– Я знаю, что во время Советского Союза вы работали в нашем аналоге «Голоса Америки». Вещали по соответственной идеологической программе на Америку. Сейчас вы по-прежнему в теме. У меня вопрос: изменились ваши взгляды? Как все это получилось?
Вы сказали по поводу образования, что вы поклонник французской системы. Как известно, бесплатное образование и медицина появились впервые в Советском Союзе…
Владимир Познер: Нет. Во Франции Наполеон это установил: школьное образование…
– В XIX веке было уже…
Владимир Познер: Во Франции было.
– Начальное…
Владимир Познер: Я и говорю о школьном образовании.
– В Советском Союзе и высшее образование бесплатное.
Владимир Познер: Это я знаю, да. Вопрос, на который я отвечал не раз.
Я был воспитан за рубежом моим отцом. Он был сыном эмигрантов, которые уехали из советской России в 1922 году, еще не было Советского Союза. Отцу моему было 14 лет тогда. Они уехали в Германию, потом во Францию, где мой отец вырос. Он постепенно все больше и больше склонялся в сторону социалистических убеждений и стал абсолютным сторонником Советского Союза. Таких было немало. Работал в кино американском в «Metro-Goldwyn-Mayer». Он работал сперва инженером звука.
Не стал брать никакого гражданства. У него был так называемый нансеновский паспорт. Это документ, который предложил норвежский исследователь крайнего севера Фритьоф Нансен, он был общественным деятелем. И после Первой мировой войны он предложил такой документ, который позволял бы перемещенным лицам жить нормально, работать, где бы они ни были. Этот документ стал называться нансеновский паспорт. Вот такой паспорт был у моего отца.
Я не буду останавливаться подробно на том, что во Франции во время оккупации жили, уехали в Америку. Но я помню мой первый урок политический – это был 1941 год, папа купил контурную карту европейской части Советского Союза, прикнопил ее к шкафу и рисовал черным карандашом, как немцы наступают, и говорил мне: «Запомни, они никогда не победят. Они не возьмут ни Москву, ни Ленинград, потому что социализм непобедим». Мне было 7 лет. Это был мой первый урок. А потом он красным рисовал контрнаступление. И говорил мне: «Вот, я же тебе говорил». И я стал страшно гордиться, что я русский. Владимир. Дальше ни одного слова я не знал по-русски. Мама француженка. Дома мы говорили по-французски, а так по-английски. Но все равно… вы, конечно, этого не можете помнить и не знаете, наверное, но в это время в Америке русские были герои.
У нас тогда был советский маршал Тимошенко – шутка в Америке была, что он вовсе не русский, а что он ирландец, и зовут его Тим, а фамилия его О’Шенко. И я, когда говорил, что я русский, все прямо восторгались. Трудно представить это сегодня, но это было. Папа в это время много зарабатывал, мы жили очень хорошо. У меня были моя ванная, моя комната для игр, моя спальня. Не олигарх, конечно. Но очень хорошо жили.
Тем не менее папа взял советский паспорт, потому что его отец жил в Литве. И когда Латвия, Литва, Эстония стали советскими в результате тайных протоколов, подписанным Молотовым и Риббентропом, то издали указ о том, что граждане этих трех стран и их взрослые дети могут получить советское гражданство. И вот папа сразу пошел в советское консульство в Нью-Йорке и получил советский паспорт. Но это было во время войны, и все было хорошо.
Однако когда война кончилась, когда отношения стали портиться, причем очень портиться, после речи Черчилля в Фултоне о железном занавесе, хозяин вызвал моего отца и сказал: «Слушай, я не могу тебя больше держать в этой должности с советским паспортом, откажись от него. Сделаем тебя американцем, и все будет хорошо». Но папа-то у меня с убеждениями. Сказал – нет. Его уволили, занесли в черный список. Мы сразу стали жить гораздо хуже. Папа нигде не мог найти работу, дело было довольно плохо. Я был ярым сторонником Советского Союза, как папа.
И вот потом, в один прекрасный день советское правительство предложило моему отцу работу в оккупированной зоне Берлина. Была такая контора, «Совэкспортфильм» называлась. И вот туда определили моего отца. Я тогда, если бы знал, я бы понимал, что эмигрантам такую работу не предлагают в принципе в Советском Союзе. Я бы понимал, что мой папа очевидно сотрудничал с советской разведкой. Тогда, конечно, я этого не понимал. Но если он сотрудничал, а я уверен, что он сотрудничал, то только по убеждениям. Он отказался от шикарнейшей жизни, чтобы уехать в этот жуткий Берлин и жить среди ненавистных лично мне немцев из-за войны.
