Вопрос: Скажите, пожалуйста, на каком языке вы думаете?
В. Познер: Вот этот вопрос мне задавали несчетное количество раз. Вы знаете, все-таки если я говорю на каком-то языке, я не могу не думать на нем, иначе выходит, что ты себя переводишь. Понимаете, да?
То есть если бы я сейчас думал по-английски, то, во-первых, я бы говорил по-другому, поскольку фраза строится по-другому по-английски, а по-французски еще иначе. Люди, которые не очень хорошо знают язык, или знают довольно хорошо, но язык для них не родной, – они занимаются переводом. Их мозг, этот поразительный инструмент, это делает. Я, честно вам говорю, этого не делаю.
А когда я не говорю (сны, например), когда один на один с собой – то это зависит… Я даже ловил себя на том, что… ты же не думаешь о том, о чем ты думаешь, это просто происходит. Но несколько раз я себя ловил на том, что я думаю на двух языках (на трех – нет). Я это уже говорил, но, может, вы не слышали: в молодости я был – как бы это сказать – женолюбом, я от некоторых дам слышал, что я ночью говорю во сне на трех языках. Что убедило меня в том, что я никогда не смогу быть шпионом.
Вопрос: Вы очень хорошо выглядите, очень быстро думаете, реагируете, в общем, очень энергичный человек. Откуда вы черпаете энергию?
В. Познер: Не могу вам ответить на этот вопрос. Я думаю что, с одной стороны, конечно, это гены. С другой стороны, наверное, это моя мама, которая очень следила за тем, чтобы я правильно ел, правильно рос, правильно спал, ложился вовремя и все такое. Это уже привычка. Как правило, я не ложусь позже двенадцати. В любой стране, конечно же. Бывает, что я ложусь позже, но это редко. Как правило, я встаю в полвосьмого – восемь. Три раз в неделю я играю в теннис, два раза в неделю хожу на фитнес, видите, я слежу за собой. И я слежу за тем, что я ем. Даже и не слежу, потому что благодаря маме как-то по-другому и не происходит. Но может быть, главное, чему она меня научила, – это не перехватывать в течение дня и есть три раза. А вот это бесконечное хватание – в нем ничего хорошего нет.
Я думаю, что сочетание этих вещей плюс, конечно же, то, что я счастлив в своей работе, понимаю то, что я должен делать, что я для этого, собственно говоря, и появился, и что это нужно не только мне (раз вы приехали из Омска). И я счастлив в своих детях – у меня просто замечательные дети и внуки (мы очень близкие, мы друзья, настоящие).
И с третьей попытки я счастлив в личной жизни. И может быть, еще играет роль, что… вот римляне говорили: Carpe diem (лови день). Вот жизнь тебе все время предлагает, а ты, как правило, либо не замечаешь, либо страшновато. Когда я окончил биофак и, конечно, должен был идти в биологию. Конечно, этого ждали от меня мои родители, они хотели, чтобы был сын ученый. Кроме того, я по идее и должен был, поскольку я бесплатно учился, и в советское время надо было отработать. А я понимал, что я не биолог. Ну я не ученый. И вот это решение – что нет, я не пойду – было очень непростым, но сыграло кардинальную роль. Я был бы несчастным человеком, если бы остался. Я думаю, что характер тоже играет роль, но, наверное, все-таки гены – это главное. Так мне кажется.
Вопрос: Мне психологически весьма запомнилась сцена, которую вы описывали. Когда вы были маленьким, во Франции, в Биарицце, когда вас привели на набережную, люди стояли на берегу реки и молчали, а потом по реке течение понесло трупы немцев… Франция, французы относились к нацизму крайне отрицательно, в том числе к коллаборационизму. Это одна сторона.
Берем Польшу, откуда многое вышло. В Польше нацистов крайне не приветствовали. Армию Крайова поддерживало лондонское правительство. Бандеровцев не поддерживали ни те, ни другие. Что произошло сейчас, на ваш взгляд, с лидерами Европы, на возрождение неонацизма реагируют так, как будто вообще просто по определению, ничего нет и все в мире прекрасно.
В. Познер: Я вам скажу, что я думаю по этому поводу. Я хочу вам напомнить кое-что. Может быть, кто-то из вас уже бывал на наших встречах и это слышал, – что сказал, на мой взгляд, самый великий президент Америки Авраам Линкольн. Он сказал замечательные слова: можно дурачить часть народа много времени и можно дурачить много народа часть времени, но невозможно дурачить весь народ все время. Так вот, в этих странах европейских и в Америке тоже очень долго дурачат людей: говорят о демократии, говорят о равноправии, говорят о том, что всякий должен… А на самом деле это все менее и менее соответствует реальности.
Появляется человек – в данном случае Дональд Трамп, которого туда же можно было отнести, который говорит: да все это вранье, неужели вы не понимаете. И дальше он говорит вещи, абсолютно (для интеллигентного человека, во всяком случае) неприемлемые, но это то, что накопилось.
Как вы думаете, почему выбрали Гитлера? Если бы Германия была в порядке, если бы жили они нормально, если бы не было Версальского договора, если бы не было 1000-процентной инфляции. Если бы не было бы деления страны на очень богатых и на очень бедных, – разве Гитлер имел бы шансы? – Да никаких. Вот это и происходит.
Это происходит и во Франции. Конечно, Марин Ле Пен не выиграет. Французы в данном случае уникальная нация. Они однажды ее папашу вывели во второй круг, как бы погрозив пальцем: мол, смотрите, вы, там, наверху! Но когда надо было голосовать, он получил ничтожное количество голосов, но тем не менее.
В Германии появилась дама, которая вроде смотрит в эту сторону. Это реакция на обманы, на потерю доверия к своей власти – людям, которые по идее должны заботиться обо мне. Я сам о себе позабочусь, но какие-то есть базовые вещи: они же обещали когда я за них голосовал, они же сказали! А что они сделали? – Ничего.
Вот, собственно, и вся история, и в Польше то же самое. Это же настолько очевидная вещь вообще, меня просто удивляет, что не понимают, почему это происходит. Там, где люди живут хорошо, где нет этого дикого разделения на богатых и на бедных, там, где люди верят своей власти, – никакой фашист никогда в жизни даже рта не откроет, а не то что не придет к власти. Это очень серьезная проблема. Очень серьезная.
Из выступления Владимира Познера в «Жеральдин» (29.03.16).
