О книгах, классиках и современниках, и о том, как в Год литературы популяризировать чтение, поговорили с Владимиром Владимировичем Познером.
— Владимир Владимирович, цель проекта «Книги моей жизни» — популяризировать чтение, сделать его трендом среди тех людей, которые сегодня мало читают. Особое значение это приобретает в Год литературы. Мы приглашаем в проект знаменитых людей, к мнению которых прислушиваются, чтобы они рассказали о своих любимых книгах.
Вы родились во Франции, но когда вам было всего три месяца, ваша семья переехала в Америку, где вы жили до пятилетнего возраста. Какой была атмосфера вашего раннего детства и какие книги вам читали?
— Мама всегда читала мне перед сном. Две книги, которые особенно запомнились, – «Приключения Тома Сойера» и «Сказка о быке Фердинанде».
— Вам читали на русском?
— «Фердинанда» и «Том Сойер» на английском языке, естественно.
— А c французской литературой также в детстве познакомились?
— Я не помню, чтобы мама мне тогда читала французскую литературу. Позже возникли «Три мушкетера», но это произведение я уже прочитал сам.
— Когда Вы впервые познакомились с русскими сказками? Вы их читали своим детям?
— Нет, своим детям русские сказки я не читал. Познакомился с ними гораздо позже, уже совсем не в том возрасте, когда читают сказки. Помню, что былины на меня произвели впечатление еще в Америке. У моей тети были русские книжки, в том числе былины, и мне запомнились их герои — Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович. Но я не читал по-русски, она мне их рассказывала. Первая русская книга, которую я прочитал, но, правда, это было по-английски — книжка Лескова про блоху. Она называлась по-английски «Стальная блоха», по-русски — «Левша». А еще Корнея Чуковского «Крокодил», но целого – сначала по-английски, а по-русски я стал читать, когда уже знал язык, в 18 лет.
— У Вас есть в данный момент, ощущение, что Вы русский человек и русская литература вам близка? Вы читаете русские книги?
— Я совершенно точно не русский человек, но русская литература мне близка.
— Вы сравнивали русскую литературу в оригинале и в переводе?
— Помню, что перевод Чуковского «Жил да был крокодил» по-английски был очень хорошим. Но я не сравнивал. А потом уже сам занимался художественными переводами, но опять же не сравнивал, как переводили русские сказки на русский язык.
— Что Вы читали своим детям?
— Я им читал по-русски, конечно. Помню, что дочери одной из первых книг прочитал произведения Корнея Чуковского, а сыну – «Трех мушкетеров».
— Классика. А внукам?
— Увы, почти не пришлось. Внучке Маше в основном читала её мама. А внук Коля родился в другом городе, в Берлине.
— Как Вы считаете, нужно ли детей с раннего возраста приучать к чтению?
— По-моему, если этого не делать, то мы просто лишаем их очень важной вещи. Когда читаешь ребенку, то он не только слушает, но и представляет и развивает воображение. Это гораздо лучше, чем, когда он видит картинки по телевизору или в интернете, когда, собственно говоря, воображение убивается. Когда ты слушаешь, то ты сам себе рисуешь, как выглядит герой, и мне кажется, это необыкновенно важно для развития человека. Да и потом, чтение должно стать такой же привычкой, как чистить зубы. И если не прививать ребенку любовь к чтению с раннего возраста, то во взрослой жизни чтение становится для человека нагрузкой. У меня был случай с одним мальчиком – в 5-6 лет он совершенно не читал. И я его подцепил только на том, что стал читать ему вечерами интересную книжку, а потом, после примерно 3-4-5 вечеров сказал ему: «Все, не могу, занят, почитаем завтра» и пропустил этот вечер, в другой день тоже не смог… И на следующий день он сам взял в руки книгу, потому что ему было невтерпеж.
— А что за книга была?
— «Три мушкетера» (смеется).
