Владимир Познер: «Ничего обидного или опасного Россия в отношении США не предпринимала…»

Современное российское общество не видит альтернативы Владимиру Путину в качестве президента. И это абсолютно закономерно, уверен журналист Владимир Познер. Так происходит потому, что он вернул народу чувство гордости за свою страну. И люди готовы променять ее на свободу, которую никогда не видели.

Владимир Познер встретится со зрителями в Минске 29 мая. Накануне его выступления мы спросили у журналиста, поможет ли Беларуси дружба с Западом, есть ли опасность третьей мировой войны и почему россияне так не любят Америку.

У вас же есть шанс задать Познеру вопросы, которые не подняли журналисты «Афиши», — уже через неделю во Дворце Республики.

— В РФ недавно провели опрос и выяснили, что более половины россиян признают международную изоляцию, но не считают нужным это исправлять. Чем вы можете объяснить такой градус вражды между Россией и Западом?

— Это очень сложный вопрос, ведь это произошло не сразу. Это результат истории, которая имеет довольно давнее начало. Я прекрасно помню, как во времена Горбачева и затем во времена Ельцина у россиян были самые позитивные настроения в отношении Соединенных Штатов в частности и Запада вообще. Было стремление жить вместе и быть частью какого-то общего мира.

Но это стало постепенно портиться, после того как в 1992 году заместитель министра обороны по политическим вопросам США Пол Вулфовиц вышел с некими тезисами, которые получили название «доктрина Вулфовица». Там прописывались цели и стремления Америки и говорилось и о России: как сделать так, чтобы она не развивалась, как ее удержать, что с ней нужно быть осторожным…

— Но ведь одних политических заявлений мало для того, чтобы настолько испортить отношения не только властей, но и народа.

— Вскоре после принятия «доктрины Вулфовица» президент Клинтон принял решение о расширении НАТО. И СССР, и Россия всегда рассматривали альянс как угрозу. И была договоренность между странами, что НАТО не будет «ни на дюйм двигаться на Восток».

Но тем не менее в 1996-м году Клинтон нарушил эту договоренность. В военный союз были приняты три страны: Польша, Венгрия и Чехия. И это было начало конца — того тренда, который мы видим сегодня. России было дано понять, что она не представляет интереса, что она — второразрядная страна, что она проиграла холодную войну и нечего ей возникать. И это было дано понять самыми разными способами: и расширением НАТО, и бомбежками Югославии, и признанием Косово, и другими подобными вещами.

После этого момента начинается резкое ухудшение отношений между Россией и США. Абсолютно позитивное отношение постепенно превратилось в отрицательное. И этот тренд за все эти годы не изменился. Более того, он стал ухудшаться.

Поэтому удивляться тому, что сегодня большинство россиян относятся к Западу так, как они относятся, не приходится.

— Вы видите в этом только вину Соединенных Штатов?

— Я хотел бы подчеркнуть тот факт, что ничего обидного или опасного Россия в отношении Соединенных Штатов не предпринимала. И у американцев нет никаких причин отрицательно относиться к России. А вот у россиян такие причины есть.

Я абсолютно прозападный человек и всегда защищал Запад. Но в этом конкретном вопросе я этого сделать не могу.

— В одном из своих недавних интервью вы пересказали слова своего знакомого, близкого к американским военным. Он говорил о том, что мы находимся на пороге очередной войны. Но это было до авиаудара США и союзников по Сирии. Как-то обошлось. Можно ли успокоиться?

— По задумке Трампа, ракетный удар должен был задеть и российскую базу, которая находится в Сирии. К счастью, американское военное руководство этому воспротивилось. И была достигнута договоренность между российскими и американскими военными, что эти удары не заденут базу РФ и не нанесут никакого ущерба россиянам. И так оно и произошло.

Если бы так не было, если бы в результате этого американского удара погибли бы российские военные, то у меня нет никаких сомнений, что с российской стороны был бы нанесен удар по каким-то американским базам или кораблям.

На мой взгляд, мы стояли очень близко к началу третьей мировой войны. Обошлось. Но я никак не могу сказать, что у меня есть ощущение, что уровень напряжения стал ниже. Опасность военного конфликта для меня очевидна, и она ничуть не стала меньшей.

— Главная новость последних недель — это встреча Дональда Трампа и Ким Чен Ына. Казалось бы, злейшие враги впервые в истории решили поговорить лично. Интересы США понять можно. Но зачем это КНДР?

— Я думаю, что одна из причин, почему руководство Северной Кореи пока идет навстречу Соединенным Штатам, — стремление в какой-то степени уйти из-под китайского влияния. До сегодняшнего времени КНДР в значительной степени зависела от Китая.

Возможно, этот ход, неожиданный для всех, является результатом вот такого желания: если мы сблизимся с американцами, то мы в какой-то степени сумеем выйти из-под китайского колпака.

— А чем США в данном случае лучше Китая?

— Не лучше. Но всегда лучше зависеть не от одной силы. Лучше, когда есть варианты, когда можно поиграться, когда не все предопределено. Это дает более широкие возможности.

И если можно поиграть между Китаем и США, в этом есть определенные возможности, которых нет, когда ты зависишь только от одной силы.

— Примерно такую же игру Беларусь начала с Россией и Европой после начала украинского кризиса. Насколько это правильный шаг?

— На мой взгляд, это очень разумный ход. Другое дело, насколько умело этим смогли воспользоваться, насколько это было нетопорно сделано.

Любое руководство страны, которая находится между молотом и наковальней, которая не является самостоятельной, которая должна учитывать, в каком географическом месте она находится, какие у нее соседи, в какой степени она зависит от каждого из них, как мне представляется, должно играть довольно тонко, должно использовать то, что оно может, чтобы сохранить свою независимость и свою возможность выбора.

Для любой страны главное — это ее собственные интересы. Разговоры: «Как так, они нас предают» — это все глупости. Страна никого не предает. Нет понятия лояльности, преданности кому-то другому.

Есть преданность своей стране. Власти обязаны думать в первую очередь об интересах собственного народа. Использование даже противоположных интересов других стран себе на пользу — это очень даже правильный ход.

— Политика США и РФ отличается во многом потому, что Америкой правит бизнес, а Россией — силовики и сильная вертикаль власти. Какая модель больше подходит, чтобы построить сильную страну?

— То, что в США страной правит бизнес, — это правда. От крупнейших корпораций, их денег и влияния зависит даже то, кого выберут. Невозможно в Америке стать ни сенатором, ни членом палаты представителей, ни президентом, если за тобой нет очень больших денег.

В России, конечно, все не так. Было недолгое время, когда в России правили олигархи. Но сегодня у нас сильный президент, вертикаль власти, политические партии.

На этом, как мне представляется, можно построить временно сильную страну. Но ненадолго. Пример тому — Советский Союз. Но здесь есть одна принципиальная разница. СССР очень долго держался на таком эпоксидном клею, который состоял из двух частей — вера народа и страх. С течением времени вера поистощилась, а страх прошел — и здание рухнуло.

Сегодня этой веры совсем нет. И страха нет. Поэтому построить страну просто на вертикали власти и полагать, что можно сделать ее мощной надолго, мне кажется ошибкой.

— Но россияне все равно голосуют за Путина. Почему так?

— Русские люди — это народ, который считает себя великим. Есть чувство, что Россия — великая страна. Здесь сыграли роль и историческое развитие, и русская православная церковь — многие вещи. Люди уверены, что у них есть какая-то миссия. Это не у всех так.

Это народ, который очень гордился своей страной. Но он очутился в положении, когда его страной стали пренебрегать. Когда ему дали понять, что его страна — второразрядная, что она никому не интересна, что ей нужно сидеть в углу и молчать. Это пренебрежение и унижение, несомненно, было чрезвычайно болезненно для подавляющего большинства людей.

И Путин, нравится он нам или нет, вернул людям это чувство гордости за страну. С точки зрения народа, он заставил мир считаться с Россией. Это имеет колоссальное значение для людей, почему они за него и голосуют. Не понимать этого — это значит не понимать этой страны и дух этого народа.

Меня сильно огорчает, что у оппозиции личные амбиции и желание быть главным приводит к тому положению, которое мы имеем сегодня.

— Может ли в какой-то момент желание народа быть свободным изменить ситуацию?

— Никогда за тысячелетие у русского народа свободы не было. Вообще никогда. А переживать по поводу того, чего у тебя никогда не было, довольно сложно. Это характерно не только для России, но и для многих других стран.

Есть представление о воле. Но это — что хочу, то и ворочу — и ничего общего не имеет со свободой. Она предполагает ответственность. А самые безответственные люди — это рабы. За них отвечает хозяин, и их это устраивает. И когда раба отпускают, он поначалу не хочет так жить. Он не знает, как жить.

Получается, что в России вертикаль власти вернула людям гордость. А со свободой здесь никогда не имели дела и не знают, с чем ее едят.

— Как вы относитесь к еще большим наступлениям властей на свободу в России. Я имею в виду интернет и блокировку Telegram.

— Я считаю, что это безобразие полное. Это последствия закона Яровой по борьбе с терроризмом.
Я с этим не согласен: это абсолютно антидемократический закон. Он ничего не дает на самом деле. Попытки заблокировать Telegram и бесполезны, и контрпродуктивны.

Это хороший урок. В конце концов, люди учатся на своих ошибках. Надо так думать.

— В условиях несвободных медиа в России могут ли интернет и блогеры стать теми авторитетами, к которым будет прислушиваться народ?

— Я не считаю блогеров журналистами. Наша профессия требует ответственности: журналист отвечает за свои слова и утверждения. Люди, работающие в интернете, абсолютно этим не нагружены. Они что хотят, то и лепят. Поэтому я не очень представляю, как интернет полностью может заменить журналистику.

То, что происходит у нас в интернете (большое количество блогеров), не происходит ни в одной другой стране: ни в США, ни в Великобритании, ни во Франции — где СМИ чрезвычайно популярны и имеют огромное влияние.

Интернет прекрасен для обмена мнениями. Но к журналистике это не имеет отношения. Другое дело, что сегодня в России, к сожалению, журналистики нет — есть лишь небольшое количество журналистов.