В.Познер: В эфире программа “Познер”, гость программы – Владимир Машков. Здравствуйте.
В.Машков: Здравствуйте.
В.Познер: Вот, как мне лучше вас представить? Актер? Режиссер? Вы, все-таки, ставили… Продюсер, сценарист?
В.Машков: Актер. Точка.
В.Познер: “Актер. Точка”. Хорошо. Значит, вы знаете, что у нас есть сайт на Первом канале, и когда мы сообщаем нашим зрителям, кто будет, они присылают вопросы. Мы называем это vox-populi, глас народа. Я вам сейчас задам несколько вопросов с сайта. Лев Валерьевич спрашивает: “Вы замечательный любимый актер и достойный соответствующих наград. Но как вы относитесь к этим советским званиям, атавизмам как “народный”, “заслуженный” и так далее? Как вам его носить? Ведь звание получают не от народа по референдуму, а от чиновника по заявке. Ведь, известно, что подобная “приставка” перед именами великих актеров, например, Чарли Чаплина, Джульетты Мазины или Джека Николсона была бы просто смешна. Что вы скажете?”
В.Машков: Видите, мир меняется. А ведь в этом состоянии хочется сразу сказать, что пороки остаются одними и теми же. Мы все хотим как-то отметиться в нашем мире, и, в принципе, видите как, это же пошло из истории Советского Союза. С таким удовольствием распределяли по рангам артистов. И мы знаем обласканный МХАТ, в котором получили все возможные и невозможные награды. Не могу сказать, что это неприятно – получить какое-то звание, тем более когда на тебя обращают внимание люди, которым, в принципе, мне кажется, тяжело смотреть кино, сходить в театр, потому что уж слишком большая жизнь. Не знаю, наверное, это скоро пройдет. Потому что настоящие киты, истинно достойные этого звания как Евстигнеев, последний народный артист Советского Союза Олег Иванович Янковский, – их не испортит это звание.
В.Познер: Светлана Муранова: “Ален Делон как-то сказал, что задача кино – заставить людей встрепенуться, что-то почувствовать, а не рассказывать им о социальных проблемах в плохо поставленной картине с бестолковыми артистами. А вы как считаете, какая задача у кино? И должна ли быть вообще у кино какая-то задача?”
В.Машков: Наверное, каждый определяет свою цель, каким образом он преследует жажду творчества. Мне нравилась фраза “Развлекая, просвещай”, в этом есть какая-то такая легкость. И, наверное, это правильно.
В.Познер: Альбина Шафикова: “Что может заставить вас отказаться от роли? От каких ролей вы отказывались и почему?”
В.Машков: Это, наверное, самый сложный и самый, наверное, главный вопрос в актерском ремесле – выбор. Я руководствуюсь только внутренним интересом, интуицией. Больше ничего.
В.Познер: Еще одна Альбина, Альбина Легостаева: “Вы не раз снимались в Голливуде, работали со многими тамошними звездами. С кем вам работалось интереснее всего?” Можете его назвать, кого-то?
В.Машков: Когда на площадке видишь мастеров таких как Де Ниро или Джин Хэкмен, в этом смысле только восторгаешься тому, что они делают. И я деликатный человек, я никогда не лезу, потому что понимаю, насколько это трудный процесс. Но со стороны, смотря на них, они, конечно, идут очень интуитивным путем. Тот же Роберт де Ниро мне сказал во время репетиции одной: “Володя, follow instinct”, “следуй своим инстинктам”. Меня так поразила эта фраза, которая, собственно говоря, и у Константина Сергеевича Станиславского, в принципе, не появляется. Потому что у него все равно задачи совершенно другие. Поставленную задачу перед актером – через сознательную психотехнику артиста к подсознательному творчеству природы. Вот так он сформулировал. Инстинктивно – это не очень наш, русский подход. Но тем не менее, это впечатляюще.
В.Познер: И получается очень естественно потом. Как будто они живут так.
В.Машков: Другая организация пространства.
В.Познер: Виктор Борисович Герман: “Легко ли вы выходите из роли, закончив сниматься в очередном фильме? Или ваши герои частично прилипают к вам? Помните, как у Моэма в театре главная героиня не всегда понимала, где она, а где кусок одной из сыгранных ролей? С кем вам было труднее всего расставаться?”
В.Машков: Вы знаете, как ни странно, если это большая серьезная работа, она выматывает окончательно. Во всяком случае, на протяжении какого-то времени ты стараешься сильно отказаться от этого персонажа. Поэтому это, наверное, одна из тоже главных задач – меняться.
В.Познер: Но я где-то читал, вы говорили, что после роли Давида Гоцмана вы долго “гэкали”, “шокали”.
