О запрете публичного отождествления роли СССР и фашистской Германии во Второй мировой войне

Несколько дней тому назад у друзей на даче отмечали День победы. Как всегда бывает в таких случаях, стали обсуждать разные вопросы. Например, по чьей вине СССР не был готов к войне и потерпел такой страшный урон в 1941-м. Почему немцам удалось дойти до Волги? Были и другие темы, как то, насколько программа ленд-лиза помогла СССР победить нацистскую Германию. Но настоящий, я бы даже сказал, страстный спор возник в связи с подписанием советско-германского пакта о ненападении.

Одни говорили, что подписание этого пакта – позор, что нельзя было договариваться о чем-либо с Гитлером. Другие говорили, что это было необходимо, чтобы оттянуть начало войны. Тут же возражали: если понимали, что грядет война, почему нас застигли неготовыми 22 июня 1941 года? Надо сказать, что толкового ответа не последовало.

Но это еще были цветочки. Настоящая битва возникла вокруг вопроса о тайных протоколах к этому пакту, в которых оговаривались, в частности, права СССР на страны Балтии, которые тогда были независимыми. Долгое время официальные представители СССР и РФ отрицали само существования этих протоколов. Потом, правда, пришлось признать, хотя и сквозь зубы.

Самым интересным в споре был все-таки вот какой вопрос: что бы было, если бы СССР не подписал пакт? Мы все знаем, что история не терпит сослагательного наклонения, понятно, что нет ответа на этот вопрос. Но любопытно порассуждать.

Допустим, Сталин распорядился заключить пакт с Гитлером, чтобы оттянуть войну и лучше подготовиться к ней (оттянул ли – неизвестно, но не подготовился – это факт). А в чем был интерес Гитлера? Об этом мало говорят.

23 августа 1939 года Риббентроп и Молотов подписали пакт, который потом стали называть их именами – «пакт Риббентропа-Молотова». Ровно через 9 дней вооруженные силы Германии вторглись в Польшу. Понятно, что планы вторжения в Польшу были разработаны за долго до подписания пакта.

Не совсем понятно вот что: вторгся ли бы Гитлер в Польшу, если бы Сталин не согласился подписать этот пакт? Как мне кажется, нет. Ему нужен был СССР-союзник, и он его получил. Не будем забывать о том, что ровно спустя 17 дней после вторжения немцев в Польшу Красная Армия сама вошла в Польшу и двигалась на Запад, пока не встретилась с немецкими частями. Я сам видел документальную хронику этих встреч: на трибуне стоят немецкие и советские офицеры, а мимо них парадным шагом идут солдаты Вермахта и Красной Армии. Должен признаться, что когда я впервые увидел эти кадры, у меня холодок прошел по спине.

В это же время советские войска вошли в Латвию, Литву и Эстонию, которые были объявлены республиками СССР. Словом, все было непросто, многое и по сей день не ясно, говорить и спорить есть о чем.

Все это я пишу в связи со статьей, которую я прочитал в номере «Коммерсанта» за 17 мая. Статья называется «Незваный историк хуже карателя». Она посвящена законопроекту, который 5 мая внесли глава думского комитета по культуре Елена Ямпольская, первый вице-спикер Госдумы Александр Жуков и сенатор Алексей Пушков.

Они предложили запретить отождествлять в публичных выступлениях, СМИ и интернете «цели, решения и действия» советских руководителей и военных с «целями, решениями и действиями» нацистов. Как написано в статье, «нельзя будет отрицать и “решающую роль советского народа в разгроме нацистской Германии и гуманитарной миссии Союза СССР при освобождении стран Европы”». Четыре комитета Госдумы одобрили этот законопроект.

По этому поводу я хотел бы высказаться – вполне притом публично.

1. По этому законопроекту выходит, что по определенному вопросу может быть только одно мнение. Вернее, не так: мнений может быть много, но публично можно высказать только одно. Это мне что-то напоминает, не то из советского, не то из германского прошлого. Причем напоминает очень сильно.

2. Конечно, можно людям заткнуть рот, но закрыть мозги (многие старались, как в Германии, так в СССР, а когда не удавалось – отправляли инакомыслящих в концлагеря и ГУЛАГ) пока никому не удавалось.

3. Как только мнение – пусть самое идиотское, реакционное, вредное – становится запретным, оно тут же становится привлекательным и обретает силу, которой прежде у него не было.

4. Как мы знаем, запрет на публичное выражение инакомыслия приводит только к тому, что окружающий мир, которому ничего об этом не было известно, поднимает это мнение как знамя.

5. Я представил себе, как я выступаю на лекции (что случается довольно часто) и меня спрашивают, что я думаю по поводу пакта Риббентропа-Молотова и его последствий, на что я отвечаю: «У меня есть соображения на сей счет, но высказать их вам не могу: оштрафуют, а то и посадят».

6. Я хочу поблагодарить госпожу Ямпольскую, равно как и господ Жукова и Пушкова за то, что они (пока) не включили мою кухню в публичное пространство; а вот если двое заспорят в метро, то как будет?

7. Сказать, что этот законопроект антидемократичен – не сказать ничего. И я очень, очень надеюсь, что он не дойдет до стола президента Путина, а если дойдет, то не будет подписан.