В. ПОЗНЕР: Хорошо. Вы, я бы сказал, даже с некоторой бравадой говорите следующее: «Ничего не могу с собой поделать: нелиберален, не демократ, и, видимо, никогда им не стану. Поэтому как-то спокойно отношусь к истерикам на тему того, что у нас демократии меньше. Если у вас закон, и порядок и на вверенной вам территории не гуляют террористы и бандиты, то будь ты хоть демократом, хоть монархом, какая населению разница?». Надо ли так вас понимать, что вы, во-первых, считаете, что у нас в стране закон и порядок, потому что вы об этом говорите, и во-вторых, что у нас таки не гуляют ни бандиты, ни террористы? Это вообще, в принципе, вы так считаете? Потому что у населения в отношении того, есть ли у нас порядок и закон, несколько иное впечатление.
Е. САТАНОВСКИЙ: Население разное, оно меня тоже включает. Значит, смотрите, все в сравнении. По сравнению с Африкой закон и порядок — вообще замечательно, идеально. По сравнению со значительной частью Ближнего Востока — тоже. По сравнению с Индией, с моей точки зрения, да. Учитывая то, что у нас нет погромов, в рамках которых тысячи, а иногда десятки тысяч людей убивают только потому, что они либо мусульмане, либо индуисты. История с «Гуджаратским факелом» (вы знаете такой метод — залить в горло ребенку или женщине бензин и поджечь) для меня похоронила идею о том, что Индия есть демократическая страна. Это не западная демократия. Просто мы при понятии «демократия» сразу представляем себе Швецию или Великобританию.
В. ПОЗНЕР: Вам не кажется, что рядовой русский человек не желает себя сравнивать с Африкой, с Индией? Он сравнивает себя с наиболее, с его точки зрения, конечно же, передовыми, крупными странами, о которых говорят их достижения и так далее. И по сравнению с этими странами, все-таки согласитесь, то состояние, в котором находятся наши законы, и даже не законы, а суд и все прочее, ну…
Е. САТАНОВСКИЙ: Владимир Владимирович, я желал бы, может быть, быть дочерью Ротшильда с соответствующим приданым, а родился сыном Сатановского… Законы и демократия, и парламентская демократия, начинают работать приблизительно через три поколения после того, как у вас начинают продавать землю. Это есть факт. Продавать именно землю, потому что вы ее не можете засунуть в карман и увезти. Мы находимся сейчас вот на той стадии развития чего хотите, хоть бы даже будущего демократии, на которой находились государства, о которых вы говорите и с которыми приятно себя сравнивать, в то время, когда находились… А там было много чего — там и Кровель приходил, и гильотина во Франции стояла.
В. ПОЗНЕР: Конечно, конечно.
Е. САТАНОВСКИЙ: Это происходит, потому что вам землю и дома, стоящие на ней, и заводы какие-то надо отдавать вашим внукам. Потому что дедушки, вот те самые часто жестокие и кровожадные бандиты, которые их прихватывают, или не менее жестокие и кровожадные чиновники, которые это делают по латиноамериканским схемам, они уже детей воспитывают чуть иначе. А я видел этих детей в Америке — детей гангстеров, которые помнили «сухой закон», и видел их внуков. А вот внуки, они уже без этих зубов и без этих когтей, они уже не удерживают… Тут надо, чтобы закон работал.
В. ПОЗНЕР: То есть можно сказать так, что на самом деле то, о чем я говорю, и то, что мне нравится, а, возможно, вам не нравится, потому что вы говорите «я — не демократ и никогда им не буду», это наступит здесь через три — четыре поколения еще?
Е. САТАНОВСКИЙ: Это действительно наступит, но не раньше. А демократ или не демократ — я предпочитаю отсутствие формальной демократии, справедливость, закон и порядок тому, что называется демократией, ею не являясь. Султанат Оман куда лучше для жизни, чем много чего, а там нет демократии.
