В.Познер: Добрый вечер. Сегодня наша вторая программа. Мы ее тоже можем считать премьерой. Ну, в театре, первые 5-6 спектаклей, тоже говорят “премьера”. Ну, а когда начинается программа, то бывают какие-то недоделки, какие-то шероховатости – это неизбежно. Так что, я надеюсь, что вы нам простите некоторые огрехи, которые у нас неизбежно будут еще. Я уже говорил неоднократно, что в отличие от программы “Времена”, эта программа касается не только политики, не только экономики и не только социальных вопросов, но и культуры, но и искусства, и спорта. Одним словом, всего того, что вообще может интересовать человека. Вот, некоторое такое предварительное замечание. Хочу вам представить нашего сегодняшнего гостя, это народный артист России, художественный руководитель государственного Театра эстрады Геннадий Викторович Хазанов. Добрый вечер.
Г.Хазанов: Добрый вечер.
В.Познер: Геннадий Викторович, как вы относитесь к тому, что очень часто теперь вас называют по имени? Ну, звонит человек – вот у меня было совсем, буквально пару часов назад: Владимир? Такой женский, девичий, я бы сказал, даже голос. Я говорю: “Вам сколько лет?” – “Девятнадцать” – “А мне 74. Вот как-то вам не кажется, что вы как-то странно ко мне? Вы незнакомы совершенно” – “Ой, извините”. Ну как вам, Гена?
Г.Хазанов: Ну чего, Вов, сказать по этому поводу? Вообще, с моей точки зрения, когда говорят об актерах, ну, как-то отчества выдает уже количество проведенных лет на сцене. И в жизни. Мне вообще очень нравится, когда говорят “Владимир Познер” – вот я вам говорю абсолютно честно.
В.Познер: Вместе все?
Г.Хазанов: Вот, Владимир Познер.
В.Познер: То есть, я поднимаю трубку, и мне говорят: “Владимир Познер?”
Г.Хазанов: Да.
В.Познер: Ага.
Г.Хазанов: Потому что это брэнд. Владимир Познер – это брэнд. Ну, конечно, когда 19-летняя девушка звонит и говорит “Владимир?” – сразу как-то.
В.Познер: Странно.
Г.Хазанов: Но с другой стороны, приятно.
В.Познер: Думаете?
Г.Хазанов: Ну конечно приятно.
В.Познер: Ну, не знаю, не знаю.
Г.Хазанов: Потому что, никто же не говорит, обращаясь к будущему президенту Соединенных Штатов, “Барак” и по отчеству.
В.Познер: Там нет отчеств. Вообще, когда звонят незнакомые люди, они говорят “мистер какой-то”.
Г.Хазанов: Конечно. Но если у нас скажут “Мистер Познер”, вы скажете: “Не туда попали”.
В.Познер: Нет, это конечно. Это точно совершенно. На прошлой неделе было ли какое-нибудь событие, которое вас как-то задело, которое вы помните, о котором вы думали?
Г.Хазанов: Было ли какое-то событие на той неделе? Ну, так для меня было событие 80-летие поэта Андрея Дементьева – вот это было для меня событие.
В.Познер: Да. Который выглядит лет на 60.
Г.Хазанов: Потрясающе. И вот когда к нему обращаются “Андрей Дмитриевич”, он терпит это. А когда я обратился к нему и сказал: “Андрей Дмитриевич”, он говорит: “Ты с ума сошел? Мы с тобой сколько лет знакомы” – я у него был в эфире в субботу на радио, и он сказал: “Называй меня Андрюшей”.
В.Познер: Хорошо.
Г.Хазанов: Вот такое было событие. Оно было в Кремлевском дворце.
В.Познер: Ну, для вас было заметно. Во всяком случае.
Г.Хазанов: Потом еще из событий прошлой недели – это разговоры по поводу вашей премьеры.
В.Познер: Оставим, Геннадий Викторович, оставим.
Г.Хазанов: Хочу только сказать, Владимир Владимирович, сразу, возвращаясь к вашей преамбуле нашей передачи, вы сказали, что у нас сегодня, у вас сегодня вторая передача. По театральному закону вторая премьерная, второй спектакль – всегда провальный. Всегда. Поэтому будем считать, что у нас сегодня первый.
В.Познер: А может быть третий?
Г.Хазанов: Или третий. Да, давайте третий!
В.Познер: Хорошо. Давайте. Итак, третий.
Г.Хазанов: Хорошо. А кто у вас на втором-то был?
В.Познер: Я не помню. Провальный был спектакль. Несколько лет прошло с тех пор, как вы ушли со сцены. Вас мало видно на сцене – я имею в виду эстрадное ваше амплуа.
Г.Хазанов: С эстрады.
В.Познер: И вы как-то вспомнили фразу Зощенко, когда отвечали на вопрос, а собственно почему? Вы его процитировали таким образом: что эстрада – “прибежище убогих”. Так чем же вы занимались все эти годы там? Это что, прибежище убогих и для вас было? И что произошло?
