– Владимир Владимирович, поколение Z отличается активной позицией по российским и глобальным проблемам. Какие опасности его ждут и в чем его историческая и политическая миссия?
– Все новые поколения похожи. Молодые люди более категоричны, более требовательны к правде и справедливости. Этим они отличаются от старших, причём выгодно. Однако, взрослея, они лишаются иллюзий, становятся циничнее, перестают требовать так, как раньше, правды и возмущаться несправедливостью. Они становятся старшим поколением, что больше думает о себе, чем об обществе и мире. Так что эти названия – «потерянное» поколение, X, Y или Z – условности. А главное испытание, что поджидает молодых всегда, – это разочарование.
Нынешнее молодое поколение называется последней буквой алфавита, будто бы оно последнее. Не думаю, что это так, если, конечно, не будет ядерной войны. Но тогда нет смысла о нем говорить – люди исчезнут с Земли. А если это нас не ожидает, поколение Z будет как все остальные.
– Почему же тогда на это поколение делают такие ставки – что якобы именно оно изменит мир к лучшему?
– Насчет мира не скажу. А вот применительно к России могу понять. Все-таки в нашей стране до сих пор главенствуют советские люди. Они порождены обществом, которого больше нет, но пытаются управлять новым. И получается не очень. Оттого у многих, у меня в том числе, есть надежда, что люди, рожденные не в советское время, будут иначе управлять страной, когда придут к власти. Это неизбежно – возраст вынуждает.
Но они не лучше и не хуже тех, кто у власти сегодня. Они просто другие, так как выросли в других обстоятельствах, имели доступ к вещам, которые были запретными для их отцов – литературе, музыке, кино, интернету… У них изначально есть возможность ездить по миру, видеть других людей, получать новости из разных источников.
– Получается ли, что конфликт отцов и детей – вечный конфликт?
– Он вечный, но имеет разную остроту. Ещё Аристотель сетовал на древнегреческую молодежь и предрекал человеческому роду скорый крах. Но он ошибся – прошли тысячелетия, люди существуют. Отцы всегда склонны ругать детей. Фраза «я-то в былые времена…» и непонимание молодежи – вернейшие признаки того, что ты уже «не тот».
Есть замечательный музыкальный фильм «Вестсайдская история», а в нем – сцена, когда мальчишка из уличной шайки заходит в магазин. И лавочник поучает его: вот, когда я был в твоем возрасте, я делал так-то и так-то. Парень взрывается: да ты никогда не был в моем возрасте! Смысл в том, что, когда продавец был молод, мир был другим. И конфликт между нынешними пятнадцатилетними и их отцами такой острый, поскольку отцы из другой страны и совершенно иначе понимают основополагающие вещи.
– Как мы должны воспитывать детей?
– Мы неосознанно обращаемся с ними так, как родители обращались с нами. Если они несправедливо наказывали нас, пользуясь тем, что сильнее, то сквозь годы наш протест выражается в том, что мы делаем то же со своими детьми. Надо это осознавать – и уметь от этого отказаться.
Нужно понимать, что, если человеку 5 лет, он не глупее, а может быть, даже умнее тебя. В отличие от жизненного опыта ум – это не функция возраста. Надо всегда помнить, что перед тобой человек, который, хотя и не может многого выразить, заслуживает внимания и уважения. Я думаю, именно в этом (а не в поцелуях и объятиях) должна выражаться родительская любовь.
Ещё нужно помнить, что учить можно только личным примером. Это самое сильное воспитательное средство, которое принимается безоговорочно. Например, я расту и наблюдаю, что папа каждое утро чистит зубы. Для меня это норма, потому чищу и я. А если он их не чистит, но при этом велит мне, я не понимаю.
– Есть точка зрения, что каждый рождается у своих родителей не случайно, а для того чтобы чему-то их научить… Могут ли дети чему-то научить взрослых?
– Как журналист я далёк от таких романтических предположений. Тем не менее, дети вольно или невольно многому нас учат. Общение с ребенком – чистая радость. Его реакции абсолютно честны. Ощущение безоговорочной родительской преданности прекрасно. Испытывая его, мы становимся лучше. Кроме того, это невероятно интересно – наблюдать, как человек становится человеком.
– Согласны ли вы с высказыванием, что человек «вырастает» лишь под давлением?
– Смотря как понимать человеческий «рост». Мы часто видим уникальные достижения культуры именно в тяжелые моменты истории. Правление Николая I – это беспросветный мрак. Но именно тогда, под колоссальным давлением, словно алмаз в толще гор, в России родилась интеллигенция, уникальный общественный слой, уничтоженный впоследствии репрессиями и войной. СССР, где была серьезная цензура, породил поразительную литературу, замечательное кино – несмотря ни на что. А потом, когда настала свобода, ничего сопоставимого не появилось.
Если взять, к примеру, итальянское Возрождение, там ситуация иная. Но я сказал бы, что под прессом мы работаем лучше. А когда мы свободны, мы ленивы.
– Становится ли российские дети похожи на западных? И подходит ли нашим детям западная модель образования?
– Я недавно закончил съемки фильма о Японии. И, проведя там много времени, могу сказать точно: японцы другие. Это фактически инопланетяне. То же можно сказать про арабский мир. Но что касается Америки и Европы – а Россия есть часть Европы, как бы кто ни шебаршился – у нас общая религия (христианство), общие языковые корни (индоевропейские). Да, история разнится. Да, СССР долго был в изоляции. Мы долго варились в собственном соку, в итоге в какой-то мере стали отличаться. Но молодёжь сейчас – это совсем другое.
И кстати, где он начинается, этот Запад? В Болгарии, Румынии, Польше? Или западнее? Это все весьма условно. На самом деле мы очень похожи. Мечты, гаджеты, образ жизни – все одно и то же.
Потому разговоры о том, что мы, русские, особенные и «их» система нам не подходит, вызывают у меня по настроению либо смех, либо раздражение. Неверно даже говорить, что западное образование как-то кардинально отличается. Так, во Франции оно напоминает советское: школы бесплатные, на всю страну одна программа, все дети пишут итоговые сочинения по одной теме в одно время. В Англии, Германии, Испании иначе – но в общем и целом системы образования схожи.
