Владимиру Познеру 81 год, для своих лет он выглядит исключительно бодро, носит модные желтые калоши, имеет хитрый прищур, берет интервью у Земфиры, которое та называет «эпик фейлом», снимает документальные фильмы в паре с Иваном Ургантом, умеренно критикует власть или держит нейтралитет.
В картине о Яне Карском, человеке, «который в одиночку пытался остановить Холокост», Познер озвучивает Томаса Вуда, американского историка и журналиста, выступающего в роли автора-интервьюера.
Мы (Buro 24/7) встретились с телеведущим после закрытого показа картины в Еврейском музее и центре толерантности, чтобы поговорить о современном антисемитизме, российском президенте и российском телевидении
— В фильме «Ян Карский», где вы озвучиваете автора, поднимается тема Холокоста — антисемитизма в самом крайнем его проявлении. В России 2016 года есть проблема враждебного отношения к евреям?
— Она есть, но я должен сказать, как человек, имеющий этот опыт, что сегодня в России антисемитизма гораздо меньше, чем когда-то, я гораздо реже его встречаю, даже в выражениях его гораздо меньше. Он имеет место, конечно, и его легко возбудить, но тот факт, что Путин довольно явно дает понять, что он не антисемит и что он осуждает антисемитизм, тоже играет свою роль.
— А где антисемитизма больше? Ну вот на Украине его больше, чем в России?
— Я очень давно не был на Украине, но во Франции — безусловно да. Французы говорят мне, что это уже стало по-настоящему заметным явлением.
— Однажды в интервью вы сказали, что чувствуете себя евреем только тогда, когда говорите с антисемитами.
— Это правда!
— А озвучивая этот фильм, вы чувствовали себя евреем?
— Я озвучивал не еврея, а американца, которым я себя чувствую в гораздо большей степени.
— В фильме есть очень яркий эпизод встречи главного героя Яна Карского с Рузвельтом. В нем Карский называет его «властелином мира», причем несколько раз. И в этом контексте вспоминается ваше высказывание о Путине, прозвучавшее в одном из интервью. Вы тогда сказали, что Путин считает себя «чемпионом мира». И это особенно забавно, учитывая, что Рузвельт — единственный американский президент, который избирался больше двух раз…
— Ну, я же все-таки говорил с иронией, а Карский-то нет, он действительно так считал. Он очень тонко подмечает отсутствие интереса у Рузвельта к этой беде (отсутствие интереса к истреблению евреев нацистами — прим. Buro 24/7), и это правда, он очень хорошо его изображает, очень правильно, с длинным этим мундштуком.
— Тем не менее интересно было бы поговорить с вами про то самое путинское «чемпионство». В 2012 году вы сказали, что оно опасно. А что сейчас с этим феноменом?
— В прошлом году Путин появился на обложке Time как человек года. Я хочу подчеркнуть, что Time ежегодно публиковал на своей обложке человека года, но он необязательно был положительным персонажем — зато всегда был влиятельным. Гитлер был на обложке, Сталин был и так далее. В том смысле, что Путина сочли самым влиятельным, он очевидно чемпион. В этом году Ангела Меркель оказалась на обложке, не Путин. И я все-таки в отношении него употребляю слово «чемпион» с долей сарказма.
— Мы все знаем, что вы хотели видеть его своим гостем.
— Неоднократно! И хочу до сих пор.
— Когда вы делали запрос в последний раз?
— Ой, уже, наверное, год назад. И я еще раз буду, обязательно.
— Что вам ответили на предложение?
— Сказали «нет», но это было неофициально, по телефону. А я буду делать официальный запрос.
— У вас уже готов первый вопрос для этого интервью?
— Конечно, но я вам его не озвучу, я же не хочу, чтобы Путин заранее знал, о чем я его спрошу. (Улыбается.)
— Я хотел поговорить о вашей программе. Скажите, почему она выходит в такое нерейтинговое время?