— Скажите, есть ли у вас книга, к которой Вы периодически возвращаетесь? Перечитываете ее снова и снова?
— Таких книг довольно много.
— Они чем-то похожи?
— Нет, не думаю. Я несколько раз читал «Алису в стране чудес», «Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна», «Братьев Карамазовых», «Маленького принца», неисчислимое количество раз — «Трех мушкетеров». И иногда открываю в любом месте «Мастера и Маргариту». Это как музыкальные произведения, ты же слушаешь их не один раз.
— Прочитывая много-много раз Вы находите что-то новое?
— Необязательно. Иногда так бывает, а иногда просто очень хочется.
— Просто есть любимые моменты?
— Да.
— Есть ли в вашей жизни книга, герои которой каким-то образом повлиял на Вас?
— Да, д’Артаньян, совершенно определенно. На мой взгляд, «Три мушкетера» — одна из самых великих книг, она учит человека благородству, мудрости, дружбе, порядочности, любви. Совершенно необыкновенная книга. Кто не хотел быть д’Артаньяном, таких людей я не пойму. На меня повлиял Робин Гуд, человек, который борется за справедливость, который грабит богатых и отдает бедным. Преданность, дружба, бесстрашие закладываются в детстве. Конечно, это детская романтика.
Сильно на меня повлиял «Остров сокровищ», где читатель стоит перед задачей, потому что выясняется, что Джон Сильвер – убийца, и вместе с тем очень симпатичный. И с Джимом очень хорошо обходится. И если ты еще ребенок, то как разделить — хороший или плохой? И вроде бы он хороший, и вроде плохой, но и не очень плохой. Я думаю, что все это играет роль. И, кстати говоря, «Сказка о быке Фердинанде» – изумительная книга, которая неназойливо учит любви к животным.
— Владимир Владимирович, следите ли Вы за книжными новинками?
— Не очень.
— Если идете в книжный магазин, как выбираете книги?
— Обычно я иду в книжный, когда мне нужно что-то конкретное. Но если я туда попал, то, конечно, начинаю ходить и смотреть. Опасное для меня место, потому что обязательно начинаю покупать книги. И я не один такой, кто чувствует, что книги, так сказать, постепенно его выживают. И мне все говорят: надо же их в электронный вид переводить и читать на планшете. Но я не могу и не люблю так читать. Электронные книги — холодные, нет ощущения, нет запаха, печати, ничего нет. Хотя, конечно, понимаю, что на тоненький планшет можно вместить, например, 500 книг. Но для меня библиотека имеет огромное значение. Книг в ней уже довольно много, поэтому приходится себя сдерживать в книжных магазинах.
— Помните, что последний раз купили в книжном?
— Сейчас вспомню, наверное. Я купил ведь не одну книгу, если купил, то несколько. А-а, я знаю, что я покупал. Дело в том, что в библиотеке у меня был очень плохенький Лермонтов. У меня довольно сложная личная жизнь, я не раз переезжал и оставлял все книги на старом месте. Так случилось, что были случайные книги, был довольно плохонький Лермонтов и неважный Гоголь. А я Гоголя обожаю и часто перечитываю. Считаю, что он, возможно, самый гениальный русский писатель, именно прозаик. Причем имею в виду и Достоевского, и Толстого. Но мне кажется, что, если говорить о гениальности, то, конечно, все-таки Гоголь. Его «Петербургские рассказы» перечитывал много раз.
Так вот, в книжном я купил новое собрание сочинений Гоголя и довольно симпатичный четырехтомник Лермонтова. Я не гоняюсь за старыми антикварными книгами, а просто хочу, чтобы книга была хорошая, не рассыпалась в руках, чтобы печать была такой, чтобы можно было читать. Чтобы приятно было.
— Вы часто путешествуете, ездите по всему миру. Там совсем другие книжные магазины?
