Л. Гулько: Мы можем продолжить разговор о поступках, о Первом канале. Это конечно то, о чем многие, во всяком случае, говорят. Это цикл «Еврейское счастье». Из цикла путешествий Владимира Владимировича Познера и Ивана Андреевича Урганта. Любопытный, который вызвал неоднозначную реакцию. Как здесь, так собственно и в той стране, куда они поехали.
И. Петровская: Я бы сказала, мягко говоря, неоднозначную реакцию. Я начала смотреть этот цикл, документальный фильм многосерийный. Я начала смотреть, уже вернувшись в Москву, а поначалу, будучи далеко от Москвы, когда шли первые серии, я в фейсбуке в основном читала отклики. Большая часть откликов была от русского, русскоязычного, от русских как говорят, от русских израильтян. И редкие вкрапления тех же русских израильтян, которые пытались своих сегодняшних сограждан убедить в том, что все не так ужасно. Тем более не так злонамеренно, как пытаются многие представить. Почему-то к Урганту претензий было меньше всего. А все основные претензии предъявлялись Владимиру Владимировичу Познеру.
Аудиозапись программы:
Они были многообразны. От исторического невежества, потому что знатоки истории государства Израиль нашли множество ляпов. Перепутаны Давид с Иродом или Ирод с Давидом на сколько-то там веков. Я здесь некомпетентна, ничего сказать не могу. Там есть абсолютно очевидный ляп, который все отметили. Это когда перепутал Владимир Владимирович дело Дрейфуса с делом Бейлиса. При этом это достаточно известные факты, по крайней мере, для старшего поколения, не потому что они это застали, а потому что это многократно описано. Это исторически, это вписано в истории стран. И вот имел в виду Владимир Владимирович дело капитана Дрейфуса, французского еврея по происхождению, которого обвинили в предательстве, в передаче секретов противнику на тот момент Германии. А сказал, что это было дело французского капитала Бейлиса. Это в свою очередь еврей, которого обвинили у нас в российской империи в ритуальном убийстве подростка, и было огромное резонансное дело. За него вступались тогдашние лучшие умы, писатели Короленко и так далее. Это да, действительно мне кажется вещь не очень хорошая. Ляп очевидный, но, безусловно, бывает такое, что человек оговорится, а редактор, вот тут для чего нужен редактор – для того чтобы он поправил вовремя Дрейфуса на Бейлиса. А если это невозможно было бы совсем исправить, так просто это можно было каким-то образом убрать, изменить. Смешнее было другое, когда люди, ущучившие Познера в том, что он Дрейфуса назвал Бейлисом, выдвинули ему такую в частности претензию: как можно человека, еврея перепутать с ликером. То есть они решили, что назвал не фамилию другого еврея, тоже попавшего под неправосудные действия. А что он якобы упомянул название известного популярного сладенького вкусненького кофейного ликера. Это вообще смешно. Но это первая часть претензий, что историческое несоответствие каких-то фактов и так далее. И какие-то ляпы. Другая часть претензий заключается в том, что Познер приехал в Израиль предубежденным и против государства Израиль, и против евреев как таковых. И против истории, и против традиций, и против религии. И вообще человек он высокомерный и вот это высокомерие свое, снобизм якобы он продемонстрировал, когда он путешествовал по этой великой древней старой, молодой, какой угодно. Земле я хотела сказать древней. Но молодой стране.
Л. Гулько: Вы же старше ее, — сказал Иван Ургант.
И. Петровская: Да, Ургант сказал: Владимир Владимирович, каково это чувствовать, что вы старше этого государства. На самом деле это меня все очень заинтересовало, эти отклики. С одной стороны понятно, что да, Познер и Ургант и вся группа снимали кино не для русских в Израиле. И не для русских евреев в Израиле, и не для евреев русских в России, и прямо скажем, вообще не только для евреев. Они снимали это для всех, в познавательных целях. Причем в отличие от предыдущих своих работ, а до этого было, по-моему, их шесть: Америка, Франция, Италия, такие же путешествия. Германия, Великобритания. Или пять. Эти страны им были самим, ну Познеру Америка и Франция просто родные. Хорошо знакомы. И они не открывали эти страны для себя, а открывали их для нас. То есть они нам показывали то, что им там нравится, то, что они считают важным, прекрасным или наоборот ужасным. Но, по крайней мере, эти страны, их менталитет, их традиции им были хорошо понятны, известны и знакомы. В Израиль они приезжают совсем с другим ощущением. И более того, Познер, по-моему, там об этом говорит, что он чуть ли только второй раз в Израиле. То есть он приезжает в чужую, чуждую во многом для себя страну. Решительно не похожую вообще никак, противоположную европейскому, американскому, вообще западному менталитету. И всему остальному. Сейчас у нас новости. А потом продолжим.