В.Машков: Естественно. Поэтому и говорю, в этом-то и ужас. Оно остается. Меня один философ- действительно, философ – спросил, задал практически такой вопрос, но он звучал несколько иначе: “Володя, влияют ли сыгранные тобой роли на твою судьбу?” Я до сих пор сижу в недоумении. Но мне кажется, наверное, в том или ином смысле, конечно же, влияют. Не только на судьбу, но и на характер.
В.Познер: Но, все-таки, ответа, значит, нет пока?
В.Машков: Ответа нет. Я буду ждать.
В.Познер: Александр Пахоменко: “Читал, что в вашей новой картине “Край” вы лично исполняли трюки, включая гонки на паровозах. Неужели, сегодня в эпоху компьютерной графики кто-то еще по-честному снимает такие вещи? Неужели, где-то еще сохранились паровозы на ходу?”
В.Машков: Действительно, сохранились и паровозы на ходу, благодаря энтузиастам, которые их поддерживают – их единицы. А если говорить о том, что мне приходилось заниматься некими физическими действиями, которые исполнял мой персонаж, это была задача и режиссера Алексея Ефимовича Учителя. Это, мне кажется, другого способа постижения другого человека нет.
В.Познер: Вы научились водить паровоз?
В.Машков: Я в течение девяти месяцев жил в этом паровозе, научился водить два вида паровозов: ОВ, как ее нежно называют “овечка” и паровоз ЭУ – это большие серьезные маневровые паровозы.
В.Познер: Кто учил?
В.Машков: Меня учил гениальный человек, Павел Некрасов, машинист, который хранитель. Двухметрового роста человек. Я уже рассказывал об этой истории, но все равно скажу. Первое появление, когда ты видишь эту махину, полную огня, медных труб и воды, и, вот, он стоял с кочергой огромной, говорит: “Ну, добро пожаловать в ад”. И вы знаете, я понимаю, что это, действительно, уникальное существо. И мне нужно было научиться в нем жить. Я должен знать, где там спрятаться, когда тепло, когда нужно тепла. Где находятся какие ручки, как оживить эту машину. Поэтому это увлекательнейше. Это один из тех бонусов нашей профессии, когда ты можешь…
В.Познер: Хочу вас спросить… Все эти гонки на паровозах, это реально снималось? Это не компьютерная графика?
В.Машков: В нашей картине, по-моему, один только компьютерный кадр. Этим и была сложна и то, что сделали и художники, и оператор Клименко Юрий Викторович. Гениальный оператор. Где он только не висел. Это была какая-то… На паровозе, вы представляете?
В.Познер: Я представляю, да.
В.Машков: Это же не просто паровоз, это махина с людьми. В этой будке 2 на 2 метра размещалось по 12 человек. Впечатляющие вещи были.
В.Познер: Ришат Ахметшин: “Слышал, в молодости вы были любитель подраться. А сейчас стали сдержаннее или есть еще порох в пороховницах? Вспомните, когда последний раз дрались и по какому поводу?”
В.Машков: В последний раз я дрался на картине “Край”, когда меня било человек 50.
В.Познер: Причем, по-настоящему.
В.Машков: Вы понимаете, когда включается камера, даже если ты договорился с людьми, творческие чувства могут переполнить людей, и они могут приложиться. И вы знаете, наверное, это самые жуткие были моменты, когда я видел своих партнеров и актеров массовых сцен, с которыми до этого мы разговариваем очень мирно… И после команды “Мотор!” они зверели. И, вот, получить энергию такой радости!..
В.Познер: Но вы-то, небось, тоже?
В.Машков: Я в этом смысле всегда стараюсь только защищаться. Биться я перестал уже.
В.Познер: Инна Голуб: “Как часто вам бывает стыдно? И за что?”
В.Машков: Чувство стыда меня иногда посещает на публичных выступлениях, на мероприятиях. Иногда. Как сказал великий художник Давид Боровский: “Мне иногда хочется вызвать милицию, когда я смотрю на что-то в театре, в кино”. У меня вызывает иногда стыд. Потому что это уж слишком блистательная профессия, чтобы к ней относиться легко. Вот это, наверное, иногда у меня бывает, и от своих собственных опусов иногда я прихожу в состояние стыда.
В.Познер: Ольга Ивановна Грачева: “Глядя на вас, не возникает никаких сомнений, что вы пользуетесь огромным успехом у женщин. Вам это, скорее, помогает или мешает в жизни?”
В.Машков: Давайте так. Дело в том, что это уже определено во всем мире, что большинство зрителей – это женщины. Они приводят своих благоверных, любимых в кино. Поэтому это…
В.Познер: Помогает, выходит.
В.Машков: Без сомнения.
В.Познер: Но это, действительно, о кино. А в жизни вообще вам не мешает, что на вас так смотрят и за вами, наверное, бегают?
