В одном из книжных магазинов Москвы Владимир Познер представил свою новую книгу «Противостояние» и ответил на вопросы зрителей и читателей. В итоге дискуссия речь зашла о самых животрепещущих темах — ситуации на Украине, бойкоте празднования 70-летия победы СССР в Великой Отечественной войне и, конечно, присоединении Крыма. Кроме того, автор ответил на вопрос, в каком состоянии, по его мнению, находится журналистика в России на сегодняшний день.
О КНИГЕ
Это продолжение книги «Познер о «Познере» — расшифровка интервью с тем или иным гостем программы и в конце размышление по поводу этого человека и самой беседы. Когда мне предложили эту идею, думалось, что будет довольно просто. Но оказалось, что выбрать трудно и еще труднее писать об этих людях: когда берешь интервью, ты задаешь вопросы и слушаешь ответы, и занят не размышлениями. Уже потом начинаешь думать, какое впечатление на тебя производит этот человек — что там внутри, что на самом деле.
Реагируют все по-разному. У меня нет стремления кого-то обижать, но тут как получится. Например, губернатор Краснодарского края спрашивал меня, кто такой Марсель Пруст (вопросы гостям программы «Познер» задаются с помощью так называемого «опросника Пруста» — считается, что на них писатель ответил в 1890 году — прим. авт.). Я ему ответил, что это французский писатель, мой добрый знакомый. Он спросил, жив ли он. Я ответил, что нет, но у меня с ним очень хорошие связи. Все это я потом написал, и ничего, губернатор нормально пережил. В первой книге я, мягко говоря, с юмором, написал об экс-президенте Калмыкии, который якобы летал с инопланетянами, о чем он и рассказал в моей программе. Книга вышла, а потом меня пригласили на открытие Музея шахмат. Я не самый сильный шахматист, самая большая моя связь с этой игрой сводится к тому, что мой папа играл в шахматы с Алехиным – и проиграл. А я играл в шахматы с Карповым – и представляете, проиграл! Так вот бывший президент Калмыкии оказался на этом мероприятии, так как он являлся председателем шахматной федерации FIDE. Подошел ко мне с лучезарной улыбкой, протянул руку и сказал: «Я прочитал книжку, и о себе прочитал». Я думаю: «Дааа…» Потому что ничего приятного я там не написал.
Пожалуй, наибольшее отрицательное впечатление на меня произвела госпожа Яровая (депутат Госдумы Ирина Яровая – прим.авт.). Не потому, что она пришла меня «топить», но просто по уровню злобности, несговорчивости, нежелания выслушивать и, на мой взгляд, беспринципности. Я не стал включать это интервью в книгу, потому что этот тот случай, когда чтение совсем не передает того впечатления, когда смотришь. Еще один гость, который мне очень сильно не понравился – протоиерей Смирнов. Он бы, конечно, меня убил, если бы мог. Еще один такой… своеобразный человек – Александр Дугин, который сказал, что если бы он мог, запретил бы мне выступать на телевидении. Что касается знака плюс, то тут потруднее. Очень сильное впечатление на меня произвели в свое время Егор Гайдар, Хиллари Клинтон и Ален Делон.
ОБ ИСТОРИИ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Я сталкивался с тем, что в Америке до сих пор многие молодые люди считают, что Советский Союз воевал на стороне Германии, против США. Появляются такие поразительные люди, как министр культуры Польши, человек, кончивший истфак, который публично утверждал, что Аушвиц освобождали украинцы, потому что освобождал 1-й Украинский фронт. Это уровень человека: украинский фронт – значит, украинцы. Воронежский фронт – ну, значит, воронежцы! 70-летие Победы, которое будет, конечно, широко отмечаться в России, пройдет при отсутствии лидеров многих стран: не приедут господин Олланд, госпожа Меркель, господин Обама, господин Кэмерон. Это подается под соусом, что они не могут ехать в страну, которая совершает агрессию по отношению к Украине. На самом деле то, что происходит на Украине – это одно, а 70-летие Победы – это все-таки другое. Отрицается роль СССР в войне. Роль, безусловно, главная.
Во время войны я был мальчиком, и я очень хорошо помню выступление президента Рузвельта по поводу роли СССР, как главной роли. Помню выступление Черчилля, который не больно любил Советский Союз, но говорил, что Сталинградская битва решила исход войны. То есть тогда они говорили то, что есть. Любя, не любя – не имеет значения. Сегодня это все забыто, но есть специалисты, которые помнят. Кстати говоря, недавно я столкнулся с одной дамой с BBC, которая будет делать к 70-летию Победы специальный фильм о том, как русские солдаты насиловали немок в Берлине. Насиловали, было всякое во время войны, но именно таким образом будет «отмечаться» 70-летие, что довольно противно.
О РОДИНЕ
Самый прямой смысл этого слова – то, где ты родился, где ты вырос, на каком родном языке говоришь. Если пойти глубже, на поиск некоего особого чувства, то оно может быть, а может и не быть. Не все любят ту страну, в которой родились и выросли. По разным причинам. И это не грех. Это, скорее, несчастье, когда ты не любишь страну, в которой родился. Любовь к Родине – это сочетание множества не очень заметных вещей, которые тебе как бы говорят: это мое. Как люди ходят, как они улыбаются, как они двигаются, какая у них жестикуляция, какие у них шутки, что они едят, как себя ведут…
У меня сложный случай: я родился во Франции, жил там не очень долго – меня перевезли в Америку, когда я был совсем маленьким. Вырос в Америке, потом опять вернулся во Францию, потом был в Германии и, наконец, переехал в Советский Союз, не говоря по-русски. Постепенно постигал другую страну, другую культуру. Могу точно сказать: Россия для меня не родина. Я не родился и не вырос здесь, но это страна, которую я очень люблю, как и язык, на котором я говорю, работаю и пишу. Кроме того, я льщу себе, что довольно хорошо знаю русскую культуру и очень ее люблю. С точки зрения вот этого чувства, о котором я говорил, моя родина, пожалуй – Франция, несмотря ни на что. Я это понял, когда делал фильм о Франции: ездил по стране и чувствовал себя дома. Ну, еще Нью-Йорк. Не Америка, а именно Нью-Йорк – город, в котором я вырос, разносил газеты. Где я взрослел, где я влюбился, где я дрался – это тоже мой город, я его чувствую кожей. Но мой случай довольно редкий, согласитесь, три паспорта – не у каждого. В этом есть плюс, но в этом есть и минус. Я часто завидовал людям, которые точно знают, кто они. А вот когда ты не знаешь, когда никак не можешь определиться – это непросто.
Могу рассказать смешной случай на этот счет. Много лет тому назад я был на одном корабле с лидером Трудовой партии Израиля, который потом стал премьер-министром. Фамилия его – Перес. Замечательный совершенно человек, мы друг другу понравились, он пригласил меня поужинать. И вот я ему говорю: послушайте, господин Перес, помогите мне: я не понимаю, кто я. Я родился во Франции от французской матери – католички. Я крещен в католической вере, хотя атеист. Папа у меня еврей, но он всегда говорил, что он не еврей, а русский интеллигент, не интересовался еврейской культурой, не знал языка. Я вырос в Америке, а живу в СССР. Кто я? Он посмотрел на меня такими большими-большими древними печальными еврейскими глазами и говорит по-английски с сильным таким израильским акцентом: «Вы знаете, если вы не знаете, кто вы, то, скорее всего, вы еврей».
ОБ УКРАИНЕ
Я смотрю на Украину довольно пессимистически. У меня ощущение, что страны просто может не стать в результате того, что происходит. Она раздираема, в ней нет единства и экономически она находится в тяжелейшей ситуации. И, конечно, никакой Европейский Союз и никакие США ее не вытащат — это не их цели. Я давно понял, что такие вещи, как свобода и демократия, не являются заботой государства. У государства есть интересы: геополитические, национальные. Подавляющему большинству руководителей США абсолютно безразлично, как живут украинцы, как живут русские, как живут все остальные. То же самое с нашими: все эти слова насчет заботы о русскоговорящих – это политические лозунги. Что будет, если Украина пойдет в сторону Запада? Станет членом ЕС? Ну, на здоровье. И что это дает? Возможность ездить? Конечно, хлынут в поисках работы, как сейчас в Англии, где количество литовцев, латышей и поляков просто не поддается описанию. А что еще? «Наши дети будут учиться там» — не будут, потому что это стоит очень дорого. Дети богатых – да, но они и так там.
Конечно, всякая страна должна быть независимой, должна решать свои проблемы – и так происходит в большинстве стран бывшего СССР. А с Украиной происходит страшная, тяжелейшая трагедия, и чем она завершится, сказать сложно. Там еще очень далеко до конца, и я не знаю, есть ли свет в конце тоннеля, но, как говорит мой любимый Михаил Михайлович Жванецкий: «Да, свет в конце тоннеля есть, но с…, так далеко!»
О КРЫМЕ
Когда Никита Сергеевич Хрущев взял и подарил Крым Украине в 1953 году в связи с 300-летием вхождения Украины в состав Российской Империи, он, конечно, не имел никакого права это делать. Все-таки требовалось хотя бы формально, чтобы Верховный совет за это проголосовал, причем весь. Он проголосовал, но оказалось, что не единогласно. То есть на самом деле Крым вообще никогда законно не принадлежал Украине. Дальше происходит развал СССР, и встречаются в Беловежской пуще три президента – России, Украины и Белоруссии. И я своими глазами читал слова украинского президента о том, что «мы были готовы к тому, что Россия поставит этот вопрос, и мы бы вернули». Но почему-то Борис Николаевич не попросил, тем самым формально как бы подтверждая, что Крым украинский. Это очень печально, но это так. То, что произошло дальше, называется аннексией. Да, я ни одной секунды не сомневаюсь, что большинство народа хотело быть частью России – Севастополь тем более. Я не сомневаюсь, что действительно 96% проголосовало за это. Но возникает столкновение между двумя принципиальнейшими вещами: правом народа на самоопределение и нарушением целостности границ. Эти два пункта фигурируют в уставах ООН, как важнейшие.
Сила решает вопрос — кто сильнее, тот и решил. С российской точки зрения невозможно, чтобы американский флот стоял в Севастополе. Невозможно, чтобы НАТО расположило свои базы вдоль юго-западной границы России. Это угроза. Так не говорят, но именно в этом дело, а не в чем-либо другом. Если бы с самого начала Украина сказала: «Мы подписываем внеблоковый статус и гарантируем, что лет 30 как минимум мы не станем ни членами НАТО, ни ЕС», я думаю, вообще бы ничего не было. Я полагаю, что мы заплатим очень дорогую цену, мы уже платим. Дай бог, чтобы все россияне не сегодня, а послезавтра, когда произойдет заметное ухудшение жизни, потому что экономика будет ухудшаться, продолжали считать, что Россия правильно сделала. Я очень надеюсь, что так оно и будет. Но, к сожалению, люди часто думают карманом, а не головой.
О ЖУРНАЛИСТИКЕ
Я считаю, что научиться журналистике можно примерно так же, как писательству или композиторскому делу. То есть можно научить человека рисовать, но нельзя научить его быть художником. Можно научиться писать в школе, но это не значит, что вы будете писателем. Технике можно научить, но это не значит быть журналистом. Журналист – это определенный склад ума, образ жизни. Я, например, не собирался быть журналистом, я собирался быть физиологом и открывать тайны человеческого мозга. Слава богу, что я не пошел по этой стезе, потому что это было не мое дело — я не ученый по складу. В журналистику я попал случайно, но уже будучи взрослым человеком и понимая, что я хочу.
Сегодня журналистика в России находится в чрезвычайно тяжелой ситуации. Я считаю, что ее просто нету. Есть журналисты, отдельно взятые люди, которые помнят о своем долге. А долг этот заключается в том, чтобы объективно, насколько возможно – человек ведь не автомат – честно, насколько возможно – потому что человек может и ошибаться – и широко информировать публику. Не навязывать ей точку зрения, не показывать ей только то, что ты хочешь, а именно давать максимум возможностей делать собственные выводы. Это и есть работа журналиста. К сожалению, этим занимаются очень немногие, в основном, занимаются пропагандой – кто государственной, кто оппозиционной. Очень трудно найти место, где позволят стать журналистом.
ОБ АБОРТАХ, СУРРОГАТНОМ МАТЕРИНСТВЕ И ЭВТАНАЗИИ
Я считаю, что женщина решает вопрос, делать или не делать аборт, а не мужчина. Я категорически настаиваю на этом. Должна ли она иметь право это делать? Да, должна. Нужно ли всячески делать так, чтобы было меньше абортов? Чтобы люди пользовались противозачаточными средствами? Конечно. Это нужно всячески пропагандировать, в том числе в школе, потому что половые отношения сегодня начинаются уже в 14 и в 12 лет. Каким-то образом надо этих детей защитить. Говорить, что «вот так не надо делать», в этом возрасте бессмысленно. Итак, я противник абортов в том смысле, что лучше бы их не было. Но абсолютный противник запретов.
Суррогатное материнство – это когда женщина не может рожать, но хочет очень иметь детей. Никто этого не хочет. Но если только так можно иметь ребенка, то я не вижу здесь ничего предосудительного.
Эвтаназия – это очень сложный вопрос, особенно для людей религиозных, коим я не являюсь. Конечно, если человек принимает это решение, нужно абсолютно точно знать, что он в здравом уме, что это продуманно, нельзя, чтобы один врач принимал с ним этот вопрос. Но в принципе, я считаю, что человек имеет на это право. Но здесь опять надо быть чрезвычайно осторожным, потому что могут быть всякие злоупотребления.
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ НА ЗЕМЛЕ
Если бы я знал, что это последний день, я собрал у себя дома самых близких людей и устроил шикарный обед с выпивкой, с музыкой, с весельем. Чтобы уйти вот таким образом, а совсем не удрученно. Я бы ушел громко, хлопнув дверью.
Фото и текст: МТРК «Мир»
Записала: Мария Аль-Сальхани
