, миллион вещей. В области крутятся миллиарды, огромные деньги. Играют по-крупному. Заинтересованные люди — не последние, не маленькие. Привожу один пример. Мне просто интересно ваше отношение. Есть музей-усадьба Архангельское. Это находится в вашей области, в Московской области (сам музей). Называется еще «Русский Версаль». Действительно, прекрасное, потрясающее место, заповедная территория, да? Рядом хотят построить мегаега торговый центр «Леруа Мерлен», в 300 метрах. И все знающие люди говорят: «Это просто приведет к полному разрушению этого музея». Там завязаны большие деньги. Ваше отношение к этому какое?
– Сложно. Потому что это территория не Московской области. Территория, на которой строится два торговых центра, в частности, уже построены или в активной фазе строительства — так называемый гипермаркет «Глобус», который беспокоит людей, и «Леруа Мерлен» – это то, что люди не хотят там видеть. Но это территория Москвы. Это территория Новой Москвы. В этой связи мы обсуждали с Сергеем Семеновичем, и я сказал о том, что жители Красногорского района возражают против такой стройки в таком заповедном месте. Я очень рассчитываю, что власти Москвы нас услышат и примут соответствующие решения. Или там должны быть вложены деньги для развития инфраструктуры, или спроектированы и построены таким образом, чтобы это не мешало жизни людей.
– Чего быть не может.
– Это должен решить архитектор Москвы. Я это беспокойство довел до мэра Москвы. Мы об этом помним и вместе будем это решать.
– Совсем последний вопрос. Их будет три, но они совсем короткие. Когда-то Президент Дмитрий Медведев говорил о том, что было бы хорошо, чтобы власть вообще ушла из СМИ, чтобы они не зависели от власти. Вы как относитесь к такому взгляду?
– Нормально.
– Вы будете способствовать тому, чтобы в Московской области власть ушла из СМИ?
– Она еще не пришла туда, Владимир Владимирович. Только один канал «Подмосковье»… Но он сейчас требует серьезного профессионального подхода. Я, к сожалению, должен признаться, что его не очень много людей и жителей Подмосковья, в частности, смотрит. Поэтому у нас здесь, что называется, нет засилья…
– Вы согласны, что задача СМИ – показывать, где есть проблемы? Они не могут решить – они могут только сказать «Посмотрите – там непорядок».
– Да, объективно.
– Вас устраивает это?
– Объективно да.
– Устраивает. Мой приятель Марсель Пруст очень просил задать вам несколько вопросов. В каких случаях вы лжете?
– В случае, наверное, крайней необходимости, чтобы не сделать человеку больно.
– Какую черту вы более всего не любите в себе?
– Раздражительность.
– А в других?
– Тоже раздражительность.
– Какое качество вы более всего цените в мужчине?
– Надежность.
– В женщине?
– Преданность.
– Какого таланта у вас нет, которым вы хотели бы обладать?
– Я не успел достаточно хорошо выучить языки. Я считаю, что если бы я владел двумя-тремя языками в совершенстве, это позволило бы мне очень серьезно… Узнать много нового.
– О чем вы более всего сожалеете?
– Не сожалею.
– Из всех поступков, которые вы совершили, есть ли хоть один, о котором вам бы хотелось забыть? Я не спрашиваю, какой.
– Есть.
– Вам дьявол предложил бессмертие, вечную молодость без всяких условий. Приняли?
– Он должен с Богом согласовать.
– Тогда, оказавшись перед Богом, что вы ему скажете?
– Скажу ему: «Прости меня, Господи, я в твоем полном распоряжении».
– Это был Андрей Воробьёв. Спасибо вам большое.
– Очень приятно.
Интервью 2013 года
