– Владимир Владимирович, вы в очень сознательном возрасте, и несмотря на это продолжаете что-то делать для того, чтобы что-то оставить после себя. Все мы уйдем из этой жизни, и я прошу прощения за этот вопрос, но мне интересно – ведете ли вы дневники или пишите что-то, что хотелось бы обнародовать после своего ухода?
Владимир Познер: Дневников не веду и совершенно не хотел бы, чтобы после моей смерти какие-то письма, для меня интимного характера, вдруг попали в печать. Не хотел бы.
У каждого человека, как мне кажется, есть часть жизни, которая не для всех, только для близких. А есть и которая ни для кого, а только для него. И, конечно, у меня есть и это.
Я плохо понимаю эту идею, что я «пишу для будущих поколений». Надо быть очень о себе высокого мнения, чтобы вот так утверждать. Я совершенно этого не делаю и вообще себя писателем не считаю, я журналист и считаю, что это замечательно, все-таки на хлеб я зарабатываю журналистикой, а не книгами.
И я очень приватный человек. То есть я могу говорить очень откровенно, сказать какие-то вещи, но есть целый слой моего существования, который абсолютно ни для кого и я думаю, что об этом никогда не напишу.
Ну а что будет после того, как я «дам дуба» – этого никто не знает. А как вы знаете, я не верующий человек и не верю в загробную жизнь, хотя и был крещен в католической вере и ни где-нибудь, а в Соборе Парижской Богоматери, поэтому для меня произошедшее с Собором – это горе. И даже не потому, что я там был крещен, но я эмоционально очень связан, привязан.
