Владимир: Владимир Владимирович. Как вы относитесь к Китаю и китайцам. Не пора ли снять об этом фильм?
Владимир Познер: Фильм о Китае? Интересно, но настолько трудно, когда ты не знаешь ни языка, ничего – это бессмысленно! Не говоря о том, что о Китае тебе не дадут сделать, потому что, понятно, тоталитарная страна, к тебе приставят пару кагебешников – и все.
Что до отношения к Китаю, то я боюсь того дня, когда Китай станет самой сильной страной мира и начнет (неизбежно) навязывать миру свои представления о том, как следует жить. Эти представления, связанные с конфуцианством, абсолютно чужды иудейско-христианским принципам, ценность каждой отдельно взятой человеческой жизни рассматривается иначе, сам человек занимает совершенно иное положение. К счастью, я не доживу до этого, но с печалью думаю о моем правнуке…
Александр: Что для вас демократия? И есть ли различия между французской и американской демократией, если они конечно есть? Благодарю за внимание.
Владимир Познер: Как мне кажется, демократия — это внутреннее состояние человека. Это не законы (хотя они, безусловно, важны), это то, как сам человек относится к обществу и к себе. Все таки демократия предполагает наличие общества свободных людей. При этом, когда я говорю — свободные, то имею в виду, прежде всего, ответственность. Самый безответственный человек — это раб, потому что за него отвечает хозяин. Он сам вообще не отвечает ни за что. А свободный человек отвечает.
Чувство ответственности, оно у нас есть или его нет? Вообще, я отвечаю за свою страну хотя бы на самом элементарном уровне, хотя бы чтобы не мусорить в подъезде, или не отвечаю? У меня ощущение, что для подавляющего большинства — ответ: «Я не отвечаю. Почему я должен за что-то отвечать?».
У Черчилля есть интересное замечание. Он говорил, что достаточно поговорить пять минут с рядовым англичанином, чтобы понять, что демократия никому не нужна. Он же говорил, что демократия — отвратительный вид политической системы, если не считать все остальные виды.
Как мне кажется, все-таки демократическая система, при всех ее недостатках, в наибольшей степени соответствует человеку. Но только человек доходит до понимания этого довольно долго. Потому что рабская натура тоже вполне соответствует человеку. Когда кто-то другой за тебя решает, особенно если то, что он решает, тебе нравится. Я не должен ничего делать, а он за меня делает.
Паршиков Мирон: Уважаемый Владимир Владимирович, как вы относитесь к ЕГЭ?
Владимир Познер: Я отношусь к этому плохо. Мне «очень нравится», когда надо отвечать на вопрос:
«Петр Первый был: а) футболистом; б) известным бизнесменом; в) русским царем: г) тенором Миланской оперы».
Во-первых, это противоречит традиции российского школьного образования. Есть все-таки традиция. Российское школьное образование похоже на французское. Очень много общего. ЕГЭ – это американская штучка. И нельзя сказать, что американское школьное образование является образцом для подражания. Это я вам говорю совершенно точно как человек, который там учился. Я, правда, учился в замечательной школе, но это совсем другое. Я не понимаю, почему это все-таки навязали. Вопрос не в том, нравится мне это или не нравится. Это наносит ущерб мыслям, ущерб мозгам. Ведь образование не в том, чтобы выучить правильный ответ, а в том, чтобы знать предмет. Так что я плохо отношусь к этому.
Владимир: Добрый день. Ваши фильмы о странах Европы замечательны. Это путешествие не только Вашими глазами, но и путешествие Вашим умом. Но прошел всего год и той Европы больше нет. Я знаю, Вы не любите давать прогнозы, Но все таки какой Вам видится Европа через 10-20 лет? Какова вероятность ее значительной мусульманизации со всеми последствиями. Тенденция в этом направлении настораживает.
