Для меня книга как таковая — сущность, для которой даже слово «любимая» не подходит. Это часть меня, без которой я не мыслю жизни. Я сижу в комнате среди книжных полок, и мне от этого просто хорошо, здесь книги, которые я обожаю.
В пять лет мама читала мне «Приключения Тома Сойера» — это была первая толстая книга в моей жизни. Туда входили не только «Приключения Тома Сойера», но и «Гекльберри Финн», многие рассказы Марка Твена — особенно я любил «Лягушку из округа Калаверас».
Наверное, с этого момента книга стала для меня чем-то чрезвычайно близким — причем именно текст, не картинки. Позже, когда я читал «Трех мушкетеров», я так влюбился в д’Артаньяна, что любое его изображение меня немедленно привлекало, но вообще красивых детских книг с картинками — таких замечательных, как, к примеру, сказки Маршака с рисунками Лебедева, — у меня в детстве не было, я рос почти без этого.
Исключение — книга Алана Александра Милна о Винни-Пухе. В первой книге, которая называется по-английски «When We Were Very Young» («Когда мы были совсем маленькими»), и во второй, «The House at Pooh Corner» («Винни-Пух и все-все-все»), совершенно замечательные рисунки Шепарда: черно-белые, сделанные такими штрихами — вот их я обожал. Шепард раз и навсегда определил для меня, как выглядят Пух, Пятачок, Тигра и вся эта компания.
Важно понимать, что русская и советская детская литература прошли мимо меня. Мои детские книги — англо-американские и частично французские. Русского языка я не знал, по-русски никто мне не читал. Детские книжки на русском прочел много позже, уже будучи взрослым, — Чуковского, к примеру, обожаю, особенно про крокодила:
Жил да был
Крокодил.
Он по улице ходил,
Папиросы курил,
По-турецки говорил, —
Крокодил Крокодил Крокодилович.
А первой русской книжкой, как ни странно, стал «Тарас Бульба» — его мне читал папа, когда я уже начал учить русский, в 16 лет. Мне очень, очень понравилось.