— Если взять три страны – США, Франция и Англия — там очень по-разному. В Лондоне есть потрясающий, очень старый книжный магазин. XIX века. Четырехэтажный с коврами и все такое прочее. В нем особая атмосфера, он не похож на наши. Хотя у нас есть очень хорошие книжные магазины. На Тверской симпатичный книжный магазин. В американских книжных магазинах можно и кофе попить, и книжку почитать, посидеть, подумать. В России таких я не видел. Может они и есть, но мне не попадались.
— Дом книги на Новом Арбате.
— Это другое. Там есть все — культтовары, подарочный отдел, где можно купить ручки. Это почти универмаг, хотя и книжный. И в нем, на мой взгляд, нет интима — чтобы сесть в кресло, почитать.
— Вы можете вспомнить двух-трех современников, наших российских авторов, кто Вам интересен как писатель, как личность, с кем вы лично общались?
— Лично я знаком с немногими писателями. Давно знаю Виктора Ерофеева.
Сказать, что есть современные писатели, которые меня сильно увлекают, не могу. А если интересные, то Захар Прилепин. Но с годами я все больше прихожу к выводу, что есть столько великого, еще непрочитанного мной, что даже жаль тратить время на современную литературу. Бывает, какую-то книгу просто надо прочитать, она очень важна, даже не с литературной точки зрения, а с точки зрения сегодняшнего дня. Такими были книги Солженицына. Просто надо было читать Солженицына, даже не важно нравится или нет, потому что в то время, когда он печатался, это имело гигантское значение. Сегодня – другое время и все по-другому. Скажем, Улицкая. Я читал ее книги, они мне нравятся, особенно одна-две. Но вместе с тем мне важнее другое из непрочитанного. И я читаю какого-нибудь древнеримского историка. А конкретно сейчас — разъяснения к Талмуду – это дико интересная вещь. Иврита не знаю, я человек не религиозный. Талмуд я не читал – это 18 томов. Некоторые думают, что это книга. Но Талмуд – это написанные, зафиксированные разговоры древних мудрецов. Сами разговоры называются Мишна и главный посыл – то, что это неоспоримо. Вот то, что они говорили – это принимается, но когда это переносится уже в Талмуд, это энциклопедия поведения еврейской жизни, причем во всем: как одеваться, как обращаться с детьми, с женщиной, как сажать цветы, как готовить. И это интересно как фактологическая вещь. Открывает глаза на целую цивилизацию. Это не то, что большая литература, совсем нет.
Последнее, что я очень серьезно читал – это, конечно, Ветхий Завет, который поначалу довольно скучный, потому что этот родил этого, этот родил этого, этого, который родил этого и еще этого и так далее, и это продолжается очень долго, но потом начинается само действо и это, конечно, опять-таки, не с точки зрения религиозной, а с точки зрения истории, невероятно интересный памятник. Возникает масса вопросов, когда читаешь. Кстати, поэтому было запрещено христианской церковью нецерковникам читать Библию, именно потому что возникают вопросы. Ветхий Завет, на мой взгляд, гораздо интереснее Нового. Новый – это уже Христос, святые, рассказывающие в общем одно и то же о том, как они познакомились и как его казнили. Но и там очень много важного. Но Ветхий Завет – это другое… Вы знаете, что слово Библия означает?
— Книги.
— Книга. Это невероятно интересно, это нелегкое чтение. Если у меня есть время, я могу читать, условно говоря, Прилепина или Ветхий Завет. Но — обойдусь. У меня просто нет времени. Может быть, когда я перестану работать, что вряд ли произойдет. Думаю, что меня вынесут ногами вперед. Но если вдруг у меня появится много свободного времени, то я буду обкладывать себя книгами, потому что я больше всего на свете люблю читать книги и слушать музыку. Поставлю музыку и буду читать. К сожалению, сейчас не могу себе этого позволить.
(Показывает на томик Евгения Шварца) Я иногда перечитываю Шварца. Он писал якобы сказки, не знаю, как его не расстреляли. Ведь тогда же всех расстреливали, а он такое писал! Не мог же идеологический агитпроп этого не заметить. Одна из моих любимых пьес — «Дракон». Как вы помните, приходит в страну Ланцелот, где 300 лет правит Дракон, и бросает ему вызов. Читаешь и думаешь, этого не может быть. Сейчас я прочитаю… Перед тем, как сразиться, Дракон и Ланцелот встречаются на площади, где никого нет, Дракон видит человека в военном френче с короткой стрижкой и очень похожего кое на кого и дальше происходит у них такой разговор. Дракон спрашивает Ланцелота:
«Как здоровье?
Ланцелот. Спасибо, отлично.
Дракон. А это что за тазики на полу?
Ланцелот. Оружие.
Дракон. Это мои додумались?
Ланцелот. Они.
Дракон. Вот безобразники. Обидно, небось?
Ланцелот. Нет.
Дракон. Вранье. У меня холодная кровь, но даже я обиделся бы. Страшно вам?
Ланцелот. Нет.
Дракон. Вранье, вранье. Мои люди очень страшные. Таких больше нигде не найдешь. Моя работа. Я их кроил.
Ланцелот. И все-таки они люди.
Дракон. Это снаружи.
Ланцелот. Нет.
Дракон. Если бы ты увидел их души — ох, задрожал бы.
Ланцелот. Нет.
Дракон. Убежал бы даже. Не стал бы умирать из-за калек. Я же их, любезный мой, лично покалечил. Как требуется, так и покалечил. Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь тело пополам — человек околеет. А душу разорвешь — станет послушней, и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь. Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души. Знаешь, почему бургомистр притворяется душевнобольным?Чтобы скрыть, что у него и вовсе нет души. Дырявые души, продажные души, прожженные души, мертвые души. Нет, нет, жалко, что они невидимы».
Это же про нас! Как при этом он уцелел?! Я часто это перечитываю и привожу как пример, когда говорю, что происходит со страной. А что вы хотите? Это в одно-два поколения не меняется. Это требует времени. «Как надо – так и покалечил. Как требуется» Вот и всё.
— Возможно изменить что-то?
— Возможно, со временем. Это долгая история. Человек, если он не находится под этим страшным прессом, меняется, естественно. Но это несколько поколений должно пройти. Возможно, три. Дракон – это же Сталин. Дракон – страшное, но явление. Когда его убивает Ланцелот, вместо него приходит Бургомистр и его сын Генрих, это уже совсем другое. Мелкие, подонистые, но очень хитрые.
— У нас есть всего один год. Год литературы. Это, конечно, смешно…
— Смешно.
— Но очень хочется что-то сделать. Как Вы думаете, в наших силах что-то сделать?
— Надо к этому относиться не трагически, а весело. Да-да. Надо получать удовольствие от того, что у нас Год литературы. И постараться сделать так, чтобы читать книгу стало круто. Не надо такого: «Это так важно для развития души! Мы, русские, не читаем!» Все это вот здесь уже (красноречивый жест – прим.ред.). А сделать, чтобы всё это стало круто, здорово! Я еще раз говорю – без трагедии. Мы же очень любим все превращать в трагедию. Во-первых, у нас обязательно начинается с того, что ничего не получится, — это для начала, и страшная трагедия. А если исходить из того, что все получится? Почему не получится? Во-вторых, сделать так, чтобы это просто было весело. Только так можно сделать. Кто не читает – тот дурак, так и сказать. Не читаешь, значит, иди гуляй, о чем мне с тобой разговаривать. Трех слов связать не можешь. Корова пишешь через «а». По-моему, так гораздо более действенно – высмеивать, а не жалеть. Не читаешь? Ай-яй-яй, лечиться надо. Что-то в этом духе. Чем обычное наше – рвать волосы.