В.Машков: Нет-нет. Владимир Владимирович, я вам так скажу, что за мной особенно никто не бегает. Я в этом смысле спокойно перемещаюсь и, наоборот, очень благодарен людям.
В.Познер: Семен Михайлович Голод (это последний будет вопрос с сайта): “Вы прекрасно сыграли в фильме “Папа”. А как эта роль – папы – дается вам в жизни?”
В.Машков: У меня был уникальный пример – мой папа. И делал эту картину я. Изначально мне эту роль подарил Олег Павлович Табаков, мой учитель. Я рано потерял родителей, поэтому для меня папа – это человек зрелого возраста. Я поздний ребенок, моему папе было уже за 40, когда я родился. И для меня папа – это олицетворение чего-то постоянного. Для меня это постоянная величина. И я, во всяком случае, внутренне стараюсь быть похожим, не лезть, не мешать детям жить. Вот это, наверное… Знаете, кто-то из великих сказал, что нас воспитывал луч света под кабинетом отца. Они были увлеченные, папа и мама, они работали в Театре кукол, поэтому все время проводили в спорах, и я не лез к ним, и они ко мне не лезли. Какая-то такая невероятная смесь.
В.Познер: И тем не менее, они сыграли в вашей жизни очень большую роль.
В.Машков: Невероятную.
В.Познер: Скажите мне, по своему ощущению, чтобы завершить этот вопрос… Вас устраивает, какой вы папа?
В.Машков: Я знаю одно – что, наверное, родители – это единственные люди, которые любят нас ни за что. И это чувство у меня по отношению к моему ребенку, оно бесспорно.
В.Познер: Вы не очень часто даете интервью. Но в одном из них вы сказали такую фразу: “Родители вообще передали мне ген любви. Они очень любили друг друга и умерли практически в один день”. “Ген любви”. Потом вы сами говорите, что этот ген у вас существует, и ген творчества, который тоже у них был. Вы это, действительно, чувствуете?
В.Машков: Это одна из, наверное, таких частей моей жизни, которую я храню. Понимаете, актерская профессия, потому что она у меня династийная, она непосредственно связана с памятью. Ты обязан помнить все, чтобы потом восстановить эти воспоминания. Это иногда жестоко. И когда даже фиксируешь очень неприятные моменты своей жизни, которые твоя память хочет стереть.
В.Познер: Вы еще говорили о том, что родители, на самом деле, – это твое будущее. Хотя, все бы сказали, что родители – это твое прошлое. То есть, как бы, вы, глядя на родителей, потом повторяете их путь?
В.Машков: Нет, нет. Я в этом смысле понимаю, что я тоже уже родитель. И дальше моя жизнь будет развиваться до какого-то неведомого предела. Не важно – о наших ощущениях, все равно я думаю, что какая-то энергетическая связь в конце этого туннеля будет. Вы знаете, я иногда… Просто о такой теме заговорили… Я долго думал, а что же может произойти в последний момент жизни, когда физическая жизнь кончается? И мы все знаем о том, что пролетает жизнь, да?
В.Познер: Как будто бы. Рассказывают, будто бы ты видишь.
В.Машков: Как будто бы пролетает жизнь. И если это, действительно, так, если она пролетает за секунду вот в этот момент, то если человек совершал… Нет поступка, за который ему очень стыдно, значит, можно проскочить и он не останется последним кадром. А последним воспоминанием должно остаться это тепло, эти руки мамы и папы. Наверное, это и есть. Для меня это и есть рай.
В.Познер: А скажите, вы верите в то, что мы, люди, проживаем свою жизнь таким образом, что за всю жизнь мы не совершаем ни одного поступка, за который было бы очень стыдно? Уж раз вы затронули это.
В.Машков: Наверное. Но состояние, когда ты можешь понять и осознать это, оно тебе поможет проскочить.
В.Познер: Судя по тому, что я читал о вашей биографии, когда вы юношей, скажем так, или пацаном, вы были таким отвязным – всякие там приключения и прочее, прочее. А вы уже тогда хотели быть актером? Потому что, вроде бы, это не увязывается.
В.Машков: Вы понимаете, я с рождения был среди декораций. И в какой-то момент юного организма мне это так надоело. Надоели споры о Буратине, Карабасе-Барабасе. Арена детской радости. Я сначала занимался, долго очень занимался энтомологией, я очень любил насекомых.
В.Познер: А мы с вами говорим, ведь, на одном языке, я – биолог по образованию. Я окончил биофак Московского Государственного Университета, и, конечно, энтомологию изучал. Это страшно интересно вообще.
