– Владимир Владимирович, кого из русских писателей Вы считаете гением номером один?
– Если Пушкина относить лишь к поэтам, то это, безусловно, Гоголь! Я считаю его самым гениальным из всех. Картина, которая им создается, живая, детализированная, он мог сотворить невероятное число реальностей одновременно. Читая его, забываю, что передо мной книга, — ощущение, будто бы смотрю кино. Его чувственная действительность, этот гуманный реализм. Причем неважно, что читать, — все гениально! «Петербургские повести» — это ах! Как эти слова так соединяются?! Невероятно! Мы все знаем, что Гоголь был не совсем нормальным человеком, хотя, с другой стороны, что такое норма, тоже неясно. Всякий гений сильно отличается от всех остальных. Кроме Пушкина. Уверен, что мог бы сидеть с Александром Сергеевичем за одним столом и просто болтать! С Гоголем вряд ли.
Еще. В первый ряд, наравне с Николаем Васильевичем, я ставлю и Достоевского, и Чехова. Спросите, почему здесь нет Толстого, ведь он неподражаем. Все верно, и все просто: Толстого я не очень люблю. А гениальность Достоевского не могу отрицать. Он меня потрясает своим глубоким познанием людей. Как же он хорошо в нас разбирается! Причем как с лучших, так и с худших сторон. И нет ни одного писателя в мире, который смог бы приблизиться к нему. Это феноменальная гениальность. Я полагаю, что он был не очень адекватным человеком, потому что невозможно разобраться в этой человеческой грязи и гнуси, будучи не таким! Если говорить о прозаиках, обожаю Лескова и Бунина.
– Есть ли шанс возродить подобный язык и литературу?
– То, что сейчас повсеместно происходит с языком, в значительной степени отражает общество и влияет на его развитие. За все катаклизмы с литературным языком отвечают писатели, они в ответе за литературную бесполезность. Создается очень много лишнего, и весь процесс высокого искусства превращается в нон-стоп производство.
Если Вы посмотрите собрание сочинений великих писателей, там львиная доля принадлежит черновикам, переписке, в то время как самих книг не так много. Ныне литература рассматривается как заработок для многих, если не для всех. Вы можете себе представить, чтобы в XIX веке говорили о бестселлерах?! Даже сама мысль о подобном ввергла бы наших предков в творческий шок! А сегодня с гордостью кричат: «Это лучший бестселлер такого-то года!». Хотя этот статус не имеет значения, так как через год многие уже забывают, как называлось то или иное произведение. К сожалению, книга не становится бестселлером благодаря красивому литературному языку. Бестселлером становятся благодаря содержанию.
Сразу отмечу «Парфюмера». Как здорово придумано! Это супердетектив и не просто детектив, а реальная история! Надо уметь так виртуозно раскрыть тему обоняния. А ведь мы меньше всего думаем о запахах и не придаем такого значения обонянию (что, кстати, зря). И Зюскинд экстраординарным образом развернул всю красоту и катастрофичность этого явления. «Парфюмер» прекрасен, но все остальное, что написал Зюскинд, — ерунда. А труды истинных гениев-писателей все имели значение. И даже относительно неудачные их произведения на фоне сегодняшних работ выглядят крайне удачно!
– Как получается, что книги неизвестного писателя начинают скупать?
– Это большой вопрос. Предположим, есть такой писатель Евгений Водолазкин. Никто его не знал, и его не сразу стали покупать, но в какой-то момент, то ли сработало сарафанное радио, то ли всех накрыло волной шума и пресловутого хайпа, то ли критики помогли, он уже серьезный писатель, имя которого на слуху у всех.
Даже Зюскинд неожиданно выстрелил.
Что произошло со мной в рамках моей книги «Прощание с иллюзиями». Это первая моя книга, которая о-го-го как пульнула в книжном обществе России и Америки. Я ее написал двадцать один год тому назад. Написал по-английски. А в 2008 книга была переведена на русский язык. В США она двенадцать недель держалась в списке бестселлеров газеты «Нью-Йорк Таймс».
Понимаете, институт бестселлеров сугубо коммерческая история, не имеющая никакого отношения к литературе. Я очень хорошо помню, как моя книга стала популярной в Соединенный Штатах, как меня отправили в турне по городам, как я выступал на телевидении и радио… А кто масштабировал мое творчество? Издательство. Именно они в один прекрасный день во время моей поездки, которая заняла примерно две недели, позвонили мне, чтобы уведомить, что моя книга попала в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс». Ее увидели, купили, оценили. Но к писательству это не имеет никакого отношения.
Текст: Анна Рафаэлли для журнала B.U.K
Фото: Роман Разуменко
