– Владимир Владимирович, вы родились во Франции, жили в США и в Германии, ваш отец русский, а мать француженка; как вы считаете, какое влияние на вас оказали эти обстоятельства судьбы? И считаете ли вы себя космополитом?
– Эти обстоятельства оказали решающее влияние на то, кем я стал. Считаю ли я себя космополитом? Пожалуй. Если это перевести чуть-чуть на другой язык, то – гражданином мира. Я вообще считаю, что быть космополитом – это довольно здорово, это расширяет твой кругозор. Но есть минус, ты никогда точно не знаешь, откуда ты. И это бывает довольно мучительно. Бывают такие моменты, когда завидуешь тем, кто точно знает, что вот я здесь родился, я здесь живу и у меня нет никаких сомнений. Иногда им завидуешь, но иногда и они мне.
– Известно высказывание Грибоедова «Хорошо там, где нас нет», а для вас в этой фразе есть истина?
– Нет. Потому что я считаю, что это ущербная вещь, считать, что хорошо, где нас нет. А потом мы туда попадаем и там уже не хорошо, а хорошо, где нас нет, опять. Я не поклонник такой точки зрения, хотя она очень широко бытует и, в частности, в нашей стране.
Мне хорошо там, где я есть. А если мне не хорошо, то я постараюсь сделать, чтобы мне было хорошо.
– А если связать этот вопрос с тем, что вы родились во Франции, жили в Америке. Сейчас вы бы хотели оказаться там, где вас нет?
– Было время советское, когда выехать за пределы страны было чрезвычайно трудно и был такой термин «невыездной», то есть человек, которого не выпускают из страны. И не потому, что он знает какие-то секреты, а потому, что ему не доверяют, потому что он недостаточно советский. Я был невыездным двадцать семь лет.
Сейчас слава богу совсем другое время. Любой человек может взять и поехать. Мне очень важно бывать во Франции, в Париже, потому что я себя чувствую там отчасти дома. И то же самое в Нью-Йорке, не вообще в Америке, а в Нью-Йорке, это тоже моя юность. И пока это возможно.