В.Машков: Отчасти я вам завидую. Ничего интереснее энтомологии в живом мире, на мой взгляд, нет. Потому что, вы знаете, я с семи лет как находил где-нибудь муравейник, начиналось мероприятие. Я устраивал жизнь этого города по своим правилам, пытался навязать. Кормил другими существами. Я был такой вначале очень болезненный мальчик, у меня была неприятная болезнь и все думали, что я буду немножечко не в кондиции. Поэтому меня в детстве оберегали и, вот, меня куда-то в кусты забросят, и я там… И я вам как биологу могу сказать, что у меня даже есть статья в “Юном натуралисте”. Мне было 9 лет. Я в районе Новокузнецка нашел красноклопа обыкновенного. Посмотрев по ареалу распространения, я понял, что их не должно быть в Сибири. И я написал статью в “Юный натуралист”. Оттуда прислали: “Ну ты, мальчик, гениальный”. Это невероятно. Я карту нарисовал, ну, в общем, серьезная научная… “Но клопики там водятся, – мне сказали. – Все-таки водятся, но это уникально, что ты так занимаешься”. Это было первое мое неоткрытое открытие.
В.Познер: А у вас эта хранится статья?
В.Машков: Нет. Но я помню фамилию – Беляева.
В.Познер: Скажите, пожалуйста, вы вообще поступали на биофак, вы учились биологии?
В.Машков: Нет. Я практически уже хотел. Но, понимаете, в чем дело? Я занимался уже с 9 лет по учебникам. Я накупил учебников биологии, энтомологии, невероятные книги.
В.Познер: Книжку Фабровой? Это великая книга.
В.Машков: Ну как? Все было, все было со мной. Начиная с Брэма и пошло-пошло. Как приятно с биологом разговаривать…
В.Познер: Да, здорово. Хорошо, вы не стали биологом, вы стали актером. Значит, учились во МХАТе. Ну, в школе.
В.Машков: Я учился сначала в Новосибирском театральном училище. Мятежный мой дух меня вынес оттуда.
В.Познер: И вы поехали в Москву?
В.Машков: В Москву.
В.Познер: И вы учились в школе МХАТ?
В.Машков: Сначала у Тарханова – тоже мятежный дух.
В.Познер: И Олег Павлович Табаков.
В.Машков: И, наконец, успокоился.
В.Познер: Вы пытались поступать во ВГИК?
В.Машков: Я как все нормальные люди, приехавшие из провинции и вообще все нормальные студенты, поступал во все театральные учебные заведения.
В.Познер: Но во ВГИК вы пытались? Это ж, все-таки, не театр.
В.Машков: Это первое, куда я пришел.
В.Познер: И вас там не приняли?
В.Машков: Нет.
В.Познер: Сказали, что у вас не та внешность? Что не кинематографическая?
В.Машков: Да, правда. Правда.
В.Познер: Вы мне объясните. Ну, если бы это сказали даже по поводу Чарли Чаплина, я бы это понял. Но по поводу вас как? Мне кажется, что вы просто… Вот кино, а вот ваш…
В.Машков: Нет-нет, Владимир Владимирович. Спасибо вам на добром слове. Я пообтесался. Это все равно уже работа времени. Я работаю над собой, думаю как-то. А приехал я во ВГИК, у меня дома есть фотография… У меня были усы и фикса золотая. При этом я разговаривал… Так как она была одета, эта фикса золотая, между нами – никто сейчас не слышит, я вам скажу – она была из рандоля. Это такой медный… И у нас в Новокузнецке возвращались люди… И, вот, один говорит: “Володя, вот, одна хорошая такая, должна тебе пойти”. И она до конца не долезала, и мне надфилем спилил ползуба на улице. И я очень гордился. Я ходил и разговаривал я немножечко так, чтобы ее видно было.
В.Познер: Значит, усики?..
В.Машков: Усики, волосы. Мой кумир – Михаил Боярский, я приехал такой, какой-то прям…
В.Познер: И вот так поступали во ВГИК?
В.Машков: Поступал. И когда я начал читать, видимо… Я, по-моему, из Евгения Онегина, наверняка. “Мой дядя самых честных правил”. И они так, замерли все. В общем, меня попросили: “Молодой человек, садитесь”. Я присел и затих. Но это меня не остановило.
В.Познер: Скажите мне, пожалуйста. Все-таки, театр, кино. Значит, вы давно уже не играете в театре, да? И не ставите, конечно, там. Это сознательный выбор. То есть вам кино больше нравится, вам кино ближе, потому что часто… Порой, бывает, возникает такой спор, что театральный актер – это настоящий актер, потому что надо от начала до конца, не “стоп, камера”, не переснять, не разными кусками, а нужно сыграть от и до на живую публику. Я не разделяю этих взглядов, просто я слышал. Что вы думаете?
