Телеведущему Владимиру Познеру 1 апреля исполнилось 85 лет. Он продолжает делать авторскую программу (даже в день рождения), снимать документальные фильмы, ездить по миру с лекциями и наслаждаться жизнью, совмещая спорт и алкоголь. О баснословной зарплате в СССР, карьере через постель и стоимости понтов — в откровенном интервью «Ленте.ру».
О возрасте
– Когда человеку в возрасте хотят сделать заочный комплимент, почему-то говорят: «Да у него даже все зубы свои!» Что еще, кроме зубов, неплохо было бы сохранить к 85 годам?
– Мозги! Обязательно!
– Мозги — в смысле чтобы просто соображать или чтобы еще быть способным что-то создавать?
– Чтобы быть просто в хорошей форме. Уметь общаться с людьми. И создавать, если ты еще работаешь. В общем, быть, как бы это сказать, абсолютно соответствующим.
– У вас и мозги свои, и зубы?
– Нет, не все зубы. Хотел бы сказать, что все, — но нет.
– К молодому поколению накопилось много вопросов?
– Вообще, всегда люди старшие критиковали молодежь. Я помню, читал у Аристотеля, который написал две с половиной тысячи лет тому назад, что с нынешней нашей молодежью всем осталось недолго, мир перестанет существовать. Это характерно вообще. И принято ведь говорить: когда мне было столько лет, сколько сейчас тебе, да я уже такое делал, да я это, да я то. Это признак старости. У меня такого совсем нет. Наоборот — я всегда, особенно сегодня, полагаюсь именно на молодых. Уверен, что они могут сделать что-то гораздо лучше, чем, скажем, люди моего возраста. А когда начинают брюзжать по поводу молодежи — для меня это признак старения.
– Но вы пока не брюзжите?
– Никогда!
– Сколько лет вам внутри?
– Это непростой вопрос. Наверное, я могу ответить, что тридцать. Но тридцать, сдобренные опытом. А чувствую я себя, конечно, человеком молодым.
– В каких-то ситуациях вы чувствуете себя старым?
– Бывает. Но не старым, а пожившим. Какие-то происходящие вещи я воспринимаю не так наивно. Слушая некоторые высказывания молодых людей с горящими глазами о том, что здесь нужно так, а там нужно эдак, я себя вспоминаю точно таким же. И понимаю, что у них будут трудности, они столкнутся с реальностью, которая не такая, как им представляется. Скажем, я-то уже понимаю, что жизнь несправедлива. Что само представление о справедливости — это наша выдумка.
Жизнь такая, какая она есть. Вот кирпич упал на голову человеку — это справедливо? Конечно же, нет. И много подобных вещей происходит. В случаях, когда идет такой разговор или я вижу такие реакции, я чувствую себя уже пожившим.
– Не верится в то, что вам в этот момент нечего сказать или ответить!
– Я могу сказать. Более того — иногда говорю и пытаюсь что-то объяснить. Но все-таки молодые люди чище, наивнее и более романтичные, чем люди определенного возраста. Их жизнь еще не побила. А людей моего возраста она била не раз и не два. Конечно, хочется подложить подушку, чуть-чуть предупредить. Хотя это не помогает.
– Как вы чувствуете, что вы больше никогда не сделаете в жизни, что было в последний раз?
– Думаю, что я больше не женюсь.
О празднике
– Возраст не мешает дню рождения оставаться праздником? Вы отмечаете?
– О, еще как! В этом году, например, в Риме, в Вечном городе. Я пригласил довольно много своих друзей, приятелей. Безусловно, для меня это праздник.
– От каких людей вы получаете самые искренние поздравления, а какая категория поздравляющих традиционно выдает самые лицемерные пожелания?
– Мне трудно ответить на вторую часть вопроса, потому что я знаю, что есть люди, которые меня любят, и они, конечно, абсолютно искренни. И есть люди, которые не очень хорошо меня знают, а все равно искренни. Ну, и наверняка есть какая-то категория лиц, которая формально это делает. Просто на всякий случай, потому что надо, чтобы просто поддержать общение.
