– Как вы считаете, мог ли быть распад Советского Союза не таким тяжелым – и для тех русских, которые остались в республиках, и для тех, кто в Российской Федерации, без шоковой терапии, и проблема ли это президента первого нашего или все-таки вопрос глубже?
А вторая часть вопроса про внешний контур: вы вспомнили ввод танков в Прагу. И как это ни странно, страны-то маленькие. В Азии, в Африке, в Латинской Америке, они могли выбрать: организацию Варшавского договора – одна идеология, западный мир – другая идеология. А после распада Советского Союза есть ли из чего выбрать странам сейчас или действительно конец истории?
Владимир Познер: Ну, я вам скажу так в ответ на ваш первый вопрос. Я думаю, что распад всякой империи – это всегда очень тяжело. Это очень тяжело психологически. И надо сказать, что в нашем случае вообще удивительно, что обошлось без большой крови, потому что легко могла быть гражданская война. Все, что угодно. В общем, была кровь, конечно, но не существенная, с точки зрения исторической. И я не думаю, что можно было это сделать по-другому. Так мне кажется.
Что касается второго вашего вопроса, понимаете, пожалуй, что все понимают в той или иной степени несправедливость так называемого рыночного – или я скажу – капиталистического общества. Ну, несправедливо.
И так называемая демократия тоже несправедлива в смысле того, что – как Черчилль сказал, что да, демократия очень неаккуратная, с массой недостатков. Но пока ничего лучше не придумали.
Идеи Маркса не были воплощены нигде. Попытались поначалу в Советском Союзе, но не получилось. Никакого социализма не было. Этот лозунг: «От каждого по способностям, каждому – по труду» – не было этого. И не было «по способностям» и не было «по труду». Страна была просто не готова. А кто был готов? На Кубе не получилось. Во Вьетнаме не получилось. Это все отсталые страны. Ни одна передовая страна по своему развитию не пошла по этому пути. Ближе всего Скандинавия. Но все равно, это не социализм по Марксу. Это другое.
И на мой взгляд, страны не выбирают. Что значит: одна страна смотрит – о, я это хочу. Это же не так работает. Страна внутри выбирает.
Может ли быть социализм? Я не знаю. Мне кажется, что все-таки социализм предлагает такие обстоятельства, на которые мы как люди неспособны. Я считаю, что мы слишком большие эгоисты. Мы слишком много думаем о себе, о том, что я хочу три машины, вертолет, если можно, и особняк. Если только я могу. Если не так, то никакого социализма не будет. Поэтому я совершенно не знаю.
Я думаю, что что-то будет после так называемого рыночного строя. Что-то будет. У меня, более того, ощущение, что мы сейчас живем в такое неопределенное время, когда идет этот поиск, и поэтому нам так неуютно на самом деле. Во всем мире нам неуютно. Но что это будет, я совершенно не знаю. Я не философ, я этого не могу сказать. Такое вот у меня ощущение.
Вы знаете, когда возник Ренессанс, Возрождение – ведь он возник из самых темных веков. А самые темные, там религия давила всех, ужасное было время. Из этого вдруг вылезло совершенно поразительное явление. И у меня ощущение, что вот мы живем в такое время.
Что-то такое будет где-то возникать. Я так думаю. Но опять же исторические сроки: может быть, через 30 лет, а может быть через 5 лет. Кто его знает?..
