По окончании университета зарабатывал на жизнь научными переводами

– Владимир Владимирович, ваше решение поступать на биологический факультет. С чем оно было связано?

– Иван Петрович Павлов.

– То есть вы хотели быть как Павлов?

– Да, хотел. Я вообще считал, что я открою тайны человеческого мозга. Я читал Павлова… начал читать его, когда мне было лет, наверное, шестнадцать. И был совершенно потрясен тем, что он там писал, и восхищался его опытами, и вообще условные рефлексы меня невероятно интересуют до сих пор.

– До сих пор?

– Да. Ну, в общем, это отдельная тема, но я решил, что вот точно совершенно – это то, чем я буду заниматься.

– А в какой момент вы поняли, что вас вывозит в какую-то другую сторону?

– К концу 3-го курса.

– А с чем это было связано?

– Я просто стал отдавать себе отчет в том, что я не ученый, что у меня не ученые мозги, что это другое совсем. Что мне надо что-то другое. То есть к этому моменту я считал, что я знаю, что я хочу переводить английскую поэзию на русский язык, я этим буду заниматься и восхищался этим и т.д.

Вообще, литературу я всегда очень любил, и собственно стал этим заниматься, и по окончании университета зарабатывал на жизнь научными переводами. Все-таки у меня три языка. Но для себя тоже переводил.

– А что вы переводили?

– Ну, мой любимый поэт тогда был Джон Донн.

– «По ком звонит колокол». Это же самая известная его цитата.

– Эпиграф. Это, правда, не стихотворение, это проповедь. Ну, я много что переводил. И каким-то непонятным для меня образом какие-то мои черновики попали к Самуилу Яковлевичу Маршаку. По-моему, все-таки это моя теща, композитор Зара Левина, она с ним была знакома, потому что она писала песни в том числе для детей, а он детский поэт, писатель и так далее. Ну, короче говоря, мне позвонила его экономка Розалия Ивановна. Немка из Риги, которую он спас во время войны от расстрела. И сказала мне скрипучим голосом, что меня просит приехать Самуил Яковлевич Маршак, а для меня это было все равно как Господь Бог. Я к нему приехал… Запомню навсегда. Такой невысокого роста совсем, с большой головой, лицо целиком в мелких-мелких морщинках…

– При том, что он же был не то чтобы очень старый…

– Да. Но тогда люди по-другому выглядели. У него были большие такие уши. Я думал, что они как у слона шершавые, хотел их потрогать. Но этого не сделал. Маленькие зеленые глаза за толстыми стеклами очков. Он меня повел к себе в кабинет и сказал мне, что у меня есть некоторые способности, но нет умения. И что если я соглашусь быть его литературным секретарем, то он время от времени будет со мной заниматься. Ну, вообще!..

– А ваши переводы, они изданы?

– Кое-что да. Ну, и конечно, какой же я был литературный секретарь. Я был писарь. Я отвечал на его письма из Англии, из Франции, из Америки, и из России, кстати говоря. Он мне время от времени читал свои переводы, потому что он очень любил на слух и спрашивал – как? Ну, как? Гениально, конечно же.

Но благодаря ему я совершенно заново постиг русскую литературу, о стихосложении очень много. Он так потрясающе рассказывал, я заново все прочитал. Он всех знал. А кого не знал лично, он знал творчество. В общем, мне дико повезло. И конечно, это был выдающийся человек.

Он очень много курил. Он курил четыре пачки в день и у него были плохие легкие. И когда он заболевал, сразу легкие, температура, начинал бредить. И просил меня сидеть около его кровати. Он был очень одиноким человеком. И я помню, как я однажды сидел рядом с ним, он пришел в себя, а в кровати он выглядел таким маленьким. Он так смотрит на меня и говорит: Эх, Владимир Владимирович, поедемте в Англию? Я говорю: Конечно, Самуил Яковлевич. А я не выездной совершенной… И купим конный выезд. Я говорю: Хорошо. И вы будете сидеть на козлах, но внутри буду сидеть я, потому что там будут красивые женщины, а вы не умеете с ними обращаться.

Ну, в общем вот так вот. Вот такие приключения.