АЛЕКСАНДР АУЗАН, декан экономического факультета МГУ: Добрый вечер.
В. ПОЗНЕР: Ненавистный для меня факультет, потому что когда я учился на биофаке МГУ, нашим основным соперником по художественной самодеятельности и баскетболу был экономфакт.
А. АУЗАН: А теперь это два союзных факультета, потому что мы первыми в МГУ открыли межфакультетскую магистровскую программу по биоэкономике.
В. ПОЗНЕР: Я считаю, что наша сегодня встреча символизирует это, конечно же.
А. АУЗАН: Конечно.
В. ПОЗНЕР: Для тех, кто не знает (это я к зрителям обращаюсь), если бы я должен был бы перечислить все регалии Александра Александровича то, я сейчас не преувеличиваю, на это ушло бы, наверное, 2 – 3 минуты, которых у меня нет. Поэтому я только говорю: декан экономического факультета. Александр Александрович, я хочу сразу начать с дела. Экономическое положение России сегодня у многих, и, в частности, у меня, вызывает тревогу. И дело не только и, может быть, не столько в санкциях, хотя они играют роль, и не только и не столько в падении цен на нефть, хотя, конечно, они играют роль, и не только и не столько в неготовности к этому повороту событий в самой стране, а в другом, возможно. Я хочу это связать вот с чем. Вы неоднократно говорили, что ваш факультет, в частности, и МГУ вообще, — это кузница элиты России. Элиты в лучшем смысле этого слова. Так что бы вы ответили на утверждение, что на самом деле причины этих осложнений и затруднений заключаются в том, что элиты-то просто нет, что ее последовательно уничтожали? Она погибала во время Гражданской войны, она бежала от революции, ее уничтожали во время сталинских репрессий и террора, она погибала во время Второй мировой войны, она массово уезжала из страны, как только открылись двери. И поэтому то, что осталось, — это эрзац-элита, это псевдоэлита. А на самом деле той самой элиты, без которой ни одна страна не может даже мечтать о продвижении… Или я преувеличиваю?
А. АУЗАН: Давайте мы уточним словоупотребление. Я поэтому часто говорю не об элитах, а о доминирующих группах. Потому что в стране всегда есть некоторые люди и группы, которые имеют представление, куда идти, и способны других людей вести этим путем. Значит ли это, что путь правильный? Нет, не значит. Это значит, что без таких групп просто общество не живет, экономика не существует. Это одна сторона вопроса. И в этом смысле такие элиты, которые отличаются двумя признаками – наличием повестки и способностью мобилизовать под эту повестку какую-то поддержку, есть всегда. А качество элиты – это трудный вопрос, и это отдельный вопрос. Потому что, с моей точки зрения, главная проблема… Не буду говорить про первую половину XX века, хотя, с моей точки зрения, революции стали реакцией, я имею в виду революцию начала XX века в России, на кризис российских элит. То есть далеко не Первая мировая война создала эту проблему. Она, видимо, давняя, эта проблема.
Но трудно говорить о тех элитах, об этом пусть говорят историки. Я могу говорить о современных элитах, потому что, во-первых, я вижу моих однокашников, которые в разное время и с разными целями управляли страной, корпорациями и так далее. Потому что выпускниками нашего факультета были и Егор Гайдар, и Сергей Глазьев, и Эльвира Набиуллина, и Сергей Игнатьев, и Сергей Алексашенко, и Евгений Ясин, и так далее, и так далее. Люди очень разных взглядов. Но, с моей точки зрения, нынешним российским элитам не хватает одного очень важного качества – они боятся будущего. Есть такое понятие, которое, в общем, замеряется. Это из социокультурных характеристик, которые уже лет 30 – 40 изучают, в том числе, экономисты. Называется «уровень избегания неопределенности». Когда люди боятся, что за закрытой дверью что-то страшное, и не будут открывать эту дверь и будут стараться сохранить статус-кво, эти люди могут быть замечательными людьми, но они не могут вести вперед корабль или страну, потому что это страх перед будущим. Это так называемая высокая дистанция власти, представление, что мы не можем повлиять на власть.