Потом мы переехали в Советский Союз. Я был счастлив, наконец-то! Советский Союз! Я по-русски к этому времени говорил очень плохо, но все-таки говорил. Постепенно я убедился в том, что жизнь не такая, как она мне представлялась. Но с другой стороны, я говорил себе, что все-таки война, ужасная, тяжелая для Советского Союза, это понятно. Но были разные-разные вещи, но мое убеждение никуда не делось.
Я хотел быть биологом. Потом я понял, что не буду биологом, окончив факультет. Потом я хотел быть переводчиком поэзии. 2,5 года работал у Самуила Маршака. Тоже понял потом, что не хочу. А что я хочу – не знаю. И потом я получил предложение работать в Агентстве печати «Новости». АПН. И с этого момента я начал заниматься пропагандой. Пропагандой на Соединенные штаты.
Я работал в журнале Soviet Life, который издавался советским правительством в обмен на американский журнал Америка. И я считал, что я правильно делаю. Там только плохо говорят о Советском Союзе, а я буду говорить хорошо. И это нормально. Потом я работал в журнале «Спутник». Это единственное издание, которое на коммерческой основе продавалось в Англии, во Франции, в Германии, в Испании, в Японии. Ее разогнали. Но я к тому времени уже работал на иновещании Гостелерадио СССР и вел передачи, программы на Соединенные Штаты, будучи абсолютно убежденным в том, что я правильно делаю.
Но первый удар… Я видел, конечно, что многое не так, но я объяснял себе, это понятно. Страна со сложной историей, драматической, порой трагической. Это понимал. Антисемитизм, например, я испытал в определенный момент. Фамилия все-таки Познер. Меня не приняли в университет для начала. Всякое такое.
Но первый удар – по-настоящему это был 1968 год, когда мы вошли в Прагу. И это была такая первая трещина в моем идеологическом здании. Ну, хорошо, а что делаешь, когда ты очень сильно верил, а потом по этой вере удар. Поначалу ты пытаешься это как-то оправдать. Ну, даже если взять такое – твой ребенок сделал что-то ужасное – ну, да, ужасное, но все-таки он мой ребенок.
Расставаться с верой – дико трудная штука. И я тоже объяснял себе и так и сяк. Но дальше я продолжал работу. Но уже все меньше и меньше доверяя, что ли, тому, что я сам говорю.
У меня был очень близкий друг. Нет, это был друг моего отца, который отсидел 17 лет в ГУЛАГе и жил у нас дома, когда папа с мамой уехали работать в Германию. И он как-то мне сказал, я был студентом: «Я вам желаю, чтобы никогда не случилось так, чтобы вы утром встанете, чтобы пойти в ванную комнату помыться, побриться, и чтобы вы, посмотрев в зеркало, захотели плюнуть». Эти слова остались. И наступил такой момент, когда я был очень близок к этому.
И я ушел с этой работы. Я вышел из партии. Я был членом партии. Я вышел из партии, когда это было не модно. В общем, у меня не было работы. Я не был выездным 27 лет, потому что я отказывался работать, или служить, как угодно, с КГБ. Так что да, изменились мои взгляды. А вы полагаете, что взгляды человека не могут измениться? Да, они изменились.
И в конечном итоге я просто себе пообещал, что я никогда не буду поддерживать никакое государство, что я никогда не буду поддерживать никакую партию, что я никогда не буду членом никакой партии, что я никогда не буду врать, что я буду стремиться быть максимально объективным как журналист. Все-таки не робот. И что я постараюсь не служить нигде. То есть не быть в штате. В какой-то степени это все-таки удалось. Так что это длинная история, мне все-таки 85 лет будет. Это не в 2 дня и не в 2 года.
Так что я только так могу ответить на ваш вопрос.
По поводу образования. Действительно Наполеон – был, конечно, очень умным человеком – постановил, чтоб во Франции все школы были бесплатными. Он обосновывал это так: мы хотим получить максимум талантливых людей и без того, чтобы все имели доступ, мы этого не сделаем. Так что Франция первая страна.
Что касается высшего образования, то во Франции оно тоже бесплатное. И очень похоже, что там некоторые элитные вузы, элитные, потому что попасть туда почти невозможно, то есть очень тяжело, там сложные очень экзамены. Но после них нужно отработать 3 года. Тебя посылают на работу. Как было в Советском Союзе. Закончил вуз бесплатно, но ты возвращаешь деньги, когда тебя посылают работать куда-то. Не в Москву, если у тебя нет блата, конечно.