В.Машков: Театр – это храм, в нем надо служить, жить. Я очень много работал в театре. Я доходил до того, что я играл иногда по 30 спектаклей в месяц. И благодаря моему учителю, который меня и натолкнул на космополитизм на такой…
В.Познер: Это Олег Павлович?
В.Машков: Да. Он, когда открылся занавес, я поступил – это был 1985 год, Перестройка, мы посетили от Америки до Японии. Весь мир был открыт, и для нас это было невероятное постижение мира. Но я в кино… Всю жизнь меня преследовало это: “Кино – это халтура”. Но даже у Станиславского я неожиданно нашел такую фразу. Когда он пишет о предлагаемых обстоятельствах и так далее, представьте в фантазии, в воображении. И среди прочего он пишет: “Представьте себя на съемочной площадке, где нужно быть еще более подробным”. И я уловил этот посыл, потому что, ведь, камера подходит очень близко к человеку, так, как мы даже в жизни не подходим. Или, во всяком случае, в редких случаях. Я возвращаюсь к тому, что сказал Де Ниро тогда – мы можем в глазах увидеть начало инстинкта. Театр в этом смысле, как говорят в кино, это всегда общий план. Здесь нужна энергия, невероятная для театра, чтобы ты попал в последний ряд, в зрителя, который за дверью. В кино же ты эту энергию как коллайдер должен погрузить в себя, но она остается неизменной.
В.Познер: Вы для себя считаете возможным возвращение в театр? Я почему спрашиваю? Потому что где-то я вычитал, будто бы Табаков считал или считает вас в какой-то степени, своим наследником, и что когда он ушел бы, вы бы возглавили Табакерку и так далее. Не знаю, насколько это соответствует действительности, но где-то это прочитал. Но вообще, для вас театр – это что-то, что реально может еще возникнуть? Или, вроде бы, внутренне вы с этим распрощались?
В.Машков: Нет. Даже моя трудовая книжка лежит в моем любимом театре Олега Павловича Табакова. Поэтому… Неизбежно каждый актер, во всяком случае, если ему повезет прожить долгую жизнь, в какой-то период времени должен вернуться в театр, чтобы сыграть короля Лира. Обязательно. Мне так кажется.
В.Познер: Вы хотите его сыграть когда-нибудь?
В.Машков: Я не знаю, но… Это обязательное.
В.Познер: А что король Лир? Я очень люблю, но мне интересно.
В.Машков: Постижение края. Край, начало и конец. Это то, что меня волнует. Это мне было бы интересно сделать в театре, потом, когда-нибудь, если, дай бог, будет время. И в это же время мне хотелось бы, если я буду взрослым, зрелым, пожилым мужчиной, одновременно мне хотелось бы сделать “Старика и море” – кино по Хемингуэю. Кино с настоящими рыбами, с настоящим, которое описано у Хемингуэя. Со всеми. Собрать людей. С акулой-мако, какие были – они описаны у Хемингуэя очень подробно.
В.Познер: Вы любите Хемингуэя?
В.Машков: Это невероятный автор, он меня волнует всю жизнь.
В.Познер: Он ваш?
В.Машков: Мой, мой. Он невероятно меня волнует. И это та точка, которую мне хотелось сделать. Более того, я уже на протяжении многих лет думаю о том, чтобы… Если вы помните, у Хемингуэя в “Старике и море” есть воспоминания, когда он молодой в баре в течение суток боролся на руках с каким-то огромным дядей. В течение суток! И я думаю, что, может быть, так себя схватить, чтобы эта история не ушла, а, вот, сейчас сделать этот кусок. А потом, через какое-то время… Другого пути нет.
В.Познер: Значит, две точки. Король Лир и “Старик и море”.
В.Машков: Да. Это будоражит мою фантазию и воображение.
В.Познер: Да. Это здорово интересно. А что для вас деньги?
В.Машков: Сразу вспоминаю, недавно увидел человека, у него на майке было написано: “Птицам деньги не нужны”. Меня это повеселило. Деньги? У Бернарда Шоу тоже, по-моему, про деньги сказано, что как только люди поймут, что это самое главное, мир изменится.
В.Познер: Остроумный был человек.
В.Машков: Это средство достижения некоторых целей. Независимости от социума. Не более того. Независимости личной они не дадут, тем более удовлетворения.
В.Познер: Легко расстаетесь с ними?
В.Машков: С деньгами я всегда расставался… Чем быстрее с ними расстаешься, тем лучше. Они у меня вызывают какое-то такое… Я не очень понимаю количеств.
В.Познер: То есть вы не из тех, которые их собирают?
В.Машков: Я вам так скажу. Может быть, опять между нами. У меня нет даже счета в банке. Может быть, есть там небольшой. А так – нет. Я не понимаю их… Более того, я не понимаю карточку. Я в этом смысле как-то так, у меня скомканные в кармане. Как-то ты понимаешь, что это они, и вот их нету.
