– Владимир Владимирович, вы уже отвечали на вопрос, почему прекратили работу на американском телевидении – потому что была цензура. По сути то же самое сейчас на Первом канале, вы не можете пригласить определенных людей. Что изменилось с того времени, когда вы сказали: «нет, я не буду работать, потому что вы вводите цензуру», какая разница с тем, что происходит сейчас? По сути же то же самое.
Владимир Познер: Не то же самое. Во-первых, никто мне не говорит тему, тему я выбираю сам – это принципиально важно. И нет этого императива, что я обязан заранее сказать, кого я приглашаю. Я просто понимаю, что я могу пригласить, опять называю Навального, но когда я его приглашу, мне скажут – нет, на Первом канале Навального быть не может. Это определенная цензура, конечно, она не официальная, но это можно вполне назвать цензурой.
С этим я могу примириться или не примириться, я на это пошел. Есть ли серьезная разница между Роджером Эйлсом, который поставил вопрос ребром, что либо вы подписываете контракт, в котором это указано, и Первым каналом, который не требует, чтобы я подписал такой контракт, но тем не менее требует, чтобы я сообщал, кого я приглашаю? Есть разница. Она не очень большая, но она есть, по моему внутреннему ощущению.
Я просто понимаю, что работаю в определенной системе и могу очень многое, и многие говорят: «как вам это удается?». Кроме того, я не знаю, смотрите вы мою программу или нет, но в конце я часто позволяю себе довольно резкие «прощалки».
Я могу это делать, а в Штатах сегодня я бы точно не мог – это правда. Я могу по нашему телевидению высказать какую-то позитивную мысль об Америке, в Америке, поверьте мне, я по телевидению не могу сказать ничего позитивного о России. Но если вы мне скажете – «что, у нас все так замечательно?» – нет, но пока мне удается делать то, что я хочу. Ну а что будет завтра, я не знаю.