– Что это за лица? Какие-нибудь условные чиновники средней руки, например?
– Вы знаете, чиновники не особенно меня любят и не особенно поздравляют. Ну, бывают такие люди, которые считают, что на всякий случай надо со мной иметь хорошие отношения, вдруг я смогу пригодиться. Вот из этой области.
– Но вы пригождаетесь?
– Нет, не пригождаюсь.
– Что вам традиционно дарят? Уместно ли, например, дарить мужчине цветы?
– Я всегда прошу не дарить мне цветы. Придет много народа, и куда потом их девать. Выбрасывать жалко — значит, кому-то надо подарить, но в таком количестве они никуда не поместятся все равно. А сейчас, когда я в Риме, я говорю: не надо ничего мне дарить, потому что мне потом переть это обратно в Москву совершенно не хочется. Ну, а так кто-то подарит красивую картину, например. А я всем говорю, что лучше дарите мне книжки или виниловые пластинки.
– С возрастом как-то менялось отношение к собственному дню рождения от восторгов в детстве до переживаний в зрелом возрасте — вот, мол, приходит старость?
– Нет. Я очень люблю свой день рождения!
– И 40 лет тоже отмечали?
– Конечно! Это же все нерусские традиции. Не понимаю, почему у нас мужчины не отмечают 40 лет, для меня тайна.
– Вас возможно удивить каким-то подарком или чем-то материальным?
– Можно, еще как! Я не знаю чем. Но знаю точно, что меня можно удивить. Красотой подарка. Неожиданностью. Продуманностью. Я очень люблю в теннис играть. И вот мне как-то подарили, привезли из Штатов, некую картину с историей развития тенниса. На ней, например, изображены все виды теннисных ракеток, которые были в истории. Интересно, симпатично и любопытно.
– Какой подарок был самым дорогим по стоимости?
– Мне как-то подарили очень дорогой фотоаппарат. У меня много фотоаппаратов, я их почти что коллекционирую. У меня три камеры Leica, очень хороший Canon, еще шведский аппарат очень дорогой. Вот это самое-самое. И часы еще очень дорогие — Jaquet Droz. Их подарила моя жена.
– А вы жене давно что-то дарили?
– Ну, я ей дарю регулярно — на день рождения, на Рождество.
– Просто так что-то дарите?
– Бывает. Но необязательно вдаваться в подробности, что именно.
О работе
– Опишите парой слов то, чем вы сейчас занимаетесь на телевидении.
– Беру интервью. И буду, видимо, делать фильм о Японии.
– Вам больше нравится брать или давать?
– Давать вообще не очень люблю. Но это намного проще. А вот когда я беру интервью, то пытаюсь все-таки как-то раскрыть человека, влезть в него, и это, конечно, гораздо труднее. Моя цель — чтобы зритель понимал, с кем он имеет дело: депутат Государственной Думы, министр и так далее.
– Кого вам сложнее всего раскрыть?
– Зависит от человека. Вот, скажем, Алла Борисовна Пугачева: ее раскрыть невозможно. Она просто закрытый человек, и как к ней ни подходи — не получается. Это от характера зависит. Я не нашел слов, которые бы ее раскрыли. Я не справился.
– Но ведь бывают еще не только закрытые собеседники, а просто отрицательные персонажи сами по себе.
– Да, бывают, конечно. Нечасто. Вот, например, госпожа Яровая. Приходила ко мне на программу. Крайне неприятный человек для меня.
– Расскажите, что за документальный фильм о вас снял Первый канал?
– Я даже не знал, что обо мне делают фильм. Вообще был не в курсе. Когда-то, когда мне исполнилось 70 лет, фильм обо мне сделал Леонид Парфенов. Назывался он «Ведущий». Мы с Парфеновым вместе ездили, он сопровождал меня во Франции. Это было большое настоящее кино. И я был причастен к его созданию в том смысле, что я все время был с его автором. Сейчас без моего ведома распорядились сделать фильм, а ко мне пришли люди и сообщили. Я сказал: «Ну, пожалуйста». И у меня брали интервью, снимали, как я играю в теннис, как я выступаю перед студентами. Что из этого будет, понятия не имею. Фильм покажут шестого апреля. И в нем я объект. А в работе Парфенова я был соучастником.