Г.Хазанов: Сейчас я вам скажу. Если вы произнесли фамилию Зощенко.
В.Познер: Да, конечно.
Г.Хазанов: То в каком контексте это было произнесено?
В.Познер: Ну, я могу сказать. Это было в “Независимой газете”.
Г.Хазанов: У Зощенко была фраза: “Я пишу короткими фразами”.
В.Познер: Это было давно.
Г.Хазанов: Зощенко сказал: “Я пишу короткие фразы, и мой язык доступен для бедных”. Я говорил, конечно, видимо, находясь в каком-то возбуждении, в каком-то состоянии конфронтации с теми претензиями, которые мне были предъявлены в связи с так называемым предательством жанра, которому я посвятил, в общем, свою жизнь. Ничего стирать из своей жизни я не собираюсь, и я считаю, что моя долгая жизнь на эстраде очень мне помогла что-то узнать, понять, чему-то научиться и сегодня, выходя на театральную сцену, я, конечно, очень пользуюсь тем, чему научился на эстраде.
В.Познер: А все-таки, не могу не спросить, что это было за предательство и жанра? Какие были претензии?
Г.Хазанов: Ну, считается, что если я не выступаю в юмористических программах, если я не работаю с сольными концертами в качестве артиста эстрады.. Как было принято это называть “артисты разговорного жанра”, хотя с моей точки зрения это очень унизительная характеристика. Вообще, что такое “разговорный жанр”? Вот то, что я почувствовал стесненность пространства, определенные границы, куда нельзя заходить, находясь на эстраде, определенный стереотип восприятия – конечно, меня это начало стеснять. И еще по одной очень серьезной причине. Всегда у лучших представителей этого жанра – в данном случае я буду говорить прежде всего о Райкине и в основном о Райкине, хотя можно говорить и о Марине Владимировне Мироновой и Александре Семеновиче Менакере. Кстати говоря, они настаивали на том, чтобы их объявляли по имени-отчеству почему-то. Ну… Это оставим без комментариев. Так вот, в их творчестве всегда были попытки прорваться ввысь.
В.Познер: Это как, ввысь?
Г.Хазанов: Уж очень жанр этот приземленный. Он очень сильно замкнут на быте.
В.Познер: Вы это постепенно постигли?
Г.Хазанов: Конечно. Безусловно. И постиг это при помощи неприятностей, которые со мной происходили, конфликтов с охранителями большевистской идеологии. И обижаясь на них в то время, может быть, я не понимал, что Господь посылает мне некую возможность переоценить то, что я делаю. Не переоценить – в смысле завысить свою собственную значимость, а подвергнуть это такому критическому анализу. И для того, чтобы уйти из этого пространства, которое очень простреливаемо в силу такой, очень сильной социальной зацикленности этого жанра. В лучшем случае я говорю. Потому что про пошлость, про все остальное мы говорить не будем.
В.Познер: Ну что? Это самозащита?
Г.Хазанов: Отчасти самозащита. Мне казалось, что это самозащита. На самом деле, может, мне был послан знак попытаться найти в себе резервы, которые могли бы вытащить меня в другое пространство. И я очень благодарен тем, кто в свое время и шлепал меня по разным частям тела за мои прегрешения.
В.Познер: Но вы только что сказали, что ни о чем не сожалеете?
Г.Хазанов: Ни о чем.
В.Познер: То есть, никакого ощущения стыда за то, что вы делали тогда, нет?
Г.Хазанов: Нет, стыда нет. Есть недовольство теми или иными опусами – я сейчас просматриваю свои старые работы, и должен вам сказать, что очень немногое мне самому нравится. Нет. “Нравится” – вообще не то определение. Ну, я могу это смотреть без раздражения. Несколько дней назад я посмотрел миниатюру, которую я делал много лет назад, и она у меня вызвала – не миниатюра вызвала возмущение, а артист, который был.
В.Познер: Кое-что мы тоже с вами посмотрим. Не очень много, но кое-что посмотрим. Я хочу вам напомнить – ну, вам-то не надо напоминать, но зрителю я напомню – что вы занимались не просто сатирой, но вы занимались очень много политической сатирой. И при этом некоторые ваши миниатюры или некоторые ваши монологи просто стали знаковыми. Вот, например этот.
Как и все местные жители, мы, местные жители как и жители других мест, я, вагоновожатый как и все вожатые вагонов, мы бурильщики, мы курильщики, мы все как и все остальные, решительно и всемерно, целиком и полностью одобрям. Одобрям! Это название эпохи.
В.Познер: Название эпохи. Геннадий Викторович, давайте так. Вот недавно наша Государственная дума приняла новый закон об увеличении срока пребывания на посту Президента и членов Государственной думы, то есть поправку к Конституции. ВЦИОМ, Всесоюзный центр изучения общественного мнения провел 21 ноября опрос. 67 процентов опрошенных, то есть больше двух третей населения поддержали это, сказали, что в общем, это нормально, можно поправить Конституцию. Теперь я вас прошу.