В.Познер: Я совершенно не интересуюсь, сколько вам платят, вообще терпеть не могу этот вопрос: “А сколько вы зарабатываете?” Но, значит, вам платят наличными тогда, надо понимать?
В.Машков: Нет, но я оттуда их сразу же забираю. Потому что, опять же, стоят люди, которым нужно помочь. Близкие.
В.Познер: Да, хорошо. Правда ли, что вам предлагали когда-то озвучить видеоигру, причем герой этой игры был списан с вас внешне, а вы отказались? Отказались, как сказано, потому что это не ваш уровень.
В.Машков: Нет, таких слов в моем лексиконе, “не мой уровень”, не было никогда в жизни. Мне, прям, сейчас аж стыдно. Дело в том, что это была странная такая, полуаферистическая вещь. Я очень рад, что эта игра собрала за месяц полмиллиарда долларов – это идет разговор о GTA 4. То есть это самая продаваемая игра в мире. И они использовали мой образ из картины Джона Мура под названием “В тылу врага”. Вот, им понравилось такое. Я очень старался, собирал по кусочкам этот бомжеватый вид. И мне не сказали тогда, что это такое. Может быть, я озвучил бы. Не знаю. Ну, это интересно, часть профессии, но не особенно меня это увлекает.
В.Познер: Вы отказались потому что неинтересно?
В.Машков: Я даже не знал, что это, я не принял это всерьез. Я очень люблю игры…
В.Познер: А то, что мимо денег, не жалко? Не переживаете?
В.Машков: Не, я вам так скажу: вот эти деньги – они все равно ко мне не имели никакого отношения.
В.Познер: Хорошо, деньги так. А дом? Какое отношение к дому? Вы же говорите, что вы вечно цыганите – туда-сюда, туда-сюда. Вам безразлично, где жить, в общем, или нет? Или есть, все-таки, чувство дома?
В.Машков: Вы знаете, наверное, такое скажу… Может, мои близкие удивятся… А самые близкие – не удивятся. Больше всего я люблю гостиницы. В новых городах. Мне очень нравится жить в гостиницах. Я в этот момент чувствую себя очень хорошо и без всего. Чемоданы у меня стоят повсюду. У меня собраны чемоданы. Ну, чемоданчик. И я в этом смысле невероятно легок на подъем. А дом? Ну, дом – так же, как для всех, там, где твои близкие. А они перемещаются за мной.
В.Познер: Первый раз встречаю человека, который очень любит… Гостиница – все-таки, это штука такая, к которой никак не привяжешься, правда? Эмоционально.
В.Машков: Нет, не привяжешься. Но я вам так скажу. Мне сейчас ехать в Питер и я знаю, что я буду жить в гостинице, к которой я очень привязан. Она называется “Астория”. Из ее окна такой вид! Ошеломляющий! Какие там закаты! Вот, оно как-то так устроено.
В.Познер: Интересно. Как вы думаете, кино в России сегодня на подъеме или нет?
В.Машков: Обязательно должно быть. Во всяком случае, вот это после вот этих ощущений и нелюбви такой, почти рождающей уже в народе нелюбви к кинематографу, неизбежен путь восстановления. Он неизбежен.
В.Познер: Неизвестно, почему он неизбежен.
В.Машков: Вы знаете, мне трудно отвечать за все кино. Я чувствую внутри, что я на подъеме. Внутренне мне хочется заниматься этим делом.
В.Познер: Вообще, в какой степени вас интересует то, что происходит в этом мире, кино в России? Например, создание альтернативного Союза, который недавно зарегистрирован, официально существует. Правда, не знаю, откуда они будут брать деньги, но это вопрос не мой. Ну, тем не менее, он есть. Борьба, которая там. Довольно, я бы сказал, громкая и, в общем, довольно противная борьба, которая идет. Вы как-то в стороне и вы в этом не участвуете и пытаетесь подальше от этого держаться или как?
В.Машков: Мне невероятно обидно, что этим на виду у огромной страны и всего мира занимаются талантливые люди. Некоторые из них, как сказал мой учитель когда-то, есть такая формулировка, “проглотили атом солнца” и занимаются не тем. А заниматься надо одним. Для меня, опять же, профсоюз, точка. Все.
В.Познер: Вы можете сказать, что есть режиссер или режиссеры, с которыми вам особенно удобно работать?
В.Машков: Я невероятно счастливый в этом отношении человек. Мне так повезло с людьми, которые брали меня в свои работы. В этом смысле и даже очень удобные режиссеры. Допустим, как Павел Григорьевич Чухрай. Очень сомневающийся, занудливый. То же я могу сказать про Алексея Ефимовича Учителя. Дотошные, что может иногда раздражать. Но мне это невероятно нравится, я уважаю дотошных людей. Иногда какая-то такая маниакальность. Я прощаю им эти их неосторожности иногда по отношению к этому процессу. Мне повезло, действительно.
