Владимир Познер прокомментировал вручение Пулитцеровской премии в 2019 году журналистам The Wall Street Journal и The New York Times. Свое мнение о премии и американской журналистике в целом, он высказал Станиславу Кучеру и Тихону Дзядко в эфире телеканала RTVI.
– Владимир Владимирович, мне показалось, что вы больше не относитесь к решениям Пулитцеровского комитета с прежним уважением. Так ли это и если это так, то почему?
– Да, это безусловно так и это связано не столько с Пулитцеровским комитетом, в конце концов он должен выбирать из того, что у него есть. Я просто вспомнил, ведь было время в Соединенных Штатах, когда в 40-х годах приняли такое решение, это был закон принятый, что журналист обязан для своего читателя или слушателя изложить обе стороны любого вопроса. Его дело не убеждать публику, что правильно или что неправильно с его точки зрения, а его дело дать максимум информации и той и этой, в результате которой его публика сама решит хорошо это или плохо. Это был закон, я подчеркиваю, за его нарушение можно было лишиться работы, лишиться возможности писать или говорить и так далее. И так было до прихода к власти Буша, когда этот закон был отменен. Причем активную роль в этом сыграл Дик Чейни. И тогда родилась другая журналистика – журналистика мнения, когда журналист доказывает, что хорошо, а что плохо. Это началось в Америке и очень быстро распространилось. Сегодня в России именно такая журналистика, во Франции такая, в Англии такая и это меня глубоко огорчает. Это уже не журналистика, строго говоря, а пропаганда.
И конечно, дают Пулитцеровскую премию кому хотят. Но ведь если говорить о Трампе, который никак не является моим героем, то я вам скажу, что тем не менее можно найти и какие-то позитивные стороны Трампа, если быть журналистом, а не пропагандистом. Потому что если посмотреть, что говорил Трамп во время предвыборной кампании и что он сделал, то приходится признавать, что очень многое из того, что он обещал, он сделал или старается сделать, в отличии от многих других президентов. Но никто же об этом не пишет.
– Но здесь же дается эта премия представителям The New York Times и The Wall Street Journal не за мнение, а за их расследование. В формулировке говорится: 18 месяцев велось расследование и вот они пришли к результату.
– Да, я совершенно с вами согласен, но у меня возникает вопрос: а почему 18 месяцев они вели это расследование? Ведь они же получили, понятное дело, указание, это же не они сами придумали. Они пришли к главному редактору и сказали «Вот такое-то дело», и главный редактор сказал: «Ну если эту с*ку – Трампа вы сможете вывести на чистую воду, то я вам даю свое благословение». Ведь это же совершенно очевидные вещи. И еще раз я говорю, я не сторонник Трампа, но посмотрите, что происходит в отношении Трампа в американской печати в течение того времени, что он у власти. Если убрать оттуда телеканал FOX, который занимает как раз противоположную позицию, то это сплошное обливание, обвинения.
И с каким огорчением восприняли весть о том, что как ни старался два года господин Моллер и его сотрудники выяснить вопрос о том, сотрудничал ли или прогнулся ли Дональд Трамп в отношении России, так и не нашли. Я был в это время в Америке, когда как раз этот вывод был объявлен, просто видел, как огорчились. И более того, он не пытался мешать закону, а это тоже было важное обвинение.
То есть понимаете, так или иначе, СМИ, в том числе такие уважаемые, как The Washington Post, как The New York Times, как The Wall Street Journal, да и много других, они взяли чью-то сторону и гнут эту линию. По мне – это не журналистика. Поэтому – ну дали эту премию ну и дали.
– А вот Пулитцеровской комитет: у него традиционно были какие-то и вообще бывают какие-то политические предпочтения? Все-таки американская пресса всегда была, в целом, скорее либеральной. А у Пулитцеровского комитета, по вашим наблюдениям, есть предпочтения?
– Мне делать такие выводы трудно, потому что сказать, что я изучал историю Пулитцеровского комитета, я не могу. Но я очень хорошо помню рад людей, которые получали эту премию, в частности, мой приятель Тед Коппел, который вел программу Nightline, он один из них. Я говорю о людях, которые занимаются политической журналистской.
Уровень объективности Теда Коппела был таким, что никто не понимал, за кого он голосует, за демократов или за республиканцев, так он кто – либерал или консерватор? Блестящая совершенно новостная вечерняя программа, которая по своей популярности даже побивала вечерние шоу. Вот это я понимаю – журналистика. Когда комитет ему вручает эту премию, я понимаю, да, ему вручают как журналисту, это действительно так. Таких просто больше нет.
– Владимир Владимирович, а сегодня есть запрос на такую журналистику в сегодняшних Соединенных Штатах?
– Конечно, нет. В том смысле, что никто по ней не скучает. Когда начали приглашать в ток-шоу людей, которые дрались прямо во время программы, и их хватали здоровенные ребята и разнимали и так далее, и нашли в этом рейтинг, и это побило того же Донахью, который ничего подобного не делал. Конечно, если апеллировать к наиболее мерзким или низменным страстям человека, конечно же он это предпочитает. Мы это и видим сегодня. Этот Пулитцеровской комитет существует, чтобы поднимать планку, а не опускать.
