Моя предыдущая программа была посвящена тому, что происходит сегодня, невероятному, небывалому обострению отношений России с Западом, прежде всего с Соединенными Штатами, потому что это единственная страна, которая в данном случае имеет значение.
Можно смело сказать, никого не обижая, что ни у одной из западноевропейских стран нет внешней политики. Она не существует. Есть американская политика, американский гегемон, который дает указания. Есть разные страны, которые высказывают желание, чтобы было так или эдак, но все-таки определяющим во всем этом деле являются Соединенные Штаты.
И конечно, даже в годы холодной войны такого не было. Даже во время кубинского кризиса, а это октябрь 1962 года, когда мир был на грани ядерной войны. Я считаю важным об этом напомнить в связи с тем, что я еще буду говорить.
Хочу вам сказать, что в 1961 году Соединенные Штаты расположили 15 баллистических ракет в Турции. Эти ракеты могли долететь до Москвы за 15 минут. Это была реальная опасность. И тогда советское руководство во главе с Никитой Хрущевым переговорили с Фиделем Кастро о том, чтобы разместить советские ракеты на Кубе, это было абсолютно законно, без нарушений каких-либо международных правил, или прав, или законов. Две независимые страны приняли такое решение.
Кастро, конечно, очень захотел этого и советская сторона стала там строить площадки и привозить необходимые технические материалы, конечно, в секрете. Но все-таки американская воздушная разведка увидела это. Это было доложено президенту Кеннеди, который усмотрел в этом реальную, говоря формальным языком, экзистенциальную опасность для Соединенных Штатов Америки.
Куба находится в 90 км от Флориды и оттуда советские ракеты до Вашингтона могли долететь очень быстро, минут за 10. И поэтому Кеннеди выдвинул ультиматум. Он сказал: либо вы перестаете и убираете строительство и разворачиваете обратно корабли, которые везут ракеты, либо мы бомбим эти площадки и топим ваши корабли, и если это начало Третьей мировой войны, – так тому и быть.
Я лично знаю людей, которые принимали участие в этих абсолютно тайных переговорах. Все это было. Эти ультиматумы выдвигались непублично. Что важно. И хватило ума как у Хрущева, так и у Кеннеди, чтобы договориться. Американцы тихо, без того, чтобы даже об этом объявить, убрали свои ракеты из Турции, ну как бы не потеряв лица, а мы развернули свои корабли и к неудовольствию Фиделя Кастро все это убрали. И мир был спасен.
Это был единственный момент, когда запахло войной по-настоящему. Поэтому я говорю, что сегодня момент уникальный, потому что запахло войной. Я не знаю, насколько внимательно вы следите за тем, что происходит, но если вы смотрите наше телевидение, эти ток-шоу всякие политические, новостные программы, то если у вас нет ощущения, что вот-вот что-то будет, то это странно, потому что об этом только и говорят. Речь не идет о ядерной войне, вроде договорились, что ее не будет, потому что в ней не может быть победителя. Речь не идет о войне между Россией и Соединенными Штатами, но речь идет о локальной европейской войне. Это очень неприятно.
К сожалению, в наших телевизионных программах излагают только нашу точку зрения. Я говорю почему – к сожалению, не потому что она неправильная а потому что нужно знать точку зрения другой страны, чтобы для себя хоть какие-то вещи решить. В Америке то же самое. Я смотрел там, конечно, телевидение. Это абсолютно то же самое. То есть это обратная сторона медали. Там разговор только о том, что мы собираемся вторгнуться в Украину – это просто постоянно, все время, как неизбежность совершеннейшая, хотя на самом деле я могу сказать абсолютно твердо, что таких планов нет, и более того, что наше руководство – и я хотел бы вынести за скобки, я это делаю всегда, когда речь заходит о политике, что я не являюсь сторонником Путина, не являюсь сторонником Единой России, не являюсь членом какой-либо партии и это важно для меня. Так вот я могу сказать ответственно, что российское руководство понимает, что вторжение с нашей стороны в Украину для нас крайне невыгодно.
Во-первых, это колоссальная потеря лица в мире. Во-вторых, это потеря многих наших людей, потому что сегодня украинская армия – это не армия 14-го года, это совершенно другая армия, и будет много убитых. В-третьих, потому что оккупировать Украину это надо много людей и будет партизанская война. Опять же будут большие потери. Мы ничего не выигрываем в результате такой войны, ровным счетом. Правда, у нас есть люди, которые являются сторонниками войны. Так же как в Америке и у нас есть партия войны, которая мечтает о Новороссии (называют так они это). Новороссия – это забрать еще и Донбасс. Это люди с имперскими аппетитами.
Потерянная империя – для многих очень болезненная штука. Это видно во многих странах. Это видно в Великобритании, это видно во Франции до сих пор, хотя они давно потеряли свои империи. Россия стала империей при Петре, это последняя треть XVII века, и все это время вплоть до распада Советского Союза была империя и все это было потеряно очень недавно. И вот это вот имперское ощущение живет, и оно живет, я думаю, в очень многих людях, и отношение к бывшим советским республикам такое, как бы сказать, несколько высокомерное, что они все-таки вторичные, и это, конечно, имперский взгляд, и в частности, даже взгляд на Украину, что все-таки Украина при всем при том это младший брат, а не равный брат, пусть даже брат.
Вот поэтому вот эти настроения вернуть это каким-то образом, они существуют совершенно реально.
25.01.2022