Владимир Познер: Как мне представляется, иммиграционная политика ряда европейских стран, в частности, Франции, и практика так называемого мультикультурализма оказались ошибочными, дело зашло очень далеко и глубоко, настолько, что теперь не очень-то понятно, каким образом исправить эти ошибки. Простые ответы, как всегда, дают националистические, шовинистические партии, и это очень серьезная проблема. Никакого «завоевания Рима варварами», конечно, не наблюдается, «варвары» находятся в меньшинстве, шансов «завоевать» у них нет. Но опасность конфликта и даже кровопролития есть, как и опасность определенной фашизации.
Игорь: Глубокоуважаемый Владимир Владимирович! Я воспитывался в верующей семье, и веру мне прививали с детства, но сейчас мне 22 года и я ушел от веры, несмотря на свое же душевное сопротивление, жизнь теряет смысл и цели размываются. Подскажите, как Вы справились с тем, что нас ничего не ждет впереди, я имею ввиду загробную жизнь. Был ли у Вас в жизни такой перелом?
Владимир Познер: Человек рождается и не атеистом, и не верующим. И не важно, крестят его или не крестят – он еще ничего не понимает и, к сожалению, его никто не спрашивает, хочет ли он, чтоб его крестили, или нет. Меня крестили в католической вере. Все-таки это были тридцатые годы, и тогда это было уж очень принято во Франции.
Моя мама, которая воспитывалась отчасти в женском монастыре, не была верующей. Скорее всего, она была агностиком, скажем так. То есть она в церковь не ходила, не молилась. Я познакомился со своим отцом, когда мне было пять лет. Он был атеистом. Но дома вообще этот вопрос как-то не возникал. Когда мы ужинали, никто никогда никаких молитв не произносил. И только когда меня оставили во Франции во время оккупации у одной семьи, потому что мои родители были, можно сказать, в подполье, недолго очень, – эта семья была сильно религиозная. И меня заставляли вставать на колени перед сном и читать молитву. Я не хотел. Но наказывали, если ты этого не делаешь. Да благодарить бога за то, что мы едим, а он то при чем здесь. Видимо, у меня какой-то критический, что ли, ум.
А по мере того, как я рос и читал – а я читал, понимаете: читал Библию, интересовался ею, причем как монотеистической религией, так и религией римлян, древних греков и прочее, – я постепенно, когда стал увлекаться наукой, решил для себя, что этого не может быть. Что это очень легкое объяснение всему. Не надо думать – вот есть бог, который все делает, и все. А зачем вообще что-то изучать? Потом я стал читать о том, как преследовались люди, которые говорили, что Земля круглая, а не плоская; которые говорили, что Земля вертится вокруг Солнца, а не Солнце вращается вокруг Земли. А когда ты споришь с этим, то тебя сжигают живьем. И я подумал – ну как это, это что ж такое, при чем тут бог? Почему все эти это несчастья? Почему война? Это я себе задавал вопросы и ответов не находил. И до сих пор не нахожу.
Я не агностик – в том смысле, что это очень легкий выход из положения. Хотя я не знаю. Конечно, атеист, по сути дела, выражает веру, такую же, как религиозный человек: он же не знает, что есть Бог, он просто верует в это. Я в это не верую. И конечно, я не могу доказать, что Бога нет, но для меня – для меня лично, ни для кого больше – это очевидно. Если я ошибаюсь, я скоро об этом узнаю. Но по крайне мере я так считаю. И самое главное, я никого не пытаюсь убедить в том, что я прав.
Смерть – для меня на сегодняшний день это так: да, я умер, и привет. Кто запомнил, тот запомнил. Я останусь в памяти моей дочери, моих внуков. Я останусь в генах тех, которые даже меня не будут знать. Я останусь в этом, потому что гены передают – с этим уж никто не спорит. Я не боюсь смерти. Я бы не хотел, но я понимаю, что это естественно, что иначе не бывает. И я не верю в то, что потом у меня что-то будет, что там меня поджидают с вилами.
Задать вопрос Владимиру Познеру
