– Я заметил: когда в устах медиаменеджеров начинают звучать слова в духе «мы создаём уникальный контент», всё, пиши пропало, лавочку можно прикрывать. Например, руководители СТС где-то лет двенадцать назад, вдохновлённые своими успехами, заговорили о «контенте», и тут же их сценаристы стали перебегать на ТНТ, где даже слово «передача» не использовали – там был живой капустник, и зрителю это нравилось. Насколько важен неформальный подход к ТВ?
Владимир Познер: Он очень важен. Когда телепередача начинает рассматриваться как продукт, который продаётся и покупается, в этом есть определённая опасность, потому что это, конечно, продукт, но продукт очень особый. Это не телефон какой-то. И очень многое зависит от того, насколько руководство допускает – слово плохое, но я его всё равно произнесу – самодеятельность.
Зрителю очень важно, чтобы у ведущего и его гостей была возможность вести себя не по заранее заготовленному сценарию. Когда зритель смотрит шоу, которое не может сойти с накатанных рельсов, он утрачивает интерес, даже если этот интерес у него был. А вот если он смотрит и всё время ждёт: «Что случится дальше? А что ещё будет?» – это совершенно другой уровень внимания.
Ещё одна катастрофа – это утрата прямого эфира. На телевидении его всё меньше и меньше. Мы сами не замечаем, как пропадает нерв. Одно из громадных преимуществ телевидения – в том, что мы показываем вам то, что происходит в реальном времени. А когда программа делается в записи и всегда можно сказать: «Стоп! Давайте это переснимем», – это уже не телевидение, а газета – мы напишем, а вы завтра прочтёте.
Ну вот прошлой осенью меня позвали вести программу к столетию Галича. Говорят: будет записываться шестнадцатого, а в эфир пойдёт девятнадцатого. Я говорю: а почему не сделать программу в прямом эфире? «Ну что вы!».
Да, на американском ТВ тоже многое что идёт в записи. Но там цель другая: записали, взяли наиболее вкусные куски и дали в эфир для рекламы – смотрите послезавтра! Это я ещё понимаю, это делается для привлечения зрителей. А у нас это для контроля делается – чтобы не сказали чего-то лишнего в прямом эфире, лучше записать, перемонтировать.
Вот я выхожу в прямом эфире. Но иногда приходится работать в записи. Например, когда гость – иностранец, который не говорит по-русски, его приходится писать. Это, конечно, всё приближено к прямому эфиру – у меня строгие временные рамки: ни минутой больше, ни минутой меньше. И всё-таки, если я оговорился и назвал Стива Джимом, я могу остановить программу и перезаписать. И пропадает внутреннее напряжение – ни у меня его нет, ни у гостя. Вот почему исчезновение прямого эфира – это большая потеря.
Я даже больше скажу: сила телевидения заключается прежде всего в том, что зритель видит происходящее в ту же секунду, когда оно происходит. Ни он, ни кто другой не знает, что будет через секунду. Отняв это у ТВ, его превратили в своего рода кино: никаких неожиданностей не будет.
Илья Носырев для журнала «Story»