Л. Гулько: Продолжаем нашу передачу. Мы говорили о том, что Владимир Владимирович и Иван Андреевич приехал в совершенно другую страну…
И. Петровская: Не то что другую, в страну, которая для них является некой…
Л. Гулько: Хотя на самом деле там все похоже, но со своим колоритом.
И. Петровская: Нет, такая terra incognita, безусловно.
Л. Гулько: Для них.
И. Петровская: И для каждого, кто приезжает.
Л. Гулько: И еще страна, которая находится вечно в состоянии войны. Перманентной.
И. Петровская: Это отдельная тема. Но, продолжая свою тему, я как мне кажется, была в каком-то смысле идеальный зритель. Потому что меня не связывало ничего, что связывало бы других зрителей, предъявлявших все претензии…
Л. Гулько: Например, меня.
И. Петровская: Например, вас. У меня к моему несчастью нет еврейской крови. Может быть… У меня лицо интеллигентное, не без этого.
Л. Гулько: Почему к несчастью? У всех по-разному.
И. Петровская: Я не возражала бы, если бы где-то у меня обнаружились хоть какие-то признаки…
Л. Гулько: Вообще, чем больше кровей, тем лучше.
И. Петровская: Об этом и речь. Но у меня не наблюдается. Не исключено, конечно, никогда невозможно исключить, что кто-то когда-то где-то, но в обозримом моем родственном окружении, к сожалению, не наблюдается ничего. Меня мало что связывает с государством Израиль, кроме того, что конечно как у всех у меня там есть друзья. Я там была дважды и особенно в первый раз я испытала чувства, похожие на те, которые испытывал в частности Владимир Владимирович. Это ощущение чужеродности окружающего тебя пространства как такового. И это особенно заметно в первой серии, посвященной Иерусалиму, которая вызвала самое большое возмущение и множество гневных неприятий, откликов. Потому что людям показалось, что Владимир Владимирович покусился на святое.
Л. Гулько: Как же так, он не принял. Его ничего не тронуло. В чем дело.
И. Петровская: А мне показалось в этом есть даже не прием, потому что видно, что там это искренне, но в результате получилось приемом в фильме, когда человек попадает в эту среду, для себя чуждую и ему явно неуютно, и он явно поеживается, оказываясь особенно в толпе ортодоксальных иудеев, которые подходят и спрашивают, чем ему помочь. Он говорит, нет, спасибо, не надо ничего помогать. Потом, когда он видит истово молящихся малых и старых, чуть ли ни бьющихся об эту стену, мы тоже их видели, разумеется. И плюс Познер же атеист и не скрывает этого, что по нынешним временам уже довольно мужественный поступок. Поэтому ему любое проявление такой явной открытой, а иногда и фанатичной религиозности чуждо само по себе. А там, особенно в тех местах, где начинается это путешествие, это сплошь и рядом. И он поэтому сам не может справиться и сам пытается на наших глазах разобраться с теми чувствами, которые он испытывает. И тоже не скрывает, он ощущает себя действительно европейцем, человеком абсолютно западной ментальности, каковым он и является. И осознать себя частью этого древнего народа он тоже не сразу может и его ломает и ломает его не потому, что вообще у нас не принято до сих пор, кстати, громко и ясно говорить, «русские» — говорим ясно и громко, а говорим «еврей» — понижаем голос или еще придумываем «лица еврейской национальности». Хотя вроде бы такие проявления открытого антисемитизма ушли. Но все равно вот как-то вроде еврей. И волей-неволей люди понижают голос, как будто чего не то такое сказали. И дальше мне было самым интересным наблюдать, как постепенно его поглощает эта страна и влюбляет в себя и как он может быть даже для себя не очень заметно, вначале просто начинает восхищаться. Потом чем-то очень даже восхищаться. Например, когда он рассказывает о кибуцах и о том, какой подвиг преодоления совершили люди, которые пришли на эти земли каменистые, жуткие, на которых ничего не росло.
