В. Познер? Да.
А. Венедиктов? В этой связи вам как вечно молодому, вечно зеленому можно сказать, вот 20-й век это ваш век, 21-й век это все-таки меньшая часть вашей жизни. Вопрос – какой опыт из 20 века вам сейчас мешает.
В. Познер? Очень хороший вопрос. Потому что я не могу на него сразу ответить.
А. Венедиктов? Мы пока водички попьем. Ваше здоровье.
В. Познер? Попейте, попейте. Да и ваше. Что же опыт 20-го века мне мешает. Наверное, все-таки опыт политической преданности.
А. Венедиктов? Не понял.
В. Познер? Вот в 20 веке, на мой взгляд, то, где ты стоял политически, имело колоссальное значение. Для моего отца имело огромное значение. Это изменило мою жизнь, его решение вернуться в Советский Союз, совершенно изменило, он меня воспитал таким образом, что нужно обязательно быть на чьей-то стороне в политике. Что это необходимо. Вот это мне очень помешало в жизни.
А. Венедиктов? А сейчас это вам мешает?
В. Познер? Сейчас нет. Я избавился.
А. Венедиктов? А что сейчас вам мешает из этого опыта.
В. Познер? Из того – ничего. Я избавился.
А. Венедиктов? От всего, что мешает, вы избавились. А как легко избавляться от того, что вам мешает?
В. Познер? Очень тяжело. Очень тяжело.
А. Венедиктов? Может, не стоит?
В. Познер? Ну, это уж кто как. Все равно как, конечно, сравнение очень относительное, но бросить курить. У некоторых это получается легко, другие мучаются страшно, и может быть им и не надо бросать. Потому что это такое усилие, которое все равно вредит здоровью. Мне было трудно, но я себя чувствую намного легче, я себя чувствую гораздо более свободным, чем тогда. Я перестал вообще бояться.
А. Венедиктов? Это мы поговорим о боязни еще. Но вопрос тогда другой. Я поверну свой вопрос. А что вы забрали из 20-го века с собой сюда.
В. Познер? Опыта?
А. Венедиктов? Да. Опыта в широком смысле. Не профессионального опыта, а опыта жизни.
В. Познер? Что я забрал с собой. Я ничего не забрал. Слушайте, человек рождается. Он растет, формируется его характер, какие-то черты. Он с чем-то сталкивается. И это становится частью его «я» и это не то что он забирает, просто в нем есть. Потом он находит в себе какие-то вещи, которые ему противны, и он пытается, скажем, он часто лгал, он пытается это преодолеть. Он не умел говорить «нет», он пытается это преодолеть. Это такая вещь, понимаете. Есть вещи, которые я взял с собой из 20 века, как это то, с чем я столкнулся. Например, с абсолютно твердым мнением, что абсолютно всегда надо пробовать. Когда тебе жизнь что-то предлагает, не надо отказываться, надо пробовать. И если тебе это не удастся, это неважно, другие, увидев, что ты пробовал, тогда это сделают.
А. Венедиктов? Я соединю твой вопрос про возраст Владимира Владимировича, наконец-то хоть рядом с кем-то я чувствую себя мальчишкой. Мне это очень приятно.
В. Познер? Ну еще бы, конечно.
А. Венедиктов? Еще как. В чем вы старомодны, как вы считаете?
В. Познер? Я думаю, что я старомоден в одежде, мне кажется.
А. Венедиктов? Я по существу.
В. Познер? Что вы имеете в виду?
А. Венедиктов? По жизни.
В. Познер? А что такое старомодность по жизни тогда объясните.
А. Венедиктов? То, что тогда было модным, а сейчас немодно.
В. Познер? Так это все больше одежда.
А. Венедиктов? Так, какие на вас башмаки.
В. Познер? У меня кроссовки.
А. Венедиктов? Это он старомоден в одежде. Пришел в кроссовках.
В. Познер? Я не гоняюсь за модой. Мне неважно, какие борта должны быть, такие, сякие. Я наверное, старомоден в том, что люблю писать рукой. А не на компьютере. Мне больше нравится выводить буквы. Я не могу на смартфоне писать «пжлст» вместо «пожалуйста», я ставлю запятые. Я не могу их не ставить.
А. Венедиктов? Как это вы ставите запятые?
В. Познер? Я не могу их не ставить.
А. Венедиктов? Зачем вы ставите запятые?
В. Познер? Затем, потому что я люблю язык. Для меня язык это красота. Понимаете.
А. Венедиктов? У вас слишком много красот. В смысле много языков и поэтому…
В. Познер? Это, наверное, старомодность какая-то. Наверное.
Л. Рябцева? А есть ли какой-то период российской истории, который вы прожили…
В. Познер? Который я прожил?
Л. Рябцева? Да, который вам очень нравится, и вам было намного комфортнее в нем, нежели сейчас.
В. Познер? Конечно.
Л. Рябцева? Какой?
А. Венедиктов? Брежнев.
В. Познер? Я бы сказал первые годы перестройки и гласности.
А. Венедиктов? Опа, как интересно. Почему?
В. Познер? А потому что была свобода колоссальная в воздухе. Воздух был свободным и была колоссальная надежда, что наконец-то эта великая страна, я говорю без иронии, наконец-то она станет такой, о которой можно сказать с гордостью: а вот я оттуда. Вот такое было невероятное гораздо больше, чем в ельцинское время.
А. Венедиктов? То есть для вас надежда важнее…
В. Познер? Чем?
А. Венедиктов? Даже несостоявшаяся, чем обычная бытовая банальная свободная жизнь.
В. Познер? Нет, она не важнее. Просто надежда это колоссально важная вещь, она дает тебе силы. А когда у тебя нет надежды, то вообще невозможно жить. У меня всегда есть какая-то надежда, но я тогда просто помню, как это было. Как вообще не мог оторваться от телевизора, от радио, от некоторых газет и журналов. Это просто был такой кайф, если есть кайф политический, да, конечно, это для меня было самое лучшее время.
