Мосгорсуд оставил в силе приговор Константину Котову. Обжаловать судебное решение не помогли даже 12 адвокатов, которые защищали активиста на заседании апелляционного суда. В начале сентября Котова приговорили к четырем годам колонии за неоднократное участие в несогласованных акциях протеста. Он стал вторым осужденным по «дадинской» статье.
Накануне судебного заседания журналист Владимир Познер опубликовал семь вопросов к судье Станиславу Минину, который выносил первый приговор Константину Котову. В эфире RTVI Екатерина Котрикадзе и Тихон Дзядко обсудили с Владимиром Познером, что бы он хотел спросить у судьи Нины Шараповой, которая отклонила жалобу защиты, и почему общественный резонанс вокруг этого дела не повлиял на смягчение приговора.
– Владимир Владимирович, вы накануне этого заседания Московского городского суда опубликовали семь вопросов к судье Минину, который выносил первый приговор Константину Котову, кстати, на некоторые ваши вопросы последовали ответы, в частности было приобщено письмо священников. Но вопрос мой не в этом; есть ли у вас вопросы к судье, которая сегодня принимала решения? И если да, то какие?
– Да, вопросы у меня есть, наверное один вопрос, тот самый, который я задал последним и, конечно, он в какой-то степени риторический вопрос, но, тем не менее. Я говорил о том, что сегодня в России доверие к суду находится на весьма низком месте, и я спрашивал судью, господина Минина, как он думает, его решение повысит доверие к суду в России? Я этот же вопрос адресовал бы Мосгорсуду с этим решением, как они там полагают, или это им безразлично вообще, как относятся рядовые граждане к суду, доверяют или не доверяют? Если не безразлично, то мне интересно, каковы их ощущения от этого решения: повысится или, наоборот, еще ниже опустится?
– А вы как отвечаете на этот вопрос?
– Видите ли, я еще раз говорю, я задаю этот вопрос, как я сказал в самом начале, я интервьюер: «чукча – читатель, а не писатель», как в анекдоте. Вы понимаете сами, что смысл моих вопросов… ну ответ очевиден.
– Владимир Владимирович, мы наблюдали такой подъем гражданской активности несколько недель назад, мы увидели, что можно отвоевать тех или иных людей, которые, как многие считают, по надуманным делам чуть не сели на несколько лет. Сейчас решение очень жесткое. Почему не было никаких изменений, как вы считаете? Значит ли это, что кто-то где-то посчитал, что эта гражданская активность снизилась, так можно ничего и не делать. Многие лидеры оппозиции так думают, что раз вышло на последний митинг 25 тысяч, то можно и приговор оставить в силе. Вы как-то объясняете для себя столько жесткое решение или нет?
– Да, у меня есть объяснение, которое не совпадает с этим, и заключается оно в следующем. Есть некоторые опасения со стороны властей, что если пойти еще дальше на какие-то уступки, то это как-то покатится и невозможно будет остановить. Я уже говорил не раз и повторяю, что метод правления обществом с помощью страха, вот этот инструмент применялся в России всегда, и в царское время, и в советское время, это почти что генетически применяется. И поскольку сейчас молодежь совершенно очевидно не боится, то это внушает опасения и непонимание, как быть с ними. Ну вот это предел того, что можно делать – все равно наказывать. Может быть, это их в достаточной степени напугает, что они дальше не будут выходить. Мне это так кажется. Это в какой-то степени даже жест отчаяния.
– Какие последствия у этого будут? Перестанут ли ходить на акции протеста, на митинги или начнут бояться?
– Я думаю, что не перестанут, и наоборот, что подобного рода решения только больше возбуждают вот это желание противостоять. На мой взгляд, это контрпродуктивная политика с точки зрения положения властей. Это им не то что не помогает – это им вредит. И странно, что они этого не понимают.
– Спасибо.
