— Я хотела задать вот такой вопрос: я, возможно, как многие люди, которые присутствуют в этом зале, видела одну видеозапись на прекрасном сайте Youtube, где вы были приглашены в студию к молодому интервьюеру, которого сейчас почему-то ставят собственно в противовес вам. Это был Юра Дудь.
И это лично для меня, для человека, который по возрасту все-таки больше относится к поколению Юры, был небольшой удар в сердце по следующим параметрам. У меня было четкое ощущение в рамках этого интервью, – я честно могу вам сказать, потому что я посмотрела все, что интеллект и действительный профессионализм начинает проигрывать чему-то, – что в нашу жизнь приходит неистово и с большими потоками информации, то есть у меня сложилось ощущение, наверное, немножечко вытекающее из слов спикера, который задавал вопрос о судьбе его ребенка, который прочитал «Тараса Бульбу». Что нас ждет в принципе дальше?
Просто так случилось, что я по высшему образованию филолог, специалист по русскому языку и литературе. Я люблю литературу, я понимаю людей, которыми вы оперируете в рамках тех или иных повествований, и я сталкиваюсь с ощущением, что 95%, наверное, моих сверстников уже не улавливают ни имен, ни отсылок, ни глубины в принципе ознакомления с тем или иным материалом прежде, чем давать какое-то суждение по тому или иному вопросу. И по-хорошему – всем управляет капитал, очень четко вложенные инвестиции в те или иные тенденции. И я не совсем понимаю, пройдена ли уже точка невозврата в тот момент, когда мы все-таки будем хотеть интересоваться нечто большим, чем показывает нам голубой экран, либо в этот момент замененный интернет-ресурс.
И как вы в принципе к этому относитесь? Потому что у меня лично ощущение, что интеллект все-таки должен победить. Хотелось бы. Честно, искренне. Но я не совсем уверена с точки зрения того, как сейчас в принципе развивается медийное пространство, что это возможно. Вот как вы считаете, точка невозврата пройдена или нет?
Владимир Познер: «Простой вопрос», что о нем говорить.
Вы знаете, что касается моего интервью с Дудем. Я не знал, кто такой Дудь, потому что я не смотрю почти никогда ничего этого. Но в данном конкретном случае мне Ваня Ургант, он мой близкий друг, несмотря на разницу в возрасте, мы очень близкие друзья, сказал, что вот есть такой Дудь, посмотрите пару-тройку его интервью, может, вы ему дадите интервью тоже? Мы с ним на «вы».
Я посмотрел интервью с Ходорковским. Я посмотрел интервью еще с кем-то. Ну, так, забавно. Именно забавно. Ну, и я сказал Ване: пускай звонит.
И действительно, он позвонил очень скоро. И я ему сказал, знаете, я готов, но только у меня к вам не просто просьба, а требование, поскольку вы не выходите в прямом эфире, значит, пожалуйста, сколько запишете, столько дадите. Чтобы не было, что запишете 1,5 часа, а дадите час. Он сказал мне, что это для него новые требования. Я сказал: «Требования не новые, просто я иначе не работаю. Я не хочу, чтобы вы меня редактировали». Если 1,5 часа – значит 1,5. Если час – час. И надо сказать, что он это выполнил. Он ничего не убрал.
Мне было интересно до определенной степени. Но мне совершенно понятно то, чем он занимается. Это адресовано определенной группе, и немножко есть оттенок «посмотрите, какой я крутой». Он еще молодой человек, ему 32 года будет, кажется, поэтому, может быть, это пройдет. Потому что этот расхристанный вид, эта стрижка. Это до определенного времени. Потом как-то придется изменить.
Но поскольку вообще на нашем телевидении, если посмотреть, что там происходит – либо тошнит, либо мухи дохнут от скуки… То, конечно, такой путь привлекает внимание. Это не отрицательная вещь. При нынешней вот этой вот патоке это совершенно понятно.
Гораздо более интересны вопросы про «куда это все движется». Вы знаете, я думаю о Возрождении. Возрождение возникало из абсолютной темноты. Возникало из темных веков, так называемых. Из глубоко феодальных темных веков. И никто не понимал, что происходит. Там сжигали людей, там бог знает что. Но из этого всего вышло возрождение. То есть именно Воз-рож-де-ние вышло.
У меня такое ощущение, что мы больше в этом плане стоим на грани каких-то очень глубоких изменений. Сказать каких, не могу. Вообще предсказывать – это не моя специальность. У меня есть ощущение, что это происходит.
И у меня нет никаких сомнений, что интеллект, разумеется, возьмет верх. Но какой интеллект? Искусственный? Ведь эти люди, которые работают над искусственным интеллектом, я с ними кое с кем разговаривал из них, они мне говорят: Ну, ты пойми, меняется представление об элите. Была элита в виде аристократии. Потом была элита в виде богатых. И до сих пор она есть. Но ведь потом будет элита, это будут те, кто управляет хай-теком, которые умеют это делать. Это будет элита. И все остальное, спрашиваю я? А все остальное – это непонятно что. Все остальное даже работать не будет, потому что оно не будет уметь работать. Я говорю: а как это будет? Ничего, им будут давать деньги, чтобы они могли купить еду и жить, и рожать детей, и чтобы их дети учились. Но вот элита – это та, которая будет всем управлять. Я говорю: А ты думаешь, что люди с этим смирятся? Что они не восстанут, когда они не смогут работать? Ведь работа – это все-таки самовыражение. Сколько человек будет готов просто так получать деньги и ничего не делать? Какое-то количество. Но далеко не все.
Кто знает, как это пойдет? Этого никто не знает. Но то, что интеллект так или иначе победит, я в этом не сомневаюсь. Но очень важно понять, какой интеллект, потому что то, о чем я сейчас говорю, это похоже на «1984 год». Понимаете, куда это идет? И это очень опасно и очень страшно.
