– Владимир Владимирович, если говорить о перспективах Российской Федерации – ближайших и не очень близких, мне кажется, к сожалению, что она «беременна» распадом, что она стоит на «минном поле», и причем всю свою историю. И что вся эта история, все традиции, многонациональный состав, многорелигиозный состав, говорит о том, что, скажем, в принципе демократическая Россия у нас невозможна, то есть демократия в России.
Но если с Россией что-то случится нехорошее, то вина Владимира Путина за вот эти двадцать лет, что он правит, будет очень большой. К чему привел страну Владимир Путин за эти двадцать лет, учитывая все разоблачения Алексея Навального по поводу того, что высшие чиновники воруют даже не стыдясь, и все это берется из госбюджета, все это мы видим. И все это приведет, я думаю, к очень нехорошим позициям. И Навальный здесь вторичен, он реагирует на то, что делает Путин, а все исходит от высшей власти. Не согласны?
– Нет, не согласен. Потому что если попытаться проанализировать все, что произошло в России, пока Путин был президентом, и положить на весы то, что вы считаете положительным или отрицательным, то, что я считаю положительным или отрицательным, и так далее, то лично у меня – позитив перетянет.
Воровство не ново. Другое дело, что у нас развился такой капитализм, дикий совершенно, и вообще деньги стали играть несусветно важную роль в нашем обществе. Вообще стремление к деньгам стало таким, что даже иногда Америка, мне кажется, отступает в этом смысле, хотя уж там-то деньги всегда были во главе угла, ведь у американцев есть даже такие выражения, как «сколько ты стоишь?» или «время деньги» и так далее. У нас сегодня вот такая ситуация.
Но что меня радует, то что я много встречаюсь с людьми молодыми, которым от 18 до 21 года, и у них другие взгляды. Я говорю о тех, кто представляет «острие копья», которые являются ведущими в обществе в конечном итоге. Потому что, когда говорят, что народ все решает – это ерунда, народ вообще ничего не решает, и Пушкин был прав, когда он писал «народ безмолвствует», так оно и есть. А вот та относительно небольшая, но очень мощная часть общества, которая представляет мозги и является острием этого «копья», так вот эта молодежь, которую я встречаю в разных городах, меня радует – я вам не могу передать как.
И хотя у журналиста этого не должно быть, но я оптимист, в том смысле, что эти люди придут к власти… Если не будет войны, а она может быть. Об этом очень мало говорят – и совершенно напрасно, но она может быть. Тогда, конечно, не о чем больше вообще говорить. Но если не будет таких катаклизмов и эти люди придут к власти, то это будет другая страна и это меня очень радует.
Это будет демократия, но мы не должны сравнивать свою демократию с другими, потому что американская демократия и норвежская демократия – это разные демократии, очень разные. Но суть – одна, все-таки ощущение свободы, отсутствие чувства страха, что от того, что ты что-то скажешь или что-то сделаешь, с тобой что-то такое будет. Вот сегодня в Америке – это так…
– Но у нас тоже…
– Но у нас это традиционно, у нас было всегда так, за исключением маленького кусочка времени, как раз ельцинского. А в Америке так не было никогда, а сейчас это так. К счастью, в моей любимой Скандинавии – это не так.
Это все такие очень сложные вещи, но я очень верю, хотя опять-таки в данном случае вера плохое слово для журналистики, но я очень верю в потенциал России, это совершенно гигантский потенциал именно по своим людским «запасам». Поэтому, я смотрю на будущее скорее позитивно. Конечно, я этого не увижу, но ничего.
Из интервью с обозревателем Александром Мельманом (21.10.20)
