– Владимир Владимирович, я хотела поговорить о страхе, который есть у моих ровесников, и, если честно, наличие этого страха меня радует и вселяет надежду, что наше общество все-таки адекватное. Это страх войны.
Вот мне кажется, в постсоветское время, возможно, у людей в течение какого-то времени было заблуждение, потому что у людей просто не было возможности контактировать, не было коммуникаций – был железный занавес, нельзя было поехать за границу, не было интернета. Сегодня есть социальные сети и, казалось бы, что сегодня просто можно зайти на Фейсбук и узнать, что рядовой немец или рядовой американец, думает о той или иной теме, но при этом почему-то конфликтов и напряженности между нашими странами меньше не становится, и в этот момент я ловлю себя на мысли, что, возможно, конфликт все-таки не только между нашими правительствами, но и также вообще в целом. Это противостояние какое-то цивилизационное или между народами.
А вот на ваш взгляд, почему современный мир, когда мы можем напрямую без политиков сегодня общаться, почему это не приводит к лучшему пониманию людей по ту сторону океана?
– Да и по эту сторону.
– И в обратную сторону. Конечно, да.
– Это очень сложный вопрос. Как мне кажется, и по ту сторону, и по эту сторону не особенно хотят общаться на эти темы. Совсем другие темы у людей. Темы, на мой взгляд, не то что второстепенные, а третьестепенные – по поводу сериалов, кино, кто что купил, кто с кем спал – вот это вот все. А серьезные вопросы, о которых вы говорите… судить более-менее подробно о том, как общаются, и общаются ли, – мне трудно.
Но когда речь идет об отношениях между странами, о геополитике, то на сегодняшний день по крайней мере рядовые люди не принимают в этом участие, да и не могут. И та ситуация, в которой мы находимся сегодня, крайне опасная. Вероятность военного столкновения из-за того, что происходит вокруг Украины, вполне реальна. При этом это может произойти случайно, потому что напряжение очень высокое, и случайное какое-то недоразумение может спровоцировать какой-то обмен ударами.
Я считаю, что люди недостаточно бояться войны. Еще лет 40 тому назад гораздо больше боялись, демонстрации проходили в Европе. Ну, у нас в Советском Союзе, конечно, этого не было, потому что нельзя было, но в Европе были массовые демонстрации против размещения ракет среднего радиуса действия, против того, против сего, то есть люди по-настоящему были обеспокоены.
Сегодня у меня нет ощущения, что люди обеспокоены. В лучшем случае где-то на кухне за столом чего-то там поболтают об этом, но так, по-настоящему, чтобы понимать, насколько это опасно, – у меня этого ощущения нет. И не только у нас, но и у них то же самое.
Ну, хорошо, Америку никогда не бомбили. Они на самом деле не знают, что такое война. Просто не знают. А здесь все-таки есть генетическая память какая-то, и все равно, меня удивляет, что как-то вот так. Ну вот написала группа интеллигенции нашему правительству письмо, что, мол, не надо войны и так далее.
Но я не согласен с вами, у меня нет ощущения, что у вашего поколения есть настоящий страх перед войной. Мне так не кажется.
– Известна фраза, что если третья мировая война будет вестись при помощи ядерного оружия, то четвертую мировую войну будут вести при помощи палок. А на ваш взгляд, сейчас есть страна в мире, которая могла бы рискнуть применить ядерное оружие?
– Северная Корея в принципе могла бы. Я не думаю, что нам это грозит, но по психологии, по менталитету могла бы. Я полагаю, что и Китай мог бы. Я лично очень опасаюсь Китая. Миллиард триста миллионов человек – это значит, скажем, потерять триста миллионов – вся Америка исчезла, ее нет больше, а еще остался миллиард на всякий случай в Китае.
То есть опасения, что очень много потеряем людей или всех потеряем, – у китайцев нет. И совсем другое отношение к ценности человеческой жизни. Менталитет, он другой, и я допускаю, что да, в принципе могут. А потом еще другая сторона, даже наша. Если предположим, что начинается какой-то военный конфликт, и мы начинаем терпеть поражение в этом конфликте, то у меня нет никаких сомнений, что мы примем такое решение. Если я не ошибаюсь, президент Путин как-то сказал, что если есть уверенность, что будет драка – бей первым.
– Вы сказали, что вам не кажется, что у молодых людей тоже есть достаточный страх относительно того, что может начаться война, но, с другой стороны, ведь решение принимают сейчас явно не мои ровесники. Может быть, сейчас я перекладываю ответственность на кого-то, но…
– Но это правда. Это правда. Но вы понимаете, в других странах, ну в частности в моей любимой Франции, но не только, когда людей что-то начинает беспокоить – они выходят на улицу. Они выходят на улицу в огромном количестве и требуют от своих властей чего-то – того или иного. И часто добиваются своего. То есть они дают знать власти, что они этого не хотят. И власть должна задуматься, потому что власть хочет быть избранной. Вот эта проблема. У нас этого нет. У нас пока что не очень развито чувство гражданской ответственности. Поэтому происходит то, что происходит.
– Но во Франции полиция более мягко часто реагирует на митингующих, чем в России.
– Ну, не знаю. Я был там во время демонстрации желтых жилетов – там я бы не сказал, что мягко, там весьма жестко. Другое дело, что в Китае все жестче.
Интервью от 01 февраля 2022 года
