Владимир Познер: «Ни от кого нельзя требовать, чтобы он шел на баррикады, каждый делает свой выбор»

— Конечно, нет.

— И мама не знала?

— Она мне никогда не говорила. И он мне никогда не говорил.

— Он работал по атомному проекту, как и супруги Розенберги?

— Я не знаю, в чем заключалась его деятельность разведчика. Но у него были связи, очень высокопоставленные люди. Я полагаю, что разговоры с ними — они потом передавались. То, что он не занимался попыткой получить американские военные секреты, в этом я почти убежден.* Не так давно я обратился в нашу внешнюю разведку с просьбой дать мне возможность ознакомиться с делом моего отца. Я обратился и в