ВТОРАЯ ЧАСТЬ
В. ПОЗНЕР: Коль скоро говорим о патриотизме, конечно, возникает вопрос Крыма. Возвращение Крыма, присоединение Крыма, аннексия Крыма – все зависит от точки зрения. И не это меня интересует. Меня интересует эта волна, вызванная тем, что Крым стал частью России. Это патриотизм, на ваш взгляд? Это первое. И во-вторых, я где-то читал, что вы либо собирались, либо собираетесь, либо уже собрались написать сценарий о возвращении Крыма.
С. ШАРГУНОВ: Сразу отвечу на второй вопрос. Ко мне подошел один продюсер и сказал: «Ты не хочешь написать сценарий фильма о Крыме?». Я сказал: «Ты знаешь, все слишком близко. В любом случае это не будет никаким политическим высказыванием, уж точно это не будет агитпропом». Я действительно написал рассказ о школьниках, о любви мальчика и девочки, один паренек уехал в Киев, другой – в Севастополе. Но самое главное — это их личные отношения и приключения на фоне моря. И этот рассказ лег в основу некого синопсиса, и, честно говоря, я сомневаюсь, что из этого какой-то фильм получится, а журналисты раструбили.
И теперь — о патриотизме. Да, это чистой воды патриотизм. Нормальный, естественный патриотизм. Проблема большая и сложная, и занимала она меня не вчера и не позавчера. Так получилось, что я с детства интересовался литературой и историей, этот интерес перерос в новейшую историю. И я прекрасно помню, как крымчане еще в начале 90-х добивались этого вполне нормального европейского права – самоопределиться. Кстати говоря, записанного в ООН во всех правильных бумагах. И пытались избрать своего президента, и даже избрали – Мешкова. Потом его скинул Киев. Они были как бы брошены. И после того, что случилось на Майдане, и после этой, конечно, угрозы того, что Украина вместе с Крымом уходит в сторону НАТО, и непонятно, что будет с базой в Севастополе, самое главное – после реального, не придуманного, не по дирижерской палочке, а снизу начавшегося движения прямо там, в Крыму, это случилось. Я там был, я приехал вот в самом конце февраля, я увидел огромную площадь в Севастополе людей, которые скандируют «Россия!». Вообще мне иногда кажется, что Севастополь – самый русский город, там действительно настоящий патриотизм. Они на свой страх и риск поднимали этот триколор. И, кстати говоря, впервые – может быть, в детстве еще когда-то такое было – я оценил этот флаг, воспринял его как флаг моей страны. И это не связано с телевидением, не связано с риторикой тех или иных деятелей на ток-шоу или в Государственной думе, это неподдельная история. И, к сожалению, многие политики не понимают, что это действительно живая эмоция. И главное, о чем здесь хочется сказать: не Россия открыла ящик Пандоры, если говорить о правовых особенностях…
В. ПОЗНЕР: В этом я с вами совершенно согласен. Это Косово, конечно.
С. ШАРГУНОВ: Косово. И, конечно, в данной ситуации да, Россия поступила, я повторюсь, рискованно и серьезно.
В. ПОЗНЕР: Но вы это поддерживаете?
С. ШАРГУНОВ: Я это поддержал. Прежде всего, потому что это не колонизаторство, а это желание самих людей. Я общался со старушкой, которая была смотрительницей Дома-музея Чехова в Ялте, она знала еще Марию Чехову, ей сейчас уже под 100 лет. Она пошла, несомая ветром, на этот избирательный участок, упала, сломала руку, ее несли на руках. Это такая кинематографическая сцена. И она все-таки поставила левой рукой эту закорючку. Это не придумаешь.
В. ПОЗНЕР: Хорошо. Вы вначале, когда я задавал один вопрос, вспомнили, что нам нельзя рисовать карикатуры на пророка, наверное, и на Иисуса Христа, и на Будду, и так далее, и вы являетесь противником этого. Хотя это может вполне быть, и в данном случае, я уверен, так и было, выражением своего мнения. Свобода выражения мнения. Да, это, может быть, кого-то обижает. Но тогда возникают у меня другие вопросы. А можно нарисовать, скажем, просто на чернокожего или на еврея, да или на русского, потому что у меня такое мнение? Не потому, что я специально… Но я так считаю, это мое мнение такое. Или же все-таки свобода моего выражения через средства массовой информации должна быть ограничена законом?
