Александр Пушкин. «Повести Белкина»

Почему из всего Пушкина — именно они? Конечно, я обожаю «Евгения Онегина», «Медного всадника», в меньшей степени «Годунова», хотя и восхищаюсь им. Но я не стал выбирать стихи. Хочу сказать одну вещь, понимая, что наверняка не всем она понравится. Я считаю, что Пушкин — не русский писатель, хотя он-то сам считал себя русским. Знаете, в каком смысле?

Он светлый, он улыбается каждым своим словом. Вот Лермонтов — тоже великий, но не светлый совсем. А Пушкин радуется жизни, в нем есть как будто прививка от вечной русской тоски, и она действует на читателя. Чистая прелесть, читаешь и думаешь: надо же такое написать! Это просто радостно, это лучистый свет, это поразительное ощущение, вызывающее улыбку, даже если слезы наворачиваются.

До Пушкина не было живого литературного русского языка. Был Державин, был Жуковский — но это все напыщенно, тяжеловесно. И вдруг из этого, в общем, не очень яркого и живого способа складывать слова возникает какая-то музыка, симфония языка, слова просто пляшут, и это радует невероятно.

Уж не знаю, сколько раз я читал «Повести Белкина». Каждый раз я думал: с каким же удовольствием он, наверное, это писал, как сам радовался. Действительно, «ай да Пушкин, ай да сукин сын!».
Меня иногда спрашивают, у кого я хотел бы взять интервью, если бы можно было выбирать не только среди живущих. Так вот, Пушкин, конечно, будет в числе первых, с кем я хотел бы поговорить.

Наверняка разговор шел бы трудно — он был, конечно, человеком сложным, порой очень злым. Но, с другой стороны, я уверен, что это был бы такой искрометный разговор! Какой же он был умный, как он все понимал. «… Черт догадал меня родиться в России с душою и талантом!».

Да, он прекрасно чувствовал и описывал русского человека, но для меня нерусскость Пушкина — именно в радостном свете, который излучает его мастерство, в позитиве каком-то, который русскому автору — северному, мрачному — не очень присущ.