Владимир Познер в эфире «Первого канала» высказался по поводу приговора «ловцу покемонов в храме» Руслану Соколовскому за оскорбление чувств верующих и отрицание Бога.
Он на всю страну задал президенту и Патриарху вопрос: ждать ли теперь и ему, Познеру, приговора за то, что он убежденный атеист? И Кремль, и Патриархия отреагировали сухо и формально.
«Собеседник» поговорил с Владимиром Познером о его громком высказывании по поводу репрессий за атеизм в России.
– А какой реакции вы ждали, Владимир Владимирович?
– Никакой, честно говоря, – я не обольщался на этот счет. Я считал нужным довести до сведения сам факт этого безобразного события, но, очевидно, шума наделал, и на это все-таки обратили внимание.
– Как этот приговор может повлиять на граждан страны?
– Сейчас рано говорить о влиянии, но я получил довольно большое количество слов поддержки от разных людей. Другое дело, что церковь, по существу, промолчала, и это, я не сомневаюсь, сработало против нее.
– Если бы Соколовский получил не условный, а реальный срок, какова была бы ваша реакция?
– Я бы сказал более резко. Но слава Богу, что такого приговора не было, и я вообще-то очень надеюсь, что его адвокат будет подавать апелляцию, что дело дойдет до Верховного и Конституционного судов и нынешнее судебное решение будет пересмотрено.
– В России на самом деле довольно много атеистов. На ваш взгляд, церковь по отношению к ним избирает карательную тактику?
– Неважно, сколько атеистов. Человек имеет право быть и верующим, и неверующим, и сомневающимся агностиком. Другое дело, что все происходящее лишено здравого смысла и абсурдно в принципе. И тут бы церкви, конечно, сказать – пусть не прямо, пусть иносказательно, – что она не так понимает защиту чувств верующих. А молчание не делает церкви чести, и так, конечно, многие считают. Церкви стоит задуматься над своим положением в обществе, над своей репутацией, если она видит себя как образец справедливости.
– Многие говорили, что вы можете себе позволить такое высказывание в эфире, потому что изначально уверены в своей безопасности.
– Я понял, что многих, может быть, и обрадовало бы, если бы меня выгнали с телевидения – вот тогда было бы нормально. А то, что против меня никаких особых мер не было принято, им почему-то обидно. Но это их дело. Я-то считаю первостепенным долгом журналиста обращать внимание общества на такие вещи. У журналиста тут нет выбора – вне зависимости от того, верующий он или нет.