— Все политические программы на «Первом канале» идут в одно и то же время, а именно — в это. Считается, что наиболее думающая, интеллектуальная и образованная публика смотрит ТВ именно в эти часы. И если такие программы, в том числе и мою, поставить в, скажем так, более смотрибельное время, то соперничающие каналы, НТВ и «Россия», поставят в ответ какие-нибудь блокбастеры, и рейтинг будет совсем уж ничтожным. Таков взгляд руководства, может быть, и не ошибочный, я не знаю.
— Вы имеете в виду Эрнста?
— Да, господина Эрнста.
— У вас какие с ним сейчас отношения?
— Абсолютно рабочие, нормальные отношения.
— Он дает какой-то отклик по вашим программам?
— Если ему нравится, он иногда звонит, говорит, что очень понравилось. Если не нравится, не звонит, но если не звонит, то это ничего не значит. Вот после фильма «Еврейское счастье» он звонил, сказал, что ему страшно понравилось.
— Говорят, что если Эрнст посмотрит на часы, то безошибочно скажет, какая программа в данный момент идет на «Первом». Это правда?
— Правда, это человек, который работает 18 часов в сутки и успевает все прочитать и все посмотреть. Я совершенно не понимаю, как он это делает.
— Что сейчас происходит с российским телевидением, как вы думаете? Не в смысле пропаганды и ограничения свободы слова, а как с жанром? Почему думающий класс, о котором вы говорите, гордится тем, что не имеет дома телевизора?
— Это, конечно, такой снобизм — «я не смотрю телевизор, я смотрю в интернете». А какая разница? Мне кажется, возникло сильное неприятие того, что показывают по телевизору, потому что в свое время даже человек, который возглавляет президентскую администрацию, Иванов, говорил о том, что оглупляют народ. Взять вот «Поле чудес» — ну невозможно уже, сколько может это быть. Я, например, всегда гордился тем фактом, что российская публика, на круг, все-таки более начитанная, она больше интересуется окружающим миром, чем многие другие, я знаю это по личному опыту. И вдруг ее кормят такой прожеванной уже кашей, что даже самому не надо жевать, надо только глотать. Конечно, человек говорит: «Ну сколько я могу это смотреть?» Но в ответ скажут: «Зато рейтинг, люди смотрят». Так, значит, вы создаете таких людей в результате, вы говорите им, что смотреть, вместо того чтобы поднимать уровень. Все-таки из первого класса идут во второй, а не наоборот.
— Есть ли телепроекты, которые вы готовы похвалить? Кроме «Вечернего Урганта», конечно.
— «Вечерний Ургант», кстати говоря, абсолютная калька американской программы. Конечно, Иван Андреевич отличается поразительной способностью сходу острить, он это делает, как никто другой. Но программа эта скорее американская, и в этом нет ничего ни плохого, ни хорошего. Вот когда они делали «Прожекторперисхилтон», это была гораздо более российская программа, и она была совершенно оригинальной, такой больше нигде не было. Что же касается проектов, которые я похвалил бы, то должен положа руку на сердце сказать, что таких нет. И вообще, если спросить, что произвело на меня за последние годы самое сильное впечатление на нашем ТВ, я скажу, что это был сериал «Ликвидация» и рассказ матери Павла Лунгина «Подстрочник». Я ничего не могу сказать про все остальное — оно мне совсем неинтересно.
— Автор «Подстрочника» Олег Дорман, кстати, отказался от ТЭФИ, обвинив членов академии в том, что фильм 11 лет не выходил на экраны.
— Это абсолютно его право, я ведь был президентом телеакадемии 14 лет, но очень давно уже ушел оттуда и к этому не имел ни малейшего отношения.
— Говоря о кальках на ТВ, хочется вспомнить Влада Листьева и его подтяжки, которые напоминали подтяжки Ларри Кинга.
— Да-да, и его подтяжки, и его очки очень напоминали Ларри Кинга. На мой взгляд, это было совершенно зря — Влад был ярким, самодостаточным, талантливым человеком, он мог создать свой образ, а вовсе не образ Ларри Кинга. К сожалению, я с ним не говорил никогда на эту тему, я был в Америке, он был здесь, но я бы у него спросил: а зачем? Мне очень любопытно, что бы он мне ответил.
— Телевидению сегодня не хватает Листьева?
— Конечно, такой яркий, самобытный человек. А его «Взгляд» — это же была блестящая программа, таких не хватает.
— В своих интервью вы говорите, что журналистики сегодня нет, есть пропаганда.
— Да, я так считаю. Есть журналисты, отдельно взятые, но журналистики как профессии сейчас нет.
— Даже в онлайн-медиа?
— Это вообще не журналистика, потому что человек, который этим занимается, никакой ответственности не несет, он что хочет, то и пишет. Я за — пусть этот человек выражается, это замечательно, но журналист — это все-таки лицо ответственное, у него есть ответственность перед своей аудиторией, а здесь этого нет.
— Чему сейчас нужно учить молодежь на факультетах журналистики?
— Не надо вообще ее учить, надо упразднить факультеты журналистики. Надо, чтобы человек получал знания на истфаке, на филфаке, на философском факультете, где угодно, чтобы он чуть-чуть на мир посмотрел, поработал и понял, почему он хочет быть журналистом, что в этой профессии такого для него. И должны быть школы журналистики для тех, кто уже понял это, где только журналистикой занимаются и не занимаются никакими другими предметами.
— Журналистика мнений или журналистика факта?
— Журналистика факта.
— А что с мнениями?
— Есть комментаторы, и если ты комментатор и высказываешь мнение, не выдавай его за информацию. Например: «Я считаю, что всех евреев надо повесить». Да на здоровье, это твое мнение.
— Вы всегда говорите, что не считаете себя русским человеком. Часто бывает, что русские люди любят ругать свою страну, находясь у себя на родине, но стоит им приехать за границу и услышать о России нелестные слова, как они тут же рвут за нее глотку. А вам доводилось защищать Россию за рубежом?
— Постоянно, было множество таких ситуаций. Это как на приеме у невропатолога — он бьет вам по ноге, а она рефлекторно подскакивает, такая физиологическая реакция. В Америке, да и в Западной Европе, такая реакция на все русское. Например, сегодня я смотрел фильм моего друга о Большом театре. Первый вопрос, который ему задали в Англии: «Путин разрешил снимать?» Ну разумеется, только Путин, как же еще! Или вот сегодня идет огромный шум по поводу того, что судья в отставке, который около двух лет рассматривал дело об убийстве Литвиненко, объявил, что с его точки зрения, вероятно, Путин дал указания его убить. «Вероятно» — и это судья говорит, о чем речь вообще? А если не дал указания? И вот здесь я начинаю говорить: вы вообще соображаете или нет? Уровень предвзятости к России невероятен, хотя ее есть за что критиковать, и я сам критик, но эта критика должна быть основана на знаниях.
— Вы сейчас в американском эфире появляетесь?
— Да, меня приглашают иногда.
— Правда ли, что гостем вашей программы в Америке когда-то был Жириновский?
— Да, был. И тогда это был такой тихий, мирный, пушистый Владимир Вольфович. Это очень давно было, в 90-е годы.
— И о чем вы говорили?
— О России, об отношениях. Я ведь работал в Штатах с 91-го по 96-й год, 20 лет уже прошло.
— Я очень внимательно изучил ваш сайт, там большая, регулярно пополняемая подборка ваших интервью. Вы даете их очень часто…
— Иногда я говорю себе: ну все, хватит, полгода я вообще не буду давать никаких интервью. С другой стороны, это мои коллеги, и мне очень трудно отказать. Звонит человек один раз, второй раз, третий раз, просит, и как-то я соглашаюсь, хотя особого удовольствия от этого я не получаю. Бывает, что получается очень интересно — человек подготовился, очень интересно подходит, но это редкий случай, очень редкий.
— Устаете отвечать на одни и те же вопросы?
— Устаю.
— Как вы смотрите сейчас на все, что происходит в стране? Вы пессимист или оптимист?
— Как бы сказать поточнее… Я думаю, что будет еще хуже.
Источник: Buro 24/7