Актер – всегда актер. Он всегда играет, всегда. В хорошем ли он настроении, в плохом ли – значения не имеет. Уж так он устроен, он иначе не может. А вот артист – дело другое. Артист – это художник, творец.
– Как же так, – возразите вы мне, – как же так, уважаемый Владимир Владимирович, вы что же, считаете, что актер – не художник, не творец?
Да, я так считаю. Актер выполняет указания режиссера. Исполняет по-разному, иногда плохо, иногда хорошо, порой гениально. Но исполняет. Когда же актер становится артистом, он в этот момент становится и художником, потому что он создает.
Сергей Юрский – артист. Сергей Юрский – художник.
И поэтому он одинок. Он так и говорит: «Я пришел в большое одиночество». Вслушайтесь. Разве можно по-русски прийти в одиночество? Ведь одиночество не место, не пункт назначения. Но это же состояние, и с точки зрения норм русского языка вполне можно прийти в какое-то состояние, не так ли? Да и потом, прелесть языка заключается, в частности, в том, что он открыт для нововведений.
Сергей Юрский не только пришел в одиночество, он пришел в БОЛЬШОЕ одиночество. А такое возможно? Разве одиночество имеет размеры? Для людей, мыслящих плоско и просто, – нет, не имеет. А для художника…
– Сейчас не время Бендера (которого он страстно любит, как и я, имя которого он произносит с лучезарной улыбкой и сияющими глазами), сейчас время… фонтанов.
Каких таких фонтанов? А денежных. Нефтяных. И вообще, эгоизм – знамя нашего времени. Вот так-то.
Разговаривал я с Юрским, то и дело ловя себя на мысли о том, что мы очень похожи. Нет, не внешне, конечно. По ощущениям и оценкам. Например, в печальной уверенности, что интеллигенции в России больше нет и не будет. Или в том, что искусство не может угождать и оставаться при этом искусством.
Были высказывания для меня неожиданные, заставлявшие меня задуматься. Юрский спрашивает: почему сталинизм не ушел вместе со Сталиным? И отвечает: потому что сталинизм был в людях до Сталина, Сталин был лишь чаянием того, что сидит в русском человеке, нашим людям надо, чтобы был культ личности.
Но если это так, если это есть неотъемлемая часть русской натуры, то что сулит нам будущее?
Я вспоминаю «Дракона» Евгения Шварца и спор между Драконом и Ланцелотом перед тем, как они должны сразиться:
«ДРАКОН: А это что за тазик на полу?
ЛАНЦЕЛОТ: Оружие.
ДРАКОН: Это мои додумались?
ЛАНЦЕЛОТ: Они.
ДРАКОН: Вот безобразники. Обидно небось?
ЛАНЦЕЛОТ: Нет.
ДРАКОН: Вранье. У меня холодная кровь, но даже я обиделся бы. Страшно вам?
ЛАНЦЕЛОТ: Нет.
ДРАКОН: Вранье, вранье. Мои люди очень страшные. Таких больше нигде не найдешь. Моя работа. Я их кроил.
ЛАНЦЕЛОТ: И все-таки они люди.
ДРАКОН: Это снаружи.
ЛАНЦЕЛОТ: Нет.
ДРАКОН: Если бы ты увидел их души – ох, задрожал бы.
ЛАНЦЕЛОТ: Нет.
ДРАКОН: Убежал бы даже. Не стал бы умирать из-за калек. Я же их, любезный мой, лично покалечил. Как требуется, так и покалечил. Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь тело пополам – человек околеет. А душу разорвешь – станет послушней, и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь. Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души… Дырявые души, продажные души, прожженные души, мертвые души. Нет, нет, жалко, что они невидимы.»
Понятно же кого имеет в виду Шварц, говоря устами Дракона об искалеченных душах, понятно, над какой-какой страной (городом) Дракон царствует, да Дракон, понятно, вовсе не дракон в триста лет татаро-монгольского ига, помноженные на Ивана Грозного с его опричниной, подытоженные Сталиным.
Освободившись от Дракона, убитого Ланцелотом, думаете, горожане воспряли, кинулись в объятия демократии и свободы? Как бы не так! Они стали жертвой мелких подлецов, бургомистра и его сына Генриха; если Дракон-то был Драконом, могучим, страшным, внушающим ужас, то пришедшие ему на смену руководители просто омерзительны, мелочны, злобивы и ничтожны.
Искалеченные души остаются искалеченными, их нельзя «починить». Должны вместо них родиться души другие, пусть унаследовавшие некоторые недуги своих родителей, но никем не разорванные. А у них родятся еще души, почти или совсем здоровые. И все это требует времени.
Не дождаться Сергею Юрскому. Поэтому-то он и пришел в большое одиночество.
И я с ним.