Г.Хазанов: Сколько-сколько процентов?
В.Познер: 67. Теперь представьте себе такое невероятное событие, что Президент, подумав, говорит: “Вы знаете, я подумал, и все-таки не надо менять Конституцию. Наверное, я поспешил. Давайте не будем этого делать”. Ну, я не спрашиваю вас, как отреагирует Государственная дума. А вот при опросе общественного мнения, как вы думаете, какая будет реакция? Опять 67 процентов поддерживает? Это из области “Одобрям”. Или все-таки мы не такие, как были когда-то?
Г.Хазанов: Все-таки 67 процентов – это значительно меньше, чем тогда, когда был “Одобрямс”. Потому что в то время заданный вопрос не давал возможности людям ответить не так, как от него ждали.
В.Познер: Потому что? Страшно, да?
Г.Хазанов: Да. Страшно. Потому что страх и рабская психология – это довольно сильные составляющие нашей истории.
В.Познер: То есть вы считаете, что в какой-то степени, по крайней мере народ пошел дальше, перешагнул через?
Г.Хазанов: Ну, разве это не так, если одна треть опрошенных не согласилась?
В.Познер: Но можно ли сказать, что, скажем, “Одобрям” постепенно отступает?
Г.Хазанов: Мне кажется, все-таки отступает, хотя многим хотелось бы, чтобы он вообще исчез. Да. Но дело в том, что это, как говорил когда-то Аркадий Исаакович Райкин, Это же Сен-Симон, это Утопия. Этого не может быть.
В.Познер: А вы как-то сказали тоже по поводу сатиры. Что недостаток сатиры прежде всего в том заключается, что сатира всегда знает, кто виноват.
Г.Хазанов: Ну, во всяком случае она делает вид, что знает.
В.Познер: Хорошо. Тогда смотрите. Я хочу вас процитировать, потому что это очень показательная цитата. “Можно сегодня сатирически обрисовать отмену в России губернаторских выборов. Легко. Но давайте взглянем в лицо реальности. Чем занимались эти избранные населением губернаторы? Да тем, что многие из них превратили область, край, республику в свою вотчину, и ничего нельзя было с этим поделать, потому что у них, видите ли, всенародный мандат. Боюсь, размышляя на эту тему, придем к грустным выводам. Нам придется спросить себя: “А может, в народе все дело?” (Конец цитаты).
Г.Хазанов: Это кто сказал?
В.Познер: Вы! Это ваша цитата.
Г.Хазанов: Может, в народе все дело? – это моя цитата?
В.Познер: Да, да. Так что? Виноват народ? Тема-то важная.
Г.Хазанов: Владимир Владимирович, я ведь вообще считаю, что виноват всегда народ.
В.Познер: Всегда?
Г.Хазанов: Всегда.
В.Познер: Ага.
Г.Хазанов: Что бы ни происходило с народом, это результат его деятельности.
В.Познер: То есть из этой цитаты можно сделать вывод, если народ не готов к серьезным, обдуманным, ответственным выборам, то это он сам виноват в этом?
Г.Хазанов: Я в этом не сомневаюсь. Как это ни прискорбно звучит.
В.Познер: Тогда еще.
Г.Хазанов: И реформы в России, с моей точки зрения, еще долгое время будут делаться сверху.
В.Познер: Неизбежно.
Г.Хазанов: По-моему, да.
В.Познер: Еще Хазанов как-то сказал следующее: “Если позволить России развиваться по канонам европейской демократии, у нас, я думаю, тогда вообще все рухнет. Мы же ни в чем не знаем середины. Все доводим до крайностей, до абсурда”. То есть, опять, да? Нам надо, чтобы кто-то нас за руку дернул. Я немножко утрирую, но все-таки…
Г.Хазанов: Нет-нет, вы не утрируете. Вы просто концентрированно цитируете.
В.Познер: Да.
Г.Хазанов: Ну и правильно делаете. Иначе, зачем наш разговор нужен? Так, в чем вопрос?
В.Познер: А вопрос, вы продолжаете. Вот этот взгляд. Я не люблю слова “пропаганда”, но утверждать, что все дело в нас самих. Что нечего… В конце концов можно так сказать: нечего там смотреть наверх и говорить “Это они!”
Г.Хазанов: Да кто это, они-то?
В.Познер: Ну, я не знаю – руководители, власть.
Г.Хазанов: Нет, кто они? Но когда мы идем к избирательным урнам – это кто они?
В.Познер: Кто они?
Г.Хазанов: Мы. Но это часть нас.
В.Познер: Один из моих самых любимых русских писателей и по-моему ваших тоже, Александр Иванович Герцен. И вы часто его цитируете. Именно Герцена, который написал: “Нельзя народ освободить больше, чем он свободен изнутри”. Так?
