– Владимир Владимирович, вы уже говорили как-то о том, что Америка – это серьезная страна, самая крупная решающая страна, и просто так там стать президентом непросто.
Если вы помните, в ходе выборной кампании Клинтон – Трамп наше телевидение особенно уделяло очень много внимания неким физическим особенностям Клинтон, которые могут ей помешать. Говорили – то такая болезнь, то такая. Рассуждали в прессе об эпилепсии и так далее. Как только избирательная кампания прошла, про все виды недугов Хилари Клинтон сразу все повсюду забыли.
В эту избирательную кампанию происходило то же самое. Избирательная кампания была Трамп – Байден. И соответственно львиная доля прессы была посвящена физическим особенностям Байдена, которые вызывают сомнения в его адекватности.
Поскольку я считаю неплохо и уместно начинать со своей колокольни, многие в нашей стране родились в крупнейшем геополитическом образовании мира, в Советском Союзе, и застали период новой России, где минимум три руководителя производили крайне неадекватное впечатление и особенности их поведения заставляли задумываться об их адекватности. И я не думаю, что такое геополитическое образование как Советский Союз хоть немного уступал в решении на карте мира такой стране как Соединенные Штаты Америки.
Вопрос такой: почему нам можно, а им нет? Почему мы можем предположить, что в нашей стране первое лицо государства или в связи с алкоголем неадекватен, или в связи с болезнью неадекватен, или как Андропов, например, на последнем году своей жизни. Но мы не можем представить, чтобы это было в другой стране.
Владимир Познер: Послушайте, не надо путать пропаганду с реальностью. Почему мы придумывали по поводу мадам Клинтон? Потому что она нам не нравилась. Она действительно позволила себе как-то сравнить Путина с Гитлером. В общем говоря, это похуже, по-моему, чем назвать его киллером, как это сделал Байден. А Трамп наоборот говорил, что все-таки надо с ним сотрудничать, я думаю, что я смогу, и прочее.
И поэтому стали искать – а что можно найти, чтобы ее, во-первых, в глазах собственного народа выставить не совсем в порядке. Она проиграла. Демократы даже говорили, что это из-за нас.
Конечно, нам бы хорошо чувствовать себя такими могущественными, что мы можем влиять на выборы в Соединенных Штатах. Мы ни черта не можем, конечно. Но приятное чувство такое.
Потом уже следующее: Трамп – Байден. Мы за Трампа? За Трампа. Значит, что найти у Байдена? Да вот маразматик, да вот он забывает фамилии, да вот он не знает, в каком он городе, да вот… Это такая, знаете, ли игра. И она не соответствует на самом деле ничему.
Когда вы говорите о периоде Советского Союза, ведь родился даже анекдот, что у нас появился новый вид спорта – гонка на лафетах, поскольку у нас подряд Брежнев – бах, Андропов – бах, Черненко – бах. Ну уже просто было… Но это были действительно больные люди. На самом деле, причем тяжело больные. Мы об этом, конечно, не говорили, потому что в Советском Союзе все было закрыто. В Советском Союзе ни о чем говорить было нельзя. Я вам говорю как человек, работавший в средствах массовой информации. Так что тут говорить не приходится.
Что касается Горбачева, то это здоровый человек был совершенно. Сейчас он болен, но ему 90 лет уже. Что касается Бориса Николаевича – он любил выпить. Что правда, то правда. И об этом писали и у нас.
Понимаете в чем дело? Это был своеобразный период. Все-таки 90-е годы – это годы удивительной свободы в России. Потому что Борис Николаевич, которого я лично знал, поэтому могу сказать со знанием дела, абсолютно не считал возможным каким-то образом влиять, вмешиваться в средства массовой информации. Что видите, то и говорите, то и пишите. То и говорили и писали. И в этом смысле, на мой взгляд, он себя вел очень благородно.
Могу вам рассказать личную историю – просто чтобы дать вам некое представление.
Когда он еще был только в Госстрое, может быть, вы помните, что он был в опале и его назначали заместителем начальника Госстроя СССР. И он баллотировался в Президиуме Верховного совета Российской Федерации, и там было еще два человека: Рыжков, который возглавлял Совмин, и директор ЗИЛа фамилию которого я забыл.
И мне предложили взять интервью у Ельцина. Я с удовольствием. Я пришел. Это было на Новом Арбате. Ко мне вышел навстречу Ельцин – он выглядел потрясающе. Серебристые волосы, розовые щеки, такие пронзительные голубые глаза, костюм как будто вшит прямо. Ну, замечательно. Хорошее рукопожатие. Такой русский красавец.
Я ему говорю: Борис Николаевич, у нас в эфире полчаса, поэтому давайте запишем ровно полчаса, чтобы ничего не резать, не убирать и так далее. Он прекрасно отвечал на вопросы. Это было, предположим, в среду или в четверг. В воскресенье раздается телефонный звонок, я беру трубку, говорю: да, алло. Владимир Владимирович? – Да. – Это Ельцин. – Здравствуйте, Борис Николаевич. Я вас хотел предупредить, что наше… (а они его запретили, интервью наше, слишком хороший он был). Значит, наше интервью украли и показали в Питере и в Екатеринбурге, говорит Ельцин. Я говорю: да? Интересно. Он говорит: вам ничего не будет? Я говорю: а что? Не я украл. Он говорит, ну имейте в виду, если что-то, вы мне звоните, я помогу.
Вы понимаете, он предложил мне свою защиту. Эти люди таким не отличаются. Понятие благодарности не входит в их обычное состояние, а он вот так вот себя повел.
А так-то да, была такая вещь… И более того, его поили, его спаивали. В этом был интерес. Но об этом писали открыто совершенно, здесь не было никакого секрета. Поэтому я бы не стал это сравнивать. Это разные вещи.
А что касается Владимира Владимировича – тут уже вопрос другой. О нем вообще не пишут. Какое у него здоровье, что у него? Ну, мы видим его, там по пояс голый, так сказать, на коне, там с мышцами. Это да. Но так – нет. Но это другая эпоха. Она изменилась. Она изменилась, причем так существенно.