– В описании фильма есть фраза «он не боится начинать жизнь сначала». Понятно, что это больше для красного словца, но все-таки когда вы последний раз начинали жизнь заново?
– Я думаю, имеется в виду, что я трижды женат. Что я ушел от второй супруги, с которой мы прожили 37 лет, когда мне было за 70. Мол, я с нуля там что-то начинал. Но я не согласен, что это заново! Наоборот — это продолжение жизни.
О харассменте
– Вообще было романтическое время — когда Парфенов снимал фильмы, а в журналистской среде еще не подогревалась тема харассмента.
– О, да! А теперь даже глагол появился — харассить.
– Вот именно! Вы сталкивались когда-нибудь с этим глаголом?
– Я лично? Чтобы ко мне приставали?! Знаете, нет. Я с этим никогда не сталкивался. Но, конечно, были про это разговоры. Я всегда очень активно интересовался проблемами женщин — и у нас, и не только у нас. Это связано с тем, что моя прапрабабушка была первой французской суфражисткой, которая добивалась права женщин голосовать. Она очень известна во Франции. На спичечных коробках есть ее портрет. Так что сама тема меня занимает. И занимает конкретно в России.
Но что касается харассмента — когда женщину заставляют отдаваться, чтобы продвинуться по карьерной лестнице, — я отдельно этим не занимался и с подобным не встречался. Но много говорил об этом с разными людьми, в том числе в Америке. И меня поражает, что в России к такому явлению мужчины относятся со снисходительной улыбкой. К сожалению, здесь, в отличие от Штатов, женщины гораздо менее охотно говорят: да, со мной это было.
– А если ты и без того талантлив — просто интимные отношения с руководством помогут чуть быстрее раскрыться? Разве это плохо?
– Я к этому так отношусь: если хочется переспать — то на здоровье. Но когда это вынужденная мера, когда тебе дают понять, что придется отдаться, если хочешь идти дальше, — я категорически против.
– Может, мы сгущаем краски и многие жертвы, как говорится, сами виноваты?
– Нет. У меня нет такого ощущения совсем. Был один человек из РПЦ по фамилии Чаплин (Всеволод Чаплин, бывший председатель Синодального отдела по взаимодействию церкви и общества Московского патриархата — прим. «Ленты.ру»). Так он как-то рассуждал: если у женщины глубокое декольте и ее изнасиловали — она сама спровоцировала. Ну ничего себе!
– Но здесь всем достается — юноши в этом смысле тоже под ударом.
– Ну, вероятно, здесь речь идет о гомосексуализме. Мне никто предложений не делал. И я вот часто задумывался, я в каком-то смысле хоть раз шел на какие-то такие вещи, был ли близок к ним? Все-таки никогда.
– Никаких компромиссов?
– Нет, на компромиссы, конечно, человек идет. Например, я знаю, что есть люди, которых я не могу пригласить в свою программу. [Гендиректор Первого канала Константин] Эрнст скажет «нет надо». Компромисс? Безусловно. Но я не продаюсь при этом.
О деньгах
– Но при этом многое покупается. Что для вас деньги?
– Я не зациклен на деньгах. Мне они дают возможность получать какие-то удовольствия: например, путешествовать. Деньги сами по себе, деньги ради денег — вообще для меня не существуют.
– Вы когда-то чувствовали их нехватку?
– Конечно! В молодости денег сильно не хватало!
– В каком возрасте вы почувствовали себя обеспеченным человеком?
– Наверное, где-то в 72-м или 73-м году. Я работал на радио тогда, и мне было поручено писать каждый день. И я очень много зарабатывал. Я получал больше министра — за тысячу рублей (при министерской зарплате в 700 рублей).
– На что вы тратите деньги сейчас? Как расслабляетесь?
– Я очень люблю спиртное. Очень. Я пью вино почти каждый день. Красное в основном.
– Сколько выпиваете за раз?
– Где-то полбутылки. Иногда больше.
– С кем последний раз выпивали?
– С женой.