Л. Гулько: Болотистые.
И. Петровская: Разные. Тем не менее, менее всего приспособленные для земледелия.
Л. Гулько: Скотоводства.
И. Петровская: Может быть, хотя да, и для скота нужна трава и прочее. И тут мы видим город-сад и не в одном месте. И это совершенно его явно восхищает и он подкуплен этими примерами трудолюбия и более того, и для него, наверное, и вообще претерпевает изрядные метаморфозы сама эта схема, схематичное представление…
Л. Гулько: Стереотип ломается.
И. Петровская: Еврей — жалкий бедный очкарик носатый с книжкой.
Л. Гулько: С тонкой шеей и вечно обижается.
И. Петровская: Вот именно. Тут он говорит, что вот собственно, мы видим, как здесь рождался новый человек. Выковывался. В труде и в бою, между прочим, потому что они еще и умеют защищать себя. Но в труде, в тяжком труде на земле, в поте лица эти люди создавали этот город-сад. Дальше его восхищает, безусловно, отношение к детям и старикам. И он откровенно говорит, что где он только ни бывал, но лучшего отношения он никогда не встречал. Серия про армию совершенно замечательная. Потому что он рассказывает про то, как происходит подготовка солдат и очень важная вещь, мировоззренческие философские вещи – почему так важно создавать условия для солдат, чтобы они ощущали это не просто как какую-то повинность безумную, а с гордостью.
Л. Гулько: Люди стремятся туда.
И. Петровская: Там есть конкурс, оказывается.
Л. Гулько: В боевые части.
И. Петровская: Потом Тель-Авив, замечательная серия, в которой и начинается эта…
Л. Гулько: Ломка.
И. Петровская: Не ломка еще. Ломка происходила у него в Иерусалиме. Притом, что, безусловно, Иерусалим его тоже все равно взял. Своей совсем другой энергетикой, он называет этот город магическим. Что, наверное, совершенно правильно. А Тель-Авив совсем другая история и очень хорошо снят этот фильм и действительно там камера полюбила страну раньше, чем полюбили авторы. Главные путешественники, которые рассказывают через разных людей, через разные ситуации до нас доносят разные аспекты жизни в государстве Израиль. А камера сразу увлечена и она нам показывает картинки городской жизни, невероятно красивые, жизнерадостные. Приветливые лица людей, это море, закат. То есть это там кто-то даже, кстати, из недоброжелателей немедленно обвинил Познера в том, что это сделано по заказу Министерства туризма Израиля. Что после того как люди советские, русские лишились возможности ездить в Египет и Турцию, теперь надо им показать новые горизонты. Я думаю, что это полная ерунда. То есть, конечно, Министерство туризма наверняка принимало участие в организации съемок, помогало…
Л. Гулько: Как и полиция Израиля, и Министерство иностранных дел.
И. Петровская: Сопровождение. Но не более того. И дальше и дальше и конечно, уже апофеоз, да, политические серии, где рассказывается война и мир, про многолетнее противостояние арабов и евреев, возможно, они более спорные серии. И наши друзья в Израиле усмотрели многие во взгляде Познера, который дает слово и тем и тем, и представителям арабских партий, организаций, и представителям израильских партий и организаций, дает слово поровну, выслушивает и ту и правду и кстати вспоминает знаменитый анекдот: и ты, и ты прав. Так вот они усмотрели в этом некую позицию и нашим, и вашим.
Л. Гулько: Государственную позицию они в этом усмотрели. То, что я читал в фейсбуке.
