— Владимир Владимирович, такой вопрос хотел вам задать, ваше мнение выслушать. Россия и каких-то два абсолютно противопоставленных друг другу события. То есть многое, на мой взгляд, происходит достаточно хорошо. Москва. Чемпионат мира по футболу. Олимпийские игры. Какие-то архитектурные проекты. Правительственные гранты. Образование, в какой-то степени. И параллельно с этим происходят абсолютно вопиющие вещи. Такие как поездки на самолете со своими собаками во Францию, параллельно с этим происходят какие-то события, когда находят какие-то 9-миллиардные взятки у полковника ФСБ, который в списке Forbes несколько стран бы обогнал. Как это одновременно уживается при управлении одного и того же человека, который по сути, похоже, все же управляет ситуацией. Похоже, контролирует ситуацию. То есть как у Владимира Владимировича Путина получается одновременно и то и другое? Я для себя не могу найти ответ на это сочетание.
Владимир Познер: Ну, вы знаете, я вообще ожидал другого. Дело в том, что эти полеты на своих личных самолетах с собаками – это существует вообще во всем мире. Там где большие деньги, там завещания, там своим коршуны…
— Не на личных, а из бюджета государства, если мне не изменяет память…
Владимир Познер: А, то есть воруют.
— Ну да, какой-то сумасшедший уровень коррупции, открытый и явный.
Владимир Познер: Я вас не понял. Хорошо.
— И какой-то сумасшедший уровень криминала, который виден всем. Не какое-то нарушение, которое вроде как упустили. Не дотянулись. Вроде как в каком-то детском саду не включили электроэнергию, это я понимаю, но это-то под рукой.
Владимир Познер: Значит, я могу только как всегда, дать свое мнение. Знаете, самое простое, это все, что происходит у нас в стране, это все валить на Путина или, наоборот, все валить на либералов. У нас вообще среднего нет. Либо черное, либо белое. Другого нет. Это очень просто тогда. Тогда все объясняется элементарно. Вот если бы не было, условно говоря, Путина, то все было бы по-другому. Или наоборот и так далее. Мне кажется, что все на самом деле много сложнее. Мне кажется… Вот вы, наверное, в советское время не жили…
Я долго жил в советское время. Я очень хорошо помню, как постепенно люди теряли веру. Я это очень хорошо помню. Я был среди студентов, которые ездили на целинную землю и все такое прочее, и я помню искреннюю, восторженную веру. Я помню, что происходило в Москве, когда первый спутник полетел. Я помню еще больше – когда Гагарин полетел. Это было какое-то ощущение огромного праздника и что вот наконец-то у нас все будет замечательно и так далее. Ну, первые хрущевские годы. Потом постепенно, не драматически, а постепенно это все менялось и становилось жить все труднее, даже не физически, а идеологически. И все жестче. И разгон там, условно, художников бульдозерами, запреты пьес. Эту пьесу нельзя и эту пьесу нельзя, этот фильм на полку, это то-то. Этих посадить, этих осудить. А Леониду Ильичу на грудь очередную звезду Героя. Уже побольше, чем у Жукова. У Жукова было четыре, значит ему пять. Уже анекдотов масса по этому поводу. И постепенно потеря веры. Это вообще очень тяжелая вещь, я вам скажу.
Я помню, когда в 56-м году нам, студентам, читали доклад Хрущева на ХХ съезде по поводу Сталина, по поводу его преступлений. Я помню, как в аудитории люди рыдали, потому что они верили в этого самого Сталина. Не все, конечно, не все. Но безусловное большинство. И многие многим жертвовали ради той системы. Люди гибли, люди по сути дела отдавали свою жизнь в надежде, что их дети будут жить лучше. Все это было, потом все это развалилось.
Все развалилось и, в общем, оказалось, что все, что говорили, все, что обещали, – все это было вранье собачье. Все это было неправда. Ну, а как человек реагирует, когда понимает, что его обманули? Есть самые разные реакции. Некоторые кончают с собой, а некоторые говорят: ах, так? Ну тогда я буду жить так, как я хочу, и к чертовой матери всех остальных. И как мне кажется, этот разгул коррупции и роль, которую деньги стали играть в России, – это вот отчасти оттуда идет. Это отчасти результат вот того, когда у людей вообще за душой ничего нет. Веры нет. Я имею в виду – религиозной. Идеологии нет. Идеи, что вот куда, чего, нет. Значит, какая идея – как можно больше, сейчас и немедленно. Я думаю, что я для себя вот так это понимаю. Как к этому относится Путин, я не знаю. Я с ним на эту тему не говорил и интервью он мне не дает. Я бы у него спросил, но, честно говоря, мне все равно. Я скажу больше – даже если он к этому относится очень плохо, он ничего сделать с этим не может. Я не говорю, что он пытается делать. Но даже если бы он пытался – а что поделаешь? Ну что? Расстреливать?
— В Сингапуре помогло.
Владимир Познер: Да, в Сингапуре конечно. Хотите жить в Сингапуре – вперед. Я нет. Потому что это просто диктатура. Да, я помню, как я видел в Сингапуре… знаете, там есть бедные люди в Сингапуре, хотя мало кто знает. И для них строят такое муниципальное жилье. Ну, а там, где бедность, там всякое разное, и в частности писают в лифтах. Ну как они справились с этим? Они в лифтах поставили такие аппараты, которые реагируют на пары аммиака, подают сигнал в полицию и запирают двери лифта. Приезжают полицейские, вынимают этого несчастного из лифта, снимают с него штаны и порют. Наверное, помогает. Но это не мое общество. Я нет – этого я не хочу. Не говоря о том, что Сингапур – маленький и все примерно одинаковые. То есть все китайцы или почти все китайцы. У нас совсем другая страна. Способ расстрелов, посадок, он у нас был и мы видим, к чему это привело. По крайней мере, я так думаю.
