– Владимир Владимирович, в романе Фрэнка Герберта «Дюна» есть такая фраза то, что истинный лидер не ищет власти – его призывают. Вы согласны с ней?
– Нет. Я не согласен. «Истинный лидер», видите, тут важно, что имеется в виду: если имеется в виду нечто, ну, скажем так, благородное, условно говоря, – тогда да. Тогда я согласен.
Но вообще говоря, в основном лидеры – это люди, которые стремились к власти, которые хотели этой власти, добивались этой власти. Обычно по двум причинам: либо потому, что сама власть страшно притягивает – сама власть является целью. Либо ощущение того, что ты – мессия некий и что ты знаешь, что людям надо; ты знаешь, как надо все сделать, чтобы всем было хорошо – и вот это вот притягивает.
Мне не нравятся ни те, ни другие, потому что, как правило, даже те, которые «мессия» – они еще хуже, потому что они в некоторой степени фанатики – они навязывают людям свое представление о том, как люди должны жить. Это – худший вариант.
– Я хотела поговорить именно на эту тему, потому что – это действительно слава, успех – это то, к чему стремятся молодые люди, то, чего они часто жаждут, но часто они, мне кажется, не задумываются о том, как сохранить себя самого, когда на них это обрушивается.
Вот как удалось сделать это вам? Остаться действительно достаточно простым человеком в общении?
– Ну, я уже об этом рассказывал. Ко мне это очень поздно пришло. Мне было за 50, и к этому времени ты все-таки начинаешь понимать, что к чему: и что ценно по-настоящему, а что преходящее.
Я совершенно не знаю, как я б себя повел, каким бы я оказался, если бы это пришло ко мне, когда мне было 25 лет. Сумел бы я справиться с этим или нет? Не знаю искренне. Надеюсь, что да, но не могу сказать, потому что этого не произошло.
Но вообще стремление к славе… мне не очень нравится это. Стремление добиться чего-то в своей профессии – это я понимаю. Но вот чтобы за этим стояла жажда известности и славы – мне не кажется, что это хорошо.
– У меня был период, когда я училась в Европе, и вот мой опыт общения с молодыми людьми особенно показывал, что поколение, которое там сейчас, молодых людей, они более сконцентрированы на каких-то глобальных вещах – таких как экология, равенство, чем, допустим, если сравнить с моими сверстниками в России, которые больше как раз заточены на какие-то материальные приоритеты.
Согласны ли вы с этим? Как вы думаете, с чем это может быть связано?
– Ну, во-первых, я согласен. И во-вторых, я думаю, это связано с тем, что ваши знакомые европейские прошли некий путь, который здесь еще мы только проходим. Вот эти все материальные блага, вот эти все вещи – там это более-менее стало рядовой частью жизни. У нас еще нет.
Люди еще испытывают голод по этим вещам, а они еще занимают пока высокое место. Не такое высокое, как даже 10 лет тому назад, когда людям было важно, какой марки у тебя, например, галстук. Сейчас это уже не так.
Но все-таки пока еще вот эта жажда материальных благ, так сказать, во главу угла – это характерно именно потому, что «не наелись». И это я прекрасно понимаю. А в Европе «наелись».
– Как думаете, насколько Россия в этом плане по времени отстает от Европы?
– Лет на 20. Так мне кажется.
– То есть через 20 лет мы тоже больше будем…
– Мне так кажется. Но знаете, я не очень люблю предсказывать, потому что это все гадание на кофейной гуще и не очень серьезно. Столько говорят: будет то-то и то-то и то-то – никогда этого не бывает; люди попадают пальцем в небо, а на самом деле мы даже не знаем, что будет завтра или послезавтра.
Поэтому сказать, что будет через 20 лет, конечно, это немножко «детские игрушки», но все-таки мне кажется, что если мир будет развиваться именно так, как он развивается сегодня, то лет через 20–25 вот эта вот материальная сторона жизни станет менее важной для большинства наших граждан.