В.Познер: Так что, вам, если я вас правильно понимаю, повезло в том смысле, что вам хорошо работать с теми, с которыми вы работали? Вне зависимости от того, что они очень разные?
В.Машков: Да. У меня есть мечта, была одна мечта. Чтобы со мной поработал великий Герман. Чтобы, вот, он своей…
В.Познер: Понимаю.
В.Машков: Понимаете? Вот такой процесс…
В.Познер: Может, еще случится.
В.Машков: Вот, единственное чувство белой зависти у меня к моему очень близкому и хорошему другу Леониду Ярмольнику. Он сыграл Румату. И играл 10 лет. Мы с ним всегда сталкиваемся, он говорит: “Ну, это, вот, опять, это я подустал”. А я бы не снимал эти латы. Для меня это, во всяком случае, самое интересное провождение своего времени.
В.Познер: Да. Как вы объясните тот факт, что наши актеры, которых стали приглашать, все-таки, в Голливуд, когда уже не было железного занавеса и так далее, пока никто из них не достиг того успеха, той популярности, не стал актером Голливуда в той степени, ну, как скажем, Бандерас или Пенелопа Круз? Их не так уж и много, но, все-таки. Ну, Шварценеггер – конечно. Хотя, ну, актер он средний, но тем не менее, да? Почему пока что никто из российских актеров в этом смысле не пробился? Как вы это объясняете?
В.Машков: Мне кажется, что одна из причин, препятствующих этому развитию, наверное, желание придержать. Все-таки, Голливуд. Они придерживают. Они не очень любят людей извне. В этом смысле мы как специя, как добавление чего-то изысканного. Я разговаривал с серьезными режиссерами, говорил: “Ну что же вы? Ну, вы же понимаете, что там… Вы берите хотя бы русских актеров, чтобы они вам чуть-чуть показали, как живет русский человек”. И в этом смысле моя работа там заключается в одном: я – русский человек, я внутри русский человек, я не смогу раствориться. Он мне, этот мир любопытен, и мне бы очень хотелось нести туда наше ощущение, нашу культуру.
В.Познер: Вот фильм “Край”, который только недавно дебютировал и о котором мы с вами говорили, фильм, которым вы сильно были увлечены. Вы говорили неоднократно, что для вас это, может быть, самое сильное увлечение, – участие в этом фильме об очень русском человеке и вообще об очень русских людях, хотя и не только. И он очень русский, как мне показалось, до определенного момента, когда он потом становится не очень русским. Я не хочу, чтобы зритель знал, чем он кончается, но окончание у него оказалось гораздо более голливудским, скажем. Вы понимаете, почему. Потому что я думал, что кончится совсем по-другому. Значит, как вы понимаете, что такое русский? Вообще, русский человек – это как? По сравнению, скажем, с американским человеком?
В.Машков: Страсть. Для меня лучшее проявление русского человека – страсть. Она может проявиться иногда в чудовищных формах, о которых еще Александр Сергеевич сказал, что русский бунт бессмысленный и беспощадный. И мне нравится это ощущение. У меня был один, самый, наверное, в моей жизни, один из… То есть по отношению к людям страстный персонаж – это Рогожин. Вот кто русский человек!
В.Познер: Русский. Конечно, русский. Настасья Филипповна – тоже русская, очень.
В.Машков: Страсть. Хотя он приехал к нам из другого места. А если говорить о финале “Края”, скорее, в этой сказке, в этой мифологической сказке, в которой невероятное количество загадок. Я сам ее смотрел после монтажа достаточное количество раз, и мне открываются какие-то неведомые мне вещи. И вот этот момент, когда рождается в человеке великодушие, он тоже, мне кажется, очень русский. Величие души может быть в великой стране. Оно необходимо. Необходимо для нас… Мы – пограничники, мы на границе Востока и Запада.
В.Познер: Вас называют в этом фильме – не вас лично, а вашего героя – его называют победителем, поскольку он пришел с войны с фашистской Германией, да, победителем. И вы сами говорили несколько раз о России “Мы – победители”. Как я вас должен понимать? Что значит “победители”? Ну, в войне – понятно. Но вообще?
В.Машков: Я говорил об одном. Вот, для меня как для биолога… Я все время говорю периодически “ген”, какие-то такие, очень физические, понятные вещи. Относительно. Такая трагедия, которая выпала, борьба с очевидным злом – я говорю о борьбе с фашизмом… Воевал каждый человек. Даже те, кто не участвовал в действиях, они воевали. И получив желанную победу, я думаю, и то количество людей, родившихся после этой победы, имеют генетически модифицированный…
В.Познер: То есть они имеют ген победы?