И. Петровская: Там разное пишут. Я не большой специалист по истории конфликта, как все. Поэтому тут я не буду судить. Но мне кажется, что если человек, люди приезжают снимать в другую страну и вообще журналисты обязаны при этом всем пытаться все-таки сохранять какую-то объективность и выслушивать разные стороны. Потому что, наверное, одна из проблем этого конфликта, что стороны не слышат друг друга, а может быть они уже и не могут услышать. Кто их знает. Повторю, я не специалист и не буду рисковать даже нарваться на обвинение в том, что я дилетант и рассуждаю о том, в чем я не понимаю. Но для меня самые важные серии это две последние. Холокост и последняя серия, и есть еврейское счастье, где рассказывается уже о том, что такое быть евреем. Что такое еврейство. В чем особенность народа, характера, менталитета. Причем это с юмором часто, уже таким юмором. Который как мне кажется, не должен шокировать наших друзей, нам дружественном государстве. Потому что он по-своему такой национальный уже юмор. Но серия Холокоста, на мой взгляд, сильнейшая. И потрясение, которое испытывает сам Познер, там, кстати, Урганта практически и нет, только за рулем когда едут в машине. Побывав в музее Холокоста…
Л. Гулько: Яд ва-Шеме.
И. Петровская: Не просто ощутимо, оно пробивает экран с невероятной силой. Особенно в тот момент, когда сотрудники музея дают ему папку, которую они по собственной инициативе подготовили для Владимира Владимировича. Где рассказывается о судьбе лучшего друга отца Познера, с которым они дружили, жили во Франции вместе, снимали одну комнату. Потом семья Познеров успела по счастью уехать в Америку. Когда немцы оккупировали Францию. А друг остался там, и с тех пор о нем ничего было неизвестно. Кроме того, что его, как и других евреев…
Л. Гулько: Может он погиб в концлагере.
И. Петровская: По всей видимости — это называлось. И вот Познеру показывают это дело, показывают фотографию и рассказывают ему о том, что друг лучший друг отца погиб в Майданеке, куда его направили и даже фамилии людей, с которыми его туда направляли. И вот тут происходит совершенно невероятное. Не то что невероятное. Наверное, это с каждым бы человеком произошло, но Познер в совершенном потрясении не скрывает слез, просто честно вам скажу, я не очень сентиментальна, но и меня пробило в этот момент. Потому что действительно вот откуда-то оттуда из другой жизни, из 25-й другой жизни вдруг приходит весточка от близкого человека. И он единственное, что может сказать сквозь слезы, которые у него начинают просто непроизвольно течь, что как жалко, что я это не могу показать и рассказать своим маме и папе. И потом он произносит монолог, уже сидя на природе и тоже не может скрыть слез, потому что пробило человека. И дальше, собственно говоря, на вопрос – ощущает ли он себя евреем, он отвечает, что когда он вспоминает эту страшнейшую историю, один из самых страшных и самых ужасных кошмаров 20-го века, да, тогда он ощущает себя вместе со своим народом. Или вместе с народом, частично к которому он принадлежит. По линии отца.
Л. Гулько: Ваня отвечает, что я тоже также ощущаю себя. Потому что никто бы не стал спрашивать, кто у тебя еврей. Папа, дед.
И. Петровская: Совершенно верно. Ну и в общем, все это вместе, это изменение интонации, изменение отношения, вживание в среду, которая поначалу как будто бы тебя отторгает и ты ее отторгаешь. И постижение этой страны и этой среды на наших глазах, мне кажется, составляет какой-то главный смысл этого фильма. И еще очень важная вещь при этом, там таксист есть такой смешной жизнерадостный, русскоязычный. В Тель-Авиве. Плохо говорит он, с английскими словечками. Но неважно, все понятно. И его как раз Познер еще во второй серии спрашивает: вы довольны, что вы еврей. И он говорит: очень доволен. А что это за народ? Он говорит: мы очень хороший народ. И вот это ощущение от множества людей, с которыми нас знакомят авторы, от высших чиновников до раввинов, до простых совершенно людей, до русскоязычных и не русскоязычных, молодых, старых. Это все создает как раз ощущение, ты понимаешь, какой разнообразный, интересный и хороший народ. Дружелюбный, со своими конечно, особенностями. И самое главное, что уловил, очень быстро почувствовал Познер и говорит об этом во второй серии, что здесь живут разные люди и так далее, но всех их объединяет одно – они обожают страну, в которой живут. И дальше ты естественно невольно задумываешься, почему каждый, кто там живет, эту страну обожает. Наверное, есть за что. И кто-то к этому приходит, наверное, через какие-то страдания, кто-то изначально счастлив, попадая туда. Но, так или иначе, для нас открылась, для меня например, эта страна благодаря этому путешествию. И в этом мое не еврейское, но, безусловно, зрительское и русское простите уж, счастье.
Источник: Эхо Москвы