– А давно пили так, чтобы опьянеть?
– Как давно? Вот вчера.
– Судя по коллекции, виски вы тоже любите.
– Люблю и односолодовый, и очень люблю бурбон. Как-то в одной передаче меня спросили, какие я люблю напитки, я стал перечислять, и на меня все так смотрели: вы что, алкоголик, что ли?! Нет, не алкоголик!
– В каких объемах нужно пить, чтобы не считаться алкоголиком?
– Я вот не могу ответить. Мне кажется, что алкоголик не может не пить. А я могу не пить совершенно спокойно.
– Сколько вы тратите на алкоголь? Или в основном его дарят?
– Нет-нет. Почти все, особенно вина, я покупаю сам. Честно говоря, никогда не считал. Но с точки зрения заработка среднего человека — конечно, много очень.
– В разное время в нашей жизни были определенные символы роскоши: для кого-то это бриллианты, для кого-то видеодвойка. Какие вещи для вас были показателем роскоши в советское время, какие сейчас?
– В советское время это, безусловно, автомобиль. Просто автомобиль, не конкретизируя марку. Потом это, конечно, большая квартира. Или, скажем, большая дача. А сейчас, мне кажется, ничего особо не изменилось. Может, немного преобразилось. Дачи, например, уже другие — это дворцы. Машина — это Maybach, а не просто какая-то там. Костюм — это Brioni. В некоторых случаях — часы известной марки, чтобы было ясно, что они стоят хрен знает сколько. И прочие эти бредовые вещи.
– Американские понты сильно отличаются от российских?
– Сейчас в Америке как-то не принято понтоваться. Чем богаче человек, тем он меньше это показывает. Он ходит в обычных джинсах. Другое дело, что дома у него может быть что-то роскошное на тысяче гектаров, — это да. А вот каких-то особых символов нет. Понты на Западе уже как-то свое отыграли, там же давно все есть. У нас это впервые. Вот когда наедятся — успокоятся.
– В этом плане нам-то закуски только принесли.
– Да, только рот открыли!
– Ну, вот мы постоянно от кого-то отстаем и кого-то догоняем. Что нужно, чтоб мы как-то подтянулись уже?
– Нужно, чтобы другие люди пришли к власти. Чтобы пришли молодые, а не советские остались — те самые, которые все-таки продукт другой системы и не знают, как действовать в современной. Нужно менять очень многие вещи, причем системного характера. И пока мы этого не сделаем, мы и будем отставать. И это как раз то самое молодое поколение, уж точно не мое. Лет через 20 или 25 эти все уже уйдут, и будут совсем другие люди. Не лучше и не хуже, но другие.
О носках, жизни и смерти
– После таких рассуждений теперь хочется перейти к главному: как цвет ваших носков коррелирует со всем остальным?
– Еще как коррелирует! Если я надеваю красные носки — то вряд ли надену коричневые штаны. Считаю, что это не монтируется.
– Продолжим блиц. Клетка или полоска?
– Полоска. Просто мне больше нравится.
– Оксфорды или дерби?
– Так… дерби!
– Любимый парфюм?
– Наверное, Mitsouko Guerlain. Но это женский аромат, конечно. Я не пользуюсь.
– Не мужское дело — душиться?
– Ну, просто дело вкуса. Я — нет.
– Где живут самые красивые люди?
– Женщины — в России. Мужчины — в Сербии, Хорватии, где-то там.
– Фастфуд или высокая кухня?
– Конечно, высокая кухня! Фастфуд не люблю.
– Средний чек в вашем ресторане «Жеральдин»?
– Ой, я туда не хожу. Только иногда там выступаю. Думаю, что довольно дорого, но точно не знаю. Не я им управляю. Управляет Александр Раппопорт, а я получаю некий процент.
– Какие слабости не стыдно иметь мужчине?
– Вот это вопрос, на который я даже не знаю ответа. Наверное, сентиментальность. Но слабость ли это?
– Вы всегда чувствовали себя в России как дома?
– Никогда.
– Вы боитесь умереть?
– Нет. Но не хочу.
Беседовал Алексей Зимин
