Весть о кончине Екатерины Юрьевны Гениевой настигла меня, когда я нахожусь под парусом в море, далеко от России. Весть была ожидаема: я не только знал о ее тяжелой болезни, но разговаривал с ней две или три недели тому назад и из ее слов все понял. Понял то, что она, конечно, понимала лучше всех.
Я знал ее очень давно. Вообще, многое в моей жизни было связано с Библиотекой иностранной литературы, генеральным директором которой она стала еще в 1993 году. Но задолго до этого, еще в 1958-м, я пришел во ВГБИЛ (Всесоюзная государственная библиотека иностранной литературы), где с разрешения ее создателя и директора, Маргариты Ивановны Рудомино, ежемесячно читал лекцию на тему «Современная литература США». Несмотря на темные, подцензурные советские времена, удавалось говорить о произведениях, доступных лишь тем, кто имел право пользоваться так называемым спецхраном. Конечно, не будь у меня поддержки Маргариты Ивановны, меня бы турнули оттуда с треском. Но наступило время, когда «попросили» саму Рудомино, и вместо нее назначили дочь председателя Совета Министров СССР Людмилу Алексеевну Гвишиани-Косыгину. Это было в 1973 году, когда реформы Никиты Сергеевича Хрущева были отправлены в забвенье и начались долгие годы «брежневщины». Мои контакты с ВГБИЛ прекратились, я был личностью для нового руководства неугодной. Ближе к концу перестройки пост гендиректора занял выдающийся ученый Вячеслав Всеволодович Иванов. Впрочем, занимал он его недолго, уж очень требовала его времени наука; и вот, в ноябре 1993 года, генеральным директором «иностранки», как ласково звали библиотеку ее поклонники, стала Екатерина Юрьевна.
Рудомино тогда уже не было в живых, как мне помнится, но она обрадовалась бы этому назначению. В Гениевой сошлись все черты, которыми так отличалась Маргарита Ивановна: глубокие знания, глубокая порядочность, чувство чести и отваги, стремление сделать из библиотеки подлинный центр культур, двери которого должны быть открыты для всех. Может быть, ее главной чертой было чувство долга перед читателями. Именно они – не чиновники, не власть – были для нее главными.
Тогда – в 1993-м – это было то, что надо. Екатерина Юрьевна была, так сказать, ко двору. Она завязывала и развивала связи широко, не оглядываясь на возможное недовольство начальства. Но времена меняются. Может быть, сейчас не время и не место говорить об этом, но я скажу: в последние годы Екатерина Юрьевна стала… даже не знаю, какое выражение употребить… Она сама говорила мне о сложностях, возникших у нее не только с министерством культуры, но и с министром. Ее независимый нрав, ее твердое стремление приблизить Россию к демократическим идеалам и принципам Запада, все это не могло находить поддержки у нынешней власти.
Я очень любил ее, любил, уважал, восхищался ею. С ее уходом образовалась еще одна дырка в моей жизни.
Светлой памяти.
В.Познер
