– Я большой поклонник русской интеллигенции. Всегда говорю, что интеллигенция — это исконно русское понятие. Даже английское слово «intelligentsia» этимологически и по смыслу относится к России.
Интеллигенция формировалась как алмаз. Алмаз является самым твердым минералом, однако образуется на основе углерода — самого мягкого из минералов. Под колоссальным давлением на глубине в 100–200 км, где температура достигает порядка 1000 градусов Цельсия, в течение длительного времени углерод подвергается ударам и взрывам и выносится на поверхность уже алмазом. И русская интеллигенция есть результат длительного и колоссального давления, по причине которого выкристаллизовывается та самая intelligentsia.
После Гражданской войны ее уничтожили. Этой прослойки больше нет и не будет, так как для этого нужны условия: вновь мучения и борьба. А вот потомки интеллигенции есть. Это особые люди. Знаете, что они ощущают? Невообразимую ответственность за то, что сейчас происходит! Как общественная прослойка они нигде больше не представлены.
– А гении представлены? Есть среди Вашего окружения такие?
– Нет. Если только среди ученых несколько человек.
– Говорят, что талант и безумие ходят рядом. Нарочито ли это безумие и считается ли гением тот, кто мыслит здраво, последовательно, приводит аргументы?
– Кто такой гений? Гений, безусловно, видит мир не так, как другие. Когда мне было лет семь, я попросил своего отца объяснить мне значение этого слова. И он ответил:
«Я попробую. Сейчас ты поймешь. Жил-был мальчик по имени Карл и по фамилии Гаусс. Жил он в Германии в городе Брауншвейге. Когда маленькому Карлу исполнилось шесть лет, его отправили в школу учиться всякой всячине, в том числе арифметике: сложению, вычитанию, умножению и делению. Однажды учителю арифметики попалась необыкновенно интересная книга. Ему хотелось почитать ее, а не заниматься с этими маленькими болванами. И вот он придумал, как их занять. «Дети, — сказал он, — напишите все числа от единицы до ста и сложите их. Когда получите ответ, скажете мне». И он стал читать. Все дети начали записывать числа столбиком. И тут маленький Карл поднял руку.
— Тебе что, Гаусс, в туалет? — спросил учитель.
— Нет, господин учитель, — ответил Гаусс. — Я получил ответ.
— И что это за ответ? — сильно удивился учитель.
— Пять тысяч пятьдесят.
— И как же ты получил этот ответ? — еще больше удивился учитель, который и сам не знал, что получится, если сложить все числа от одного до ста.
— Очень просто, господин учитель, — ответил маленький Гаусс. — Представьте все числа от единицы до ста, записанные в ряд. Вот так.
И он подошел к доске и написал: «1 + 2 + 3 + 4 + 5…50 + 51…96 + 97 + 98 + 99 + 100».
— Теперь, — продолжал он, — сложите две крайние пары: 1 + 100 = 101. Теперь сложите следующую крайнюю пару: 2 + 99 = 101. Теперь следующую: 3 + 98 = 101. И так до последней пары: 50 + 51 = 101. Значит, пятьдесят пар по сто одному. Множим 101 на 50, получается 5050.
И учитель понял, что имеет дело с гением».
Гений увидел не так! Он нормальный? Нет, он не нормальный, так как обычный человек так не видит. Если считать нормой превалирующее число людей одного мнения, Гаусс уникальный (безумен в этом смысле), но когда мы говорим в значении «больной», то гений необязательно умалишенный. Пушкин был совершенно адекватным гением.
– А вот Чезаре Ломброзо утверждает, что худоба, плохая мускулатура, бледность, повреждения головы, меланхолии и мономаньячность являются признаками гениальных людей.
– Не согласен. Эйнштейн больной, что ли? Нет. Мы знаем, как он жил, как он выглядел. По Чезаре Ломброзо он не типичный гений, да. Единственное, в нем была некая детскость.
– Гениям присуща мания величия и уподобление себя божественному? Помните, как у Набокова, когда герои просят Бога отпустить их, а автор вмешивается со словами: «И я его отпустил…»?
– Да, но Набоков не гений. Вообще, гении редко отдают себе отчет в том, что они особенные. Вся их творческая деятельность бессознательна. И тот человек, который написал: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», — это редкий случай: чтобы человек еще тогда понимал, кто он есть. Часто гениям свойственны сомнения, разочарования, раздражения, неудовлетворенность собою. Далеко не все понимали, что они навечно.
– Кстати, кто Вам ближе — Сирин или Газданов?
– Да ни тот, ни другой. Я восхищен тем, как пишет Владимир Владимирович, как он жонглирует словами, какой он мастер и стилист, но, на мой взгляд, он неглубокий человек. И пожалуй, на английском он писал более важные труды, чем на русском, на котором создавал свои произведения, будучи в берлинской эмиграции. Считаю, «Лолита» — его самое крупное произведение. И это вовсе не эротический роман, как некоторые смеют думать, тем более не порнографический. Это очень трагическая вещь. Очень. Отмечу, что я не поклонник его несчастного и довольно-таки скверного героя. «Защита Лужина» — да! Очень стоящий и сложный метароман, наполненный всевозможными смыслами. «Бледный огонь» — тоже да, но не мой фаворит однозначно.
Текст: Анна Рафаэлли для журнала B.U.K
Фото: Роман Разуменко