– Я бы хотела задать два вопроса в одном. Мне стало интересно, вы говорите об уязвимостях страны, о больных местах, точках, таких как Чернобыль. И мне очень интересно, как лучше в масштабах страны смотреть свои уязвимости, как вы рассказывали про Германию, или прикрывать это и делать вид, что все хорошо, развивать патриотизм?
И в связи с этим второй вопрос. Мне интересно соотнести государство… провести параллель с публичной личностью. Как вам кажется, публичная личность должна показывать людям свои ошибки, смотреть в них и опять же в больные точки, или скрывать и делать вид, что все хорошо, чтоб уважали и любили?
– По поводу патриотизма. Вы знаете, я всегда цитирую Лермонтова: «Прощай, немытая Россия, Страна рабов, страна господ, И вы, мундиры голубые, И ты, им преданный народ». Думаете, Лермонтов не был патриотом?
Понимаете, для меня патриотизм не заключается в том, чтобы кричать «Ура!» и что лучшее у нас, мы и т.д. Патриотизм прежде всего заключается в борьбе с тем, что плохо в стране. Потому что я ее люблю и хочу, чтобы было хорошо. И скрывать плохое, это самое плохое, что можно делать, потому что это загоняется внутрь и становится только хуже. Есть квасной патриотизм, это известное русское выражение, здесь патриотизм как раз в этом заключается – кричать ура, говорить, что все хорошо, и если говорить, что что-то плохо, то ты не патриот, ты русофоб.
Есть такой канал «Царьград». И они в прошлом году выпустили список русофобов, там сто русофобов и я среди них. Я не знаю, какой я среди них, потому что они в алфавитном порядке. Я на букву П. Передо мной был очень видный русофоб. А теперь сомнение, а почему? Потому что я критикую многие вещи в России. Но я считаю себя патриотом, настоящим патриотом. Я радуюсь успехам, но возмущен, когда что-то делается неправильно. И считаю, что так и надо делать. В этом я абсолютно убежден.
Так должна действовать власть, которая не должна лишать людей надежды. Она должна доверять людям и просить, чтобы люди содействовали. И люди должны доверять власти. Но поскольку никто не верит никому сегодня в России, то возникает та ситуация, которая существует.
Что касается публичной фигуры, я же не могу рецепты никакие давать. Я просто как журналист понимаю свой долг, который заключается именно в том, чтобы не убеждать людей в своих программах, что этот хороший, а этот плохой. Мое мнение ни при чем. Мой долг – давать максимум информации. Объективной, насколько я могу, широкой, насколько я могу, честной. Потому что мы все знаем, когда мы врем. Мы все знаем, когда мы говорим полуправду. Все это дать, чтобы мой зритель сам мог сделать выводы. Свой вывод. Не мой.
Но, к сожалению, такой журналистики у нас нет почти. Даже те, кто против власти, занимаются тем, чем занимается Киселев, но с обратным знаком. Это опять не журналистика. Это пропаганда и это очень жаль. Кстати говоря, Киселев талантлив! Он несомненно очень яркая фигура. Я его очень давно знаю. Много лет тому назад, когда я был президентом Академии российского телевидения, мы поехали делегацией в Лихтенштейн, что ли… и он был в делегации, молодой совсем. Я помню, он ко мне подошел (он работал на Иновещании, так же как я. Он работал на Норвегию, Швецию, он специалист по Скандинавии). Он подошел ко мне и сказал: Владимир Владимирович, я бы хотел считаться вашим учеником. Я сказал: Вперед! Он сказал: Да, но есть проблема. – Какая проблема? – Понимаете, вы как-то часто плюете против ветра. – Ну, ладно… – Мне надо сделать выбор. И он сделал сознательный выбор, он знает, что он делает и делает это, надо сказать, очень умело.
– А мне еще очень интересно про вас: вы признаете свои ошибки публично?
– Я их признаю, когда меня спрашивают. Я не исповедуюсь, но если меня спросить о каких-то вещах… Ну, например, «вы сожалеете о том, что вы были пропагандистом?». Я, конечно, сожалею и очень.