Г.Хазанов: Да. Я считаю, что Александр Иванович не ошибся. Это правда. Другое дело, что он как раз хотел делать какие-то, я бы сказал, превентивные шаги в освобождении народа. Он считал, что, так сказать, вот нужно, поклявшись с Огаревым на Воробьевых горах, нужно тащить – и все для этого сделать – народ к состоянию не раба, а свободного человека.
В.Познер: А что? Неправильно?
Г.Хазанов: А что такое свободный человек? Вот я хочу вам задать вопрос. Нет, ну у нас такое. Слава Богу, я пользуюсь прямым эфиром. Скажите мне, пожалуйста, вы свободный человек?
В.Познер: Да.
Г.Хазанов: Нет. Вы не свободный человек.
В.Познер: Чего вы меня спрашиваете, если вы знаете ответ? Это что?
Г.Хазанов: Потому что тогда наш разговор начинает походить, понимаете, на какое-то обсуждение.
В.Познер: Что такое свободный человек?
Г.Хазанов: Вот я и хочу вас спросить.
В.Познер: А вы как бы сказали: “Это бомж”.
Г.Хазанов: Правильно. Правильно. Свободный – это бомж.
В.Познер: Так мы понимаем свободу. Уж не как осознанная необходимость, правда, да.
Г.Хазанов: Свобода – это, с моей точки зрения, состояние человека, когда он сам в себе носит некие табуированные правила табу.
В.Познер: То есть?
Г.Хазанов: Вот онзнает. Нехорошо появиться на телевизионном экране и прибегать к ненормативной лексике. Это табу.
В.Познер: Подождите. Один из руководителей Верховного суда Соединенных Штатов Америки Оливер Вендоу Холм младший в 20-е годы сказал: “Человек не имеет права кричать “Пожар!” в битком набитом кинотеатре только потому, что он хочет кричать “Пожар!” Это ограничение свободы слова? Да! Это ограничение ответственностью. Но в том-то и дело, что свободный человек ответственный.
Г.Хазанов: Абсолютно точно!
В.Познер: Вот, вот!
Г.Хазанов: Вот и все. Вот и все. Потому что безответственность и анархия – это совсем не то же самое, что свобода.
В.Познер: Или просто воля? Что хочу – то и ворочу.
Г.Хазанов: Ну воля, да. У меня нет. Тут нет предмета спора.
В.Познер: Хорошо. Поскольку время бежит и реклама наступает, я хочу.
Г.Хазанов: Опять? Вот видите, мы с вами не свободны. Мы с вами не хотим прерывать беседу, а нам говорят: “Вы должны”.
В.Познер: Да. Это правда.
Г.Хазанов: Ну вот.
В.Познер: А мы как люди ответственные, говорим да.
Г.Хазанов: Говорим: “Да, пожалуйста”. Наоборот говорим: “Очень рады”.
В.Познер: Геннадий Викторович, вы человек битый? Я читал где-то, что еще когда вы были студентом государственного училища циркового иэстрадного искусства, вас официально обвинили в диссидентстве и было распоряжение Росконцерта не брать Хазанова на работу нигде на территории СССР. А потом, кажется это был 1984-й год, за чтение так называемых нелитованных, то есть непрошедших цензуру текстов, вам было запрещено вообще выступать перед публикой. Это я правильно говорю? Было все?
Г.Хазанов: Да. А за год до 1984-го года, в 1983-м году после того, как я на ноябрьском телевизионном огоньке прошел миниатюру “Письмо генералу”, меня тоже отстранили от работы, я был некоторое время безработным до момента, пока комиссия не приехала в Театр эстрады принимать заново весь мой репертуар. Потому что практически я был лишен права. Но телевидение повело себя по отношению ко мне очень, я бы сказал, корректно. И несмотря на то, что я был отстранен от эфира, но это была не инициатива телевидения, причем возглавлял в тот момент Гостелерадио Сергей Георгиевич Лапин. Несмотря на то, что времена были непростые для телевидения, и особенно для этого жанра, как-то меня телевидение взяло под защиту. Но! Я долго не появлялся на экране, даже, естественно, не по своей вине.
В.Познер: Понятно. Тогда будьте так любезны. Объясните мне следующее. Где-то – я ведь читал, пытался читать и наша команда готовила меня, давала материалы, которые вас касаются – и вы где-то процитировали польского драматурга Ежи Брашкевича, который сказал:
Г.Хазанов: “Клетка не только ограничивает, но и предохраняет”.
В.Познер: Не забывайте: “Клетка не только ограничивает, но и предохраняет”. То есть, это звучит. А дальше вы так сказали: “Отсутствие государственных цензурных органов предполагает наличие подобных органов внутри человека. Но это, как говорил Райкин в одном из своих монологов, хорошо бы, чтобы никто не брал взятки”.
Г.Хазанов: Да.
В.Познер: Значит, что же? Все-таки цензура нужна с вашей точки зрения? Правда, в нас сидит самоцензура, я бы сказал, она там гуляет, будьте уверены. Но это, может быть, не совсем та ответственность, о которой вы говорите. Все-таки, ну вас, испытавшего все эти вещи, и все-таки клетка нужна?
Г.Хазанов: Вы знаете, все-таки впрямую понимать фразу Ежи Брашкевича, все-таки клетка – это одно, и наша с вами сегодняшняя жизнь – это другое. Не надо это идентифицировать. Что касается страхов, сидящих внутри, то если нет внутренней машины, которая занимается сортировкой этого, то человек попадает опять в простреливаемое пространство. Вот смотрите. Известный артист Михаил Козаков приходит на юбилей, ну, на юбилейный концерт канала “Культура”. И на этом юбилейном концерте он собирается читать басню Ивана Андреевича Крылова. И те, кто занимался подготовкой этого концерта, сказали: “Михаил Михайлович, какую басню вы будете читать?” Я не помню названия этой басни. Козаков назвал басню, и через некоторое время позвонили, говорят: “Мы посмотрели эту басню. Давайте ее читать не будем. Она может вызвать ненужные ассоциации”. Вот я бы сегодня даже не предложил эту басню. Вот наша разница – между мной и Козаковым – в том, что я это уже съел. Зачем я буду бегать по тем коридорам, по которым я ходил столько лет? Для чего? Зачем ставить человека в положение или людей в положение, когда они мне должны говорить: “Давайте обойдемся без этого”. Несколько лет назад был юбилей “Газпрома”. Ну, не последний, а предыдущий юбилей. Я подготовил приветствие, я сделал монолог от лица попугая, и там была одна фраза, связанная с мюзиклом “42-я стрит”. Дело в том, что “Газпром” выступал в качестве спонсирующей организации. Мюзикл благополучно сгорел, сошел со сцены – не будем сейчас говорить о причинах – но я упомянул только этот мюзикл. И те, кто занимался подготовкой этого концерта, мне сказали: “Геннадий Викторович, вот эту фразу насчет мюзикла нельзя ли убрать? Потому что Алексей Борисович Миллер просто слышать про этот мюзикл не может – это его настоящая душевная травма: он искренне хотел помочь созданию мюзикла, а выяснилось, что там все было сделано так, что этот мюзикл не прожил и полугода. И для него это травма”. Я сказал: “Да ради Бога”. Я когда-то бился за каждую фразу. Когда мне вычеркивали какую-нибудь шутку, я вставал на дыбы и готов был просто идти на все дзоты. А потом я подумал: “Если из-за одной шутки не годится вся миниатюра, значит, она уже не годится”. Хотя, конечно, смеховая составляющая и то, что на нашем профессиональном языке называется реприза, очень важны.
В.Познер: То, о чем вы говорите, то, что произошло с вами, ваше понимание этого – это что? Это результат… Ну, вы устали или поумнели?
Г.Хазанов: Я думаю, что все-таки скорее поумнел. Потому что сказать, что я устал – ну, не совсем точно.
В.Познер: Не устали?
Г.Хазанов: Нет. Я с удовольствием слушаю…
В.Познер: Все-таки вот эта вот готовность: “Здесь я уступил чуть-чуть, там я уступил. Крылова не почитаем – известного диссидента Ивана Андреевича Крылова. Не почитаем. Этого не сделаем”. Нет ли опасности оказаться потом здесь, здесь, здесь – уступили, а больше все. Мы закончились.
Г.Хазанов: Есть. Есть опасность. И я отдаю себе отчет в том, что опасность есть. Но я надеюсь, что жить в эту пору прекрасную уж не придется не мне, не тебе.
В.Познер: Хорошо. Слушайте. Как-то, может быть, в запале вы сказали такую фразу: “Если власть дает деньги на развитие театра, я готов поцеловать ее в любое место”. Ну, в плечико бы сказали – ну хорошо. А в любое место? Здесь не происходит с вами некоторой метаморфозы.
Г.Хазанов: Я не сказал “в любое место”.
В.Познер: Цитата.
Г.Хазанов: “В плечико”.
В.Познер: Нет. Хорошо. Значит, соврали. Вы сказали “В плечико?”
Г.Хазанов: Именно так. Но плечо может находиться ниже пояса.
В.Познер: Но это странная анатомия. Ниже пояса – это очень согнуться только если, понимаете? Тогда да.
Г.Хазанов: Ну, это нормально.
В.Познер: Но вас, вы знаете… Ну ладно.
Г.Хазанов: Ну вы знаете, что. Давайте, чтобы я не выглядел человеком, который заметает следы и уходит от вопросов, я скажу вам просто, не стесняясь – мы с вами не так часто беседуем.
В.Познер: К сожалению.
Г.Хазанов: Я хочу вам сказать, что, придя в 1997-м году, в Московский государственный Театр эстрады я увидел ужасающий вид некогда одного из самых престижных залов Москвы.
В.Познер: Да.
Г.Хазанов: Времена были трудные – я все понимаю: не до Театра эстрады было. Я сделал много попыток для того, чтобы исправить положение. И вот на этом пути я вдруг уткнулся в стену, и эта стена уже была такой высокой, что если бы в течение нескольких месяцев этот вопрос бы не разрешился, боюсь, что и сегодня Театр эстрады был бы в том же виде. И только личное вмешательство Президента страны, личное. Несмотря на то, что ничего незаконного не было сделано. Но реализовать даже то, что было предложено Московской Городской Думой, я не мог. Я не буду сейчас грузить ни вас, ни телезрителей.
В.Познер: Вы говорите о признательности в данном случае Президенту. Правильно?
Г.Хазанов: Да, да. И я не могу. Я сразу становлюсь ангажированным человеком. Я не могу не быть благодарным Путину за то, что сегодня происходит с Театром эстрады.
В.Познер: Вы знаете, мы получили довольно много вопросов – ну, люди знали, что вы будете в гостях у нас, это на сайте. Я к ним еще перейду. Но среди них были вопросы такие, на мой взгляд, мелкие, но тем не менее я хочу их вам задать.”Вы этот театр узурпировали и что вы туда не пускаете каких-то людей?”
Г.Хазанов: Что ж там происходит, если? Во-первых, я не понимаю, кого я не пускаю – это уже очень старые разговоры. И я всегда люблю говорить о конкретике. Поэтому это уже такие, я бы сказал, рудименты прошлых амбициозных конфликтов. Не более того.
В.Познер: Вы знаете, что у нас еще было одно видео подготовлено. Я думаю, мы его пропустим. Но тему я хочу вам задать. Когда вы были в программе “Времена”, я вспомнил вашу миниатюру про деревню Гадюкино, помните, да? Я тогда сказал вам, что… Ну все понимали, что Гадюкино – где вечно идут дожди – это на самом деле Советский Союз, это аллюзия явная такая. И я вас спросил: “А что сегодня? Продолжает существовать эта деревня Гадюкино? Советского Союза мол нет, а деревня-то есть?” Вы как-то тогда изящно…
Г.Хазанов: Отшутился?
В.Познер: Отшутился. А сегодня что скажете? Все-таки вот эта деревня? Вот, возвращая вас к началу программы, вы сказали, что все-таки постепенно “Одобрям” отходит. Медленно, с трудом отходит.
Г.Хазанов: Да.
В.Познер: Вот “деревня Гадюкино” отходит?
Г.Хазанов: Владимир Владимирович, я неделю тому назад был на гастролях в Саратове.
В.Познер: Так?
Г.Хазанов: Это тот город, в котором практически могла решиться моя будущая жизнь, потому что мои первые серьезные неприятности начались 40 лет назад именно в этом городе, когда представители управления Комитета государственной безопасности сообщили, что появился такой неблагонадежный тип.
В.Познер: Да.
Г.Хазанов: Я в течение этих лет много раз бывал в Саратове. Когда в этот раз я проехал по городу и увидел, насколько современна сегодня фраза из бессмертной комедии “Горе от ума”: в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов. У меня похолодела спина от того, в каком состоянии сегодня находится город – с потрясающими людьми, с фантастическими зрителями. Что происходит? Ну неужели все воруют? Ну чтобы с городом за эти годы почти – я еще раз говорю – почти ничего не сделать. Должен сказать, что я не так много в последнее время езжу по России, но ощущение мое, что в глобальном понятии, конечно, это уже не деревня Гадюкино, несмотря на то, что меня можно ткнуть носом здесь, и там, и там, и там и сказать: “А это что? А это не деревня Гадюкино?” Но ничто не делается так быстро, как хочется. Многое делается гораздо медленнее, чем может делаться, потому что уровень… Ну что тут банальностью опять заниматься?
В.Познер: Да. Хорошо. Вопросы, присланные вам по интернету, так называемые voxpopuli. Это на сайт Первого канала приходит все, конкретные люди. Правда, человек не раскрыл своего имени-отчества.
Г.Хазанов: Не подписываются?
В.Познер: Нет-нет, подписываются все. “И.А.Алексеев: Известно, что Аркадий Райкин до последних дней не оставлял сцены. Почему вы актер, столь щедро одаренный талантом и столь много могущий еще сделать на поприще сатиры и юмора, так рано ушли из этой сферы?” По сути дела вы уже отвечали на этот вопрос. Вообще, вас в театре больше влечет драматическое?
Г.Хазанов: Извините, пожалуйста, Владимир Владимирович, это все равно, что… Я прошу прощения просто за то, что упоминаю всуе фамилию Антона Павловича Чехова – ну это все равно, что спрашивать: “Антон Павлович, а чего вы не пишете? У вас такие замечательные рассказы были. Понимаете? Чего вы там этот “Вишневый сад”, понимаете? Ну зачем?”
В.Познер: Понятно. Все-все-все-все. “Егор Синебок”.
Г.Хазанов: Что это?
В.Познер: Фамилия человека. Он спрашивает.
Г.Хазанов: Ага. А фамилия – Синебок или Егор?
В.Познер: Егор Синебок: “В одном из своих интервью, комментируя то, как вас освистали во время вашего премьера, вы сказали, что…”
Г.Хазанов: Во время чего?
В.Познер: “Во время вашей премьеры. Вы сказали, что зрители – это каннибалы, которые питаются нашей кровью и не успокаиваются до тех пор, пока не раздирают нас по косточкам”.
Г.Хазанов: Что-то происходит с этим человеком, который дает интервью и произносит такие фразы. Я имею в виду, Хазанов это сказал, да?
В.Познер: Да. Вроде бы.
Г.Хазанов: Во-первых, кровью питаются не каннибалы, а вампиры. Я уж не знаю, почему в этот момент каннибалы пришли. Ну, видимо склеротические явления дают о себе знать. Поэтому. На что надо ответить?
В.Познер: Да Бог с ним.
Г.Хазанов: Не надо? Синебоку не надо отвечать?
В.Познер: Не надо. Но зато надо отвечать Юрию Викторовичу Лисину.
Г.Хазанов: Пожалуйста. Юрий Викторович, я готов.
В.Познер: “Что, по вашему мнению, произошло с русским юмором? Почему он опустился до уровня юморин, “Кривых зеркал” и “Аншлагов”? Как будто весь российский народ превратился в стадо голодных баранов, которые скушают все эти низкопробные, сальные шуточки. Создается впечатление, что большинство так называемых юмористов сексуально озабоченные люди”.
Г.Хазанов: Я бы хотел тут чуть-чуть поспорить с этим утверждением, несмотря на то, что, скорее, принадлежу к сторонникам Юрия Викторовича. Вы знаете, вот смотрите… Есть определенная категория людей, которые заходят только в фирменные магазины – ну, там где продаются какие-то высококачественные, эксклюзивные вещи. Рядом находится магазин, где продается то, что мы с вами называем ширпотреб.
В.Познер: Так?
Г.Хазанов: Правомочно ли закрыть все магазины с ширпотребом только от того, что они не дотягивают до уровня…
В.Познер: От Кутюр?
Г.Хазанов: От Кутюр. Нет. Этого делать нельзя. Мы не имеем права лишать людей того продукта, который они готовы воспринимать. С моей точки зрения дозировать это можно было бы более строго. С моей точки зрения количественно это немножечко…
В.Познер: Перебор?
Г.Хазанов: Перебор. Хочу воспользоваться нашей беседой и сказать, что Первый канал отчаянно пытается найти свою дорогу на этой юмористической тропе. Дорога очень трудная, тяжелая. Что-то удается. Но я вижу отчаянные попытки это сделать. И, скажем, если говорить об альтернативных предложениях на других каналах, то у меня складывается впечатление, что кто-то движется по наезженной и заезженной колее, а кто-то в своих попытках приобрести зрителя уже пускается во все тяжкие.
В.Познер: Кто-то?
Г.Хазанов: Проблема в том, что я на определенном канале и получается, что вроде мы используем…
В.Познер: Получается, конечно.
Г.Хазанов: Получается. Но не могу не сказать тогда уж, если вы меня так вынуждаете. С моей точки зрения то, что происходит у команды, именующей себя “ComedyClub”, с моей точки зрения, при том, что там есть и от природы довольно способные люди. Попытка встроиться в молодежную аудиторию, забыв о том, что все-таки существует ну, какая-то мера приличия, воспитание, традиции, культуры русской.Я говорю это совсем не для пафоса – а самое главное. С моей точки зрения, юмор может также отравить, как может отравить просроченное лекарство или какой-то, ну, продукт, который уже не подлежит употреблению.
В.Познер: Прежде чем задать вопрос от имени зрителя, я хотел бы, чтобы вы посмотрели небольшой сюжет, с вами связанный.
Говорили, что, мол, волки сыты и овцы целы. Но было ли так на самом деле? Нет. Овец драли у всех на глазах. У всех на глазах, и при этом. При этом…
В.Познер: Вопрос от Александра Ярощука.
Г.Хазанов: Господи! Я думал, от Михаила Сергеевича.
В.Познер: Как вы думаете, почему перестали шутить про власть? От себя же хочу добавить: почему вы перестали шутить про власть? Я хочу напомнить нашему зрителю: то, что здесь происходит, вот здесь – это вы пародируете Михаила Сергеевича Горбачева, президента СССР. Не в отставке, не где-то. Так вот, Ярощук, наш зритель, спрашивает, почему это вообще исчезло, вот такое пародирование?
Г.Хазанов: Так почему же это исчезло?
В.Познер: А где это вы видите?
Г.Хазанов: Ну как. У нас есть исполнители, которые показывали, и телевизионные экраны это тиражировали – и Путина, и Черномырдина. Ну вот, Медведева еще пока не было.
