– Буквально недавно была еще одна важная дата или важное событие – 20 лет со дня атак, бомбардировок Югославии НАТО. И кроме того, символический жест по увеличению срока пребывания за решеткой Радована Караджича.
Выскажите свое отношение сейчас, спустя 20 лет после этого события. Было ли это правомерно, как недавно подтвердил Йенс Столтенберг, или все же это какая-то мина замедленного действия и Крым можно считать в том числе последствием? Спасибо.
Владимир Познер: Вы знаете, это вопрос очень важный. Вы, наверное, помните, что когда Евгений Примаков летел в Вашингтон на важные переговоры, именно в это время начались бомбардировки Югославии. И он развернул самолет и вернулся в Москву.
Российское руководство просило, убеждало, требовало, чтобы никаких бомбардировок не было. То, что они последовали, это было доказательством того, что Соединенные Штаты не собираются учитывать интересы России. Причем, заметьте, это было во времена Ельцина, когда якобы у нас были хорошие отношения. Не Путин был. Тем не менее, они как бы дали понять, такой щелчок по носу, что, мол, сидите и не особенно возникайте.
В итоге кто, собственно, распорядился – это было НАТО, потому что Объединенные Нации не одобрили бомбардировки НАТО. Это был первый случай агрессии НАТО. Да, на это можно ответить. Так это было вызвано тем, что шла практически война между Сербией и Хорватией. Много крови было. Надо было это прекратить. Это правда, что шла. И действительно, она была очень жестокой. Вообще-то говоря, Югославия – это абсолютно искусственная страна, ее не было. Она возникла в результате Первой мировой войны. До 1918 года. Чувствуете? Нет? То есть недавно никакой Югославии не было. Были разные страны на Балканах. И вот было принято такое решение, объединить их.
Это было, конечно, решение очень рискованное. Потому что, скажем, хорваты – католики. Сербы – православные. И они друг друга не любят. И вообще можно сказать, это такой был… можно сказать, мина замедленного действия. Это могло взорваться в любое время. Один человек, один, сумел удержать. Это был Тито.
Но хочу вам сказать, что во время Второй мировой войны все-таки хорваты воевали на стороне немцев. Понимаете, да? То есть там непросто было. И когда это все в результате ухода Тито, в результате исчезновения Советского Союза, исчезновения блока, что ли, просоветского, тогда это все там взорвалось.
Ну, и вот было принято такое решение. Пожалуй, что главным итогом этого решения было выход Косово из Сербии. Косово веками было частью Сербии. Другие страны образовались так, как они образовались. А вот с Косово было очень сложно. Сербия, конечно, категорически возражала. Ну, и было применено оружие, чтобы заставить Сербию это принять. И главное, Косово было принято как самостоятельная страна. То есть мир признал: да, есть такая страна – Косово. Это, пожалуй, было первое принципиальное изменение со времен окончания Второй мировой войны.
И, конечно же, именно признание Косово привело к целому ряду других вещей. В частности, к Абхазии. И я полагаю, что, в частности, и к Крыму. Это как, знаете, такой сундук открыли и все стало оттуда вылезать. И тогда ведь Путин говорил, и надо отдать ему должное в этом, что признание Косово будет иметь последствия, и очень серьезные. И они-таки имели место быть.
Так что это было, конечно, либо мы признаем ООН как организацию, которая может принять такое решение, либо не признаем. Если не признаем, значит надо закрыть эту лавочку. Вернуться в состояние, когда никакого ООН не было, но а там последствия будут такие, какие будут. Либо мы признаем – и тогда, если ООН говорит «нет», значит нет. Попытка решить любую международную проблему с помощью силы – мы уже знаем, к чему это приводит. Это никогда не приводит к окончательному решению. Вот, так что я бы так ответил на ваш вопрос.
И конечно, то, что произошло, это было не просто, как вам сказать, не просто политическим решением какой-то проблемы. Но это еще было демонстрацией для нас, что, мол, ребята, вы проиграли холодную войну? – проиграли. Вы уже не великая супердержава? – вы не супердержава. Сидите, ладно. И я думаю, что, кстати говоря, что в какой-то степени Владимир Владимирович Путин возник на этой волне. На волне той, что все-таки народ России, я бы сказал, не употребляя слово россияне, а русские, привыкли и убеждены в том, что Россия – это великая страна, что русские – это великий народ. И когда в течение нескольких лет подряд стали явно им показывать, что никакие вы не великие, никакая страна у вас не великая, возникло то, я бы сказал, агрессивное состояние, которое сегодня имеет место быть. Оно понятно. Я не могу сказать, что я его оправдываю или не оправдываю. Я просто логически пытаюсь понять: вот вам причины, вы не можете без конца унижать народ другой страны, полагая, что ничего не будет. Будет. Особенно таких стран, которые традиционно считают себя великими.
Я уже говорил как-то здесь, что, например, французам все равно, потому что французы знают, что они лучше всех и поэтому там это все не имеет значения. Но все-таки если есть сомнения, а все-таки в России есть это сомнение. Это странное сочетание, с одной стороны, абсолютной уверенности, а с другой стороны – некоего комплекса неполноценности. Эти две вещи бок о бок существуют. Ну, вот и результат.
