А. АУЗАН: Как раз, на мой взгляд, революция не может. Революция как раз не может. Знаете, я своим студентам все время повторяю фразу Ежи Леца: «Ну, пробьешь ты лбом стенку. Скажи, что ты будешь делать в соседней камере?». Революции очень плохо сказываются на долгосрочном развитии. Обычно — очень плохо. Лучшая из революций, которая имела положительные последствия, – это так называемая «Глория революшн» в Англии, о которой мало пишут в школьных учебниках, потому что не было там гражданской войны, переворотов, не было большой крови, а была договоренность элит по поводу того, как развиваться стране, на каких устоях это все должно происходить и как должно развиваться законодательство, как должна быть устроена налоговая система и так далее.
В. ПОЗНЕР: Я где-то прочитал, что вы, когда вас спрашивали, довольны ли вы абитуриентами, которые попадают к вам из наших школ, ответили: «Очень». Это так?
А. АУЗАН: Это так.
В. ПОЗНЕР: Тогда объясните мне следующее. У нас все говорят: «У нас ужасная школа, у нас ужасное образование школьное! Надо посылать своих детей в Англию, в Швейцарию, в Германию, в Америку – куда угодно, потому что у нас очень плохие школы!». Вы же говорите, что вы – а это все-таки экономический факультет МГУ – очень довольны выпускниками наших школ. Здесь нет противоречия?
А. АУЗАН: Первое: давайте учтем, Владимир Владимирович, что мы принимаем на экономический факультет чуть больше 400 человек в год из огромного массива людей. У нас конкурс бывает 8 – 9 человек на место, нормальный конкурс на экономический факультет. И при том, что эти 8 – 9 достаточно талантливы, имеют приличные баллы. Математика – главный экзамен, который… Мы же единственный университет в стране, который сохранил вступительные испытания, и это математика у нас на факультете. Поэтому, я бы сказал, даже при общем ухудшении выпусков в школах мы вполне можем набирать тех, кто нас радует, потому что набрать 450, например, человек на десятки тысяч людей, которые закончили школы и которые поступают в университеты, это вполне возможная вещь.
В. ПОЗНЕР: Чем это отличается от Гарварда или Йеля, или Кембриджа, где тоже колоссальный конкурс, чтобы попасть, конкурс отметок, конкурс денег в определенной степени? Скажем так, вы уверены, что выпускники, массовые выпускники (потому что мы говорим о массах сейчас) американских школ или британских школ, или швейцарских школ отличаются более высоким уровнем, чем массовые выпускники школ российских?
А. АУЗАН: Мне трудно сравнивать, потому что у нас, скажем, на факультете учатся, конечно, не только наши граждане. Есть китайцы, казахи, немцы, французы, сирийцы и так далее. И не могу сказать, что они более конкурентоспособны, чем наши соотечественники. Я не могу сравнить уровень школ здесь. Но я могу сказать, что, конечно, эта система отбора дает университету талантливую поросль, с которой дальше можно работать. Но, конечно, каждое поколение не похоже на другое. На последнем ученом совете три дня назад мы как раз об этом спорили: идет ли деградация абитуриентов? И в конце концов, пожалуй, возобладала точка зрения, что они просто другие, что идет смена поколений – «игрек» на «зет». В каком смысле другие? Например, к чему привел Единый государственный экзамен? Он родил поколение кроссвордистов, которые в состоянии дать ответ на вопрос, но не знают, откуда берется ответ. Поэтому наша задача уже объяснить им: «А вы знаете, что есть способы добывать новые ответы из вопросов вместо того, чтобы заучивать, какие ответы соответствуют каким вопросам».