В.Машков: Да. Я уверен в этом. И это нам мешает поменять многие отношения ко всему.
В.Познер: Интересная мысль.
В.Машков: Знаете, почему? Я попытаюсь еще раз объяснить. Дело в том, что состояние победителя – оно очень консервативно. Ты выбрал этот путь победы и должен ему следовать. Проигравший же может поменять тактику. Победитель не может ее менять. Поэтому единственное для меня решение, которое и было для меня на данном моменте ответа на вопрос “Что же делать победителю?” – найти в себе великодушие.
В.Познер: Я вас процитирую перед тем, как задать вам традиционные вопросы Марселя Пруста. Цитата меня поразила: “Я думаю, что мы присутствуем при конце света. Это видно по всему. Религия несет ложь, она не спасает. Послушайте, что говорят и делают сегодня представители церкви. Человеческие отношения тоже все больше становятся ложными, политика – тем более”. Правда, это вами было сказано шесть лет тому назад. Что-нибудь изменилось с точки зрения вашего взгляда?
В.Машков: Ушла некая мятежность. Это слова мятежного человека. И, наверное, работа в последнем фильме, в крайнем – так. Будем по-пилотски говорить – не в последнем, а в крайнем фильме. Она тоже помогла мне разобраться с мятежностью в себе самом.
В.Познер: Вы знаете, что фильм “Край” выдвинут российским оскаровским комитетом на премию “Оскар”. Вы как русский человек, много бывавший в Америке и, я полагаю, чувствующий Америку, как вам кажется, в какой степени, во-первых, американец поймет фильм “Край”? Я не буду спрашивать вас о шансах – потому что это совсем другое, как голосуют. Но, как американец?.. Это же ведь очень русская картина.
В.Машков: В Америке у меня очень много друзей. И про русских говорили, про американцев, и один мне хорошую фразу сказал: “Когда русский задумывается, мы не можем понять, о чем”. Мне очень хочется, чтобы они посмотрели и вошли еще в большее заблуждение. Потому что, во всяком случае, все, кто посмотрят эту картину у нас, каждый найдет и поймет, про что она. В этом смысле тогда будет правильная взвесь. Для меня это тоже очень интересный момент. Дальше начинается игра с ними. Мы-то все время в правильном состоянии перед походом в кино, мы знаем. А для них чудо – всегда свершившееся, поэтому они будут выбирать из вороха. Конечно, я надеюсь хотя бы на их внимание. И еще раз чтобы они вот так задумались. и, может быть, не поняли в очередной раз.
В.Познер: Марсель Пруст. Отвечайте коротко и ясно. Какую черту вы более всего не любите в себе?
В.Машков: Вспыльчивость, мятежность.
В.Познер: Кого из ныне живущих, если такой есть, вы более всего уважаете?
В.Машков: Врачей.
В.Познер: Что вам более всего не нравится в вашей внешности?
В.Машков: Я к своей внешности как к своей никогда не отношусь, она у меня в зависимости от того, что мне нужно делать.
В.Познер: Какое качество вы более всего цените в женщине?
В.Машков: Преданность.
В.Познер: Когда и где вы были более всего счастливы?
В.Машков: Процитирую Ум Дартейкe. Я долго искал формулу счастья. Он сказал: “Счастье – это чувство удовлетворенности, которое длится хотя бы 15 минут”. Я согласен с этим.
В.Познер: Какой литературный герой вам ближе всего? И есть ли такой?
В.Машков: Рогожин.
В.Познер: Какое слово вы любите больше всего? Есть ли слово, которое вы любите? Может, его нельзя произносить в эфире, я не знаю.
В.Машков: Нет-нет, можно. “Начали”.
В.Познер: Если бы дьявол предложил вам без всяких условий бессмертие, вы бы приняли?
В.Машков: Ну, если бы дьявол мне предложил бессмертие, я в эту же секунду поверил в то, что бог есть. Так как есть дьявол. Поэтому принять это немыслимо.
В.Познер: Кого или что вы любите больше всего на свете?
В.Машков: Профессию.
В.Познер: Что б вы изменили в себе, если бы могли?
В.Машков: Я бы, если б мог, я бы хотел приобрести невероятную способность моментального перевоплощения.
В.Познер: Не важно, веруете вы или нет, но, оказавшись перед Богом, что вы ему скажете?
В.Машков: Владимир Владимирович, ну, мне кажется, что сразу меня на аудиенцию не пустят. Будут какие-то, в лучшем случае, ангелы. А с ними надо поздороваться. Поэтому последовательно будем. Я думаю, там я уже сориентируюсь по предлагаемым обстоятельствам.
В.Познер: Это был Владимир Машков.
Интервью 2010 года