В.Познер: То есть, вы считаете, это все есть?
Г.Хазанов: Как это я считаю? Нет, Владимир Владимирович! Это не я считаю, это так и есть, что оно есть. Другое дело, что я этого не делаю. Поэтому, может быть, вопрос локализован?
В.Познер: Да. А так – в порядке?
Г.Хазанов: Пожалуйста.
В.Познер: Хорошо. Хорошо. Последний вопрос от народа. Иван Ильич Низгораев пишет так: “В хороших русских традициях вы критикуете интеллигенцию и говорите, что ее время ушло, о чем уже столетия пишут сами интеллигенты. Кроме критики существующей власти, какую мировоззренческую позицию, по вашему мнению, занимают остатки нынешней интеллигенции?” – спрашивает он. Я добавлю, что вы как-то заявили довольно так, категорически, что вы к интеллигенции не имеете никакого отношения. То есть, себя не причисляете по ряду признаков.
Г.Хазанов: Да. Если интеллигенция должна по определению находиться в оппозиции власти.
В.Познер: А должна ли она?
Г.Хазанов: Не уверен совсем.
В.Познер: Ага. Но если она должна?
Г.Хазанов: Нет. Это не мои слова. Это я просто цитирую заголовок интервью, которое когда-то давал Гавриил Харитонович Попов. И именно прочитав вот это интервью с этим заголовком, я приехал в Университет, где Гавриил Харитонович ректорствовал или президентствовал.
В.Познер: И ректорствовал.
Г.Хазанов: И ректорствовал, да? Нет, по-моему, там был Ягодин ректором. И я стал спорить с этим – что интеллигент совершенно не обязательно должен находиться в оппозиции к власти. И мне сказали, что тогда это не интеллигент. Я сказал: “Тогда я не интеллигент”. Вот и все. Вот как было.
В.Познер: Как вы думаете, почему это понятие “интеллигенция” – не интеллигент, а интеллигенция – существует только применительно к России?
Г.Хазанов: Да-да-да! Да. Я об этом, кстати, на этой, как-то они обозвали, лекции, хотя никакой лекцией это не было… Я вообще считаю, что это российское изобретение и я считаю, что это так и есть. И я там произнес еще фразу, которая потом такую бурю вызвала. Я сказал, что – но ее опять процитировали неточно – дословно я сказал: “Что если когда-нибудь в России будет построен цивилизованный капитализм, интеллигенция исчезнет”. Потому что в принципе интеллигенция всегда, как я понимаю, в России была тем средством… Это был все-таки какой-то звук совести. Вот что это было.
В.Познер: Оставим это так. Пускай зритель думает. А теперь хочу познакомить вас с Марселем Прустом.
Г.Хазанов: Он здесь?
В.Познер: Да-да. У меня вот здесь. К его вопросникам. У нас менее трех минут.
Г.Хазанов: Всего?
В.Познер: Да. Поэтому я буду просить вас отвечать соответствующим образом. Итак, Марсель Пруст. Каким представляется вам предельное счастье?
Г.Хазанов: Гармония с самим собой.
В.Познер: Каким представляется вам предельное горе?
Г.Хазанов: Ощущение бессмысленности своего существования.
В.Познер: Какое качество вы цените более всего в мужчинах?
Г.Хазанов: Благородство.
В.Познер: Какое качество вы цените более всего в женщинах?
Г.Хазанов: Умение понять мужчину.
В.Познер: Если вы могли что-нибудь одно изменить в себе, что бы это было?
Г.Хазанов: Себя.
В.Познер: Какой литературный герой вам ближе всего? Ну только не говорите Карлсон.
Г.Хазанов: Нет. Я даже не скажу Энгельсон. Ну что вы?
В.Познер: Он не литературный герой. Карлсон – ну, который живет на крыше. Все-таки, так какой литературный герой вам ближе всего?
Г.Хазанов: Ой, что-то с литературными героями трудно.
В.Познер: Нет?
Г.Хазанов: Так сразу не могу ответить. Я подумаю, и в следующий раз…
В.Познер: Потом позвоните.
Г.Хазанов: Обязательно.
В.Познер: Хорошо. Если б вы поймали Золотую рыбку, какие три желания вы бы у нее попросили?
Г.Хазанов: Хм. Чтобы были здоровы моя жена, дочь и внучки. Чтобы у меня не пропадал азарт в творчестве. И чтобы в России было меньше пасмурных дней.
В.Познер: Как бы вы хотели умереть?
Г.Хазанов: Тихо.
В.Познер: Оказавшись после этого перед Богом, что вы ему скажете?
Г.Хазанов: Я скажу, что меня не всегда верно цитировали. Поэтому я хотел бы объясниться сам.
В.Познер: Геннадий Викторович Хазанов.
Текстовая версия интервью Геннадия Хазанова в программе «Познер» 2008 года
