Вопрос: Вы родились во Франции, жили в Америке и так далее, сейчас вы в России. Что в вас от французов, что от американцев и что в вас русского?
В. Познер: На этот вопрос ответить нельзя, это, скорее, о том, как я чувствую. Во-первых, когда я говорю по-русски, я другой человек, чем когда я говорю по-английски. И еще другой человек, когда говорю по-французски. Вообще, ничто не определяет так национальность, как язык. Это и есть главный показатель. И второе: я себя чувствую в гораздо большей степени американцем и в гораздо большей степени французом, чем русским. Это вопрос внутреннего ощущения. Это не хорошо и не плохо – так произошло. А если вы спрашиваете меня, что во мне есть, я не знаю, как ответить. Просто не знаю. Может быть, скажем, во мне нет такой черты, которая характерна для русского человека: я не склонен к взлетам и падениям настроения, не склонен на все смотреть негативно. Вы не обратили внимание, что когда мы разговариваем в России, мы начинаем со слова «нет»: нет, но… и так далее. А если что-то предложить, обязательно скажут: это невозможно. Потом сделают. Но – «невозможно». Американец всегда скажет: «давай». Другая психология. Потом, я считаю, что у русских, с одной стороны, комплекс неполноценности, а с другой стороны – превосходства. Одновременно. То есть мы лучше всех, но вообще-то мы говно, извините. Такое удивительная штука, и я никогда не встречал людей, которые бы вот так плохо говорили бы о своей стране. Или могут так сказать: «В прошлом году я отдыхал в таком потрясающем месте – знаешь, там не было русских…» Я не представляю, чтобы француз так сказал или американцы – да никогда в жизни! И когда говорят: «Ну а ты-то кто? Ты что, не русский?» – «Нет, ну я другой».
Вопрос: Как вы считаете, кто должен покупать презервативы – женщина или мужчина?
В. Познер: Я думаю, что этот вопрос решается в семье. А если не семья, то я думаю, что, скорее, мужчина. Все-таки презерватив сделан для него. Если вы хотите вдаваться в этот вопрос, то есть и для женщин, но он сделан по-другому. И будь я женщиной – незамужней и так далее, – я бы всегда с собой имел, но я бы имел еще и для мужчин, на всякий случай…
Вопрос: Вы начали свой спич с того, что вас возмутили базисные учебники. А как вы смотрите на то, что наши дети вот уже несколько лет подряд сдают единый госэкзамен, который, как мне кажется, загоняет в определенные рамки ребенка и тут же заставляет мыслить тестами – вместо того чтобы анализировать то, что происходит вокруг.
В. Познер: Я отношусь к этому плохо. У меня в программе будет Ярослав Кузьминов, который возглавляет Высшую школу экономики и является одним из самых активных людей, продвигавших ЕГЭ. Я собираюсь с ним говорить на эту тему, можете не сомневаться. Мне очень нравится, когда надо отвечать на вопрос:
«Петр Первый был – двоеточие: а) футболистом; б) известным бизнесменом; в) русским царем: г) тенором Миланской оперы. Значком отметьте правильный ответ. Во-первых, это противоречит традиции российского школьного образования. Есть все-таки традиция. Российское школьное образование похоже на французское. Очень много общего. ЕГЭ – это американская штучка. И нельзя сказать, что американское школьное образование является образцом для подражания. Это я вам говорю совершенно точно как человек, который там учился. Я, правда, учился в замечательной школе, но это совсем другое. Я не понимаю, почему это все-таки навязали. Вопрос не в том, нравится мне это или не нравится. Это наносит ущерб мыслям, ущерб мозгам. Ведь образование не в том, чтобы выучить правильный ответ, а в том, чтобы знать предмет. Так что я плохо отношусь к этому.
Вопрос: Сейчас пропаганда в России против Европы, против Америки. Но сейчас вроде тоже там пропаганда против России. Вам известна была пропаганда против России пять или даже два года тому назад? Это было всегда или только сейчас?
В. Познер: Это было всегда. Почти всегда. Был маленький перерывчик во время Горбачева и в начале Ельцина. Но вообще говоря, это давно, еще когда не было никакого телевидения. К России всегда было отношение настороженное (какие-то странные, не такие, как мы). Были какие-то положительные моменты – таинственная русская душа, почему-то особая душа, не такая, как у всех. И вообще – они другие. Я, кажется, говорил вам, что мой приятель Андрон Кончаловский (он же Андрей, хотя на самом деле он Андрон) как-то мне сказал: «Понимаешь, наша беда в том, что мы похожи на них. Вот если б мы были зеленые или в полосочку, или в квадратиках, они бы не ждали от нас, чтобы мы вели себя, как они хотели бы». Например, китайцы. Китайцы себя не ведут так, как надо с точки зрения демократии и так далее: там нет никаких выборов, нет свободы религии, нет свободы слова, никакой оппозиции. Меня в Китае тут же расстреляли бы. О чем тут говорить! Но это нормально – потому что это китайцы, они другие! У них вот такие глаза, и они желтые – поэтому что с них спрашивать? А вы-то такие же, как мы. Почему у вас не так? И когда надо объяснять (не только американцам – то-то вообще целина), – а европейцам, что, понимаете, здесь была другая история. Тут двести пятьдесят лет было татарское иго, это вообще такая вещь, которая очень сильно потом повлияла… Они: «Дааа?..» Это очень интересно – чувствовать себя таким знатоком. И так всегда. А когда уже возник Советский Союз с идеей перестроить мир, – тут очень все повлияло. Во время войны – нет, конечно, и во время Горбачева и начала Ельцина, а так – всегда было, а сейчас – отвратительно.
Вопрос: На каком языке вы думаете? Это зависит от аудитории?
В. Познер: На трех. Вот сейчас я думаю по-русски. Определяется тем, на каком языке я говорю. А то бы я себя переводил.
Из выступления Владимира Познера в «Жеральдин» (26.05.15).
При использовании текста активная ссылка на сайт «Познер Online» обязательна!
