В. ПОЗНЕР: «У нас» — это вы имеете в виду партию «Яблоко» в данном случае?
И. АРТЕМЬЕВ: Я имею в виду и партию «Яблоко», и Федеральную антимонопольную службу.
В. ПОЗНЕР: Как говорится, дай вам бог. Странная вещь: в число монополистов иногда, по версии ФАС, попадают вообще индивидуальные предприниматели, один отдельно взятый человек. Вот два примера: некая Ольга Метелева, которая продавала крем-краску в Сыктывкаре, и некто Сергей Стеклянников, который занимался в Магадане мойкой машин. Но они чем провинились? Как может один человек быть монополистом, когда он индивидуальный предприниматель?
И. АРТЕМЬЕВ: Такое теоретически возможно. И даже я могу привести пару примеров. Но здесь, наверное, тот случай, когда в ФАСе работают умные, и разные люди тоже работают, и они допускают ошибки. ФАС тоже допускает ошибки, и я лично допускаю ошибки. И я думаю, что это наша ошибка, и эти предприниматели, конечно, никакого монопольного положения нигде не занимали. И надо просто перед ними извиниться.
В. ПОЗНЕР: Извинились, вы не в курсе?
И. АРТЕМЬЕВ: Я еще не знаю. Но извинимся.
В. ПОЗНЕР: И надеюсь, что их не оштрафовали.
И. АРТЕМЬЕВ: Надеюсь. Но думаю, что вряд ли, потому что они не занимали доминирующего положения. Поэтому вряд ли на них может быть наложен штраф.
В. ПОЗНЕР: «Мы – самый маленький сетевой орган исполнительной власти в России», — говорите вы, не то жалуясь, не то гордясь этим. Но при этом известно по экспертным данным, что в ФАСе работают в два раза больше сотрудников, чем в двух американских антимонопольных службах, вместе взятых. По закону о конкуренции ФАС обязан реагировать на все жалобы населения. А их в год приходят порядка 40 тысяч. У вас работают около 3 тысяч человек. Значит, поделим 40 тысяч на три и получаем 13 333 дела, жалобы вернее, на каждого человека в год. Но это нонсенс, нет?
И. АРТЕМЬЕВ: Нет, поменьше, чем 13 тысяч. Если вы разделите 40 000 на 3000 человек… нужно разделить хотя бы на тысячу, да? Будет значительно меньше.
В. ПОЗНЕР: Но все равно, не много ли?
И. АРТЕМЬЕВ: Я объясню, Владимир Владимирович. Опять придется объяснять через… сейчас спорят литературоведы, кто это сказал, Салтыков-Щедрин или Гоголь, — про дураков и дороги. Дураков оставим в покое на эту минуту, а проблема в дорогах. Мы имеем десятки тысяч рынков из-за нашего бездорожья. Товар не перетекает у нас в силу отсутствия дорог, даже на расстоянии 50 – 100 километров между городами нет нормального сообщения. Если в Европе кто-то повышает цену на свой товар, моментально из другого региона приходит товар более дешевый и такого же качества, и потребитель может выбрать. А у нас в Сибири и на Дальнем Востоке, на юге, на севере, особенно на северах, огромное количество локальных монополистически замкнутых рынков. И там происходят эти безобразные события. Там, где рынок своей невидимой рукой, как вы правильно сказали, уже все отрегулировал без нас, там появляется жалоба, и она обоснована. И нам нужно этого человека приводить в чувства. Какой-нибудь хлебозавод, который один на весь город… И что делать? Другой помощи государство не может оказать, кроме нас, и мы обязаны этим заниматься. Теперь по поводу регуляторов и по поводу того, сколько нас. Когда нас создали, – а в следующем году, Владимир Владимирович, мы будем праздновать 25 лет антимонопольным органам в России, — у нас было 2 900 человек. Сейчас нас ровно 3 000. То есть 25 лет назад закон Паркинсона на нас, в общем, как-то не распространился, в отличие от многих других. Поэтому мы не виноваты в том, что чиновников в России больше, чем в Советском Союзе, правда? Это за наш счет это произошло.
В. ПОЗНЕР: Это поразительная вещь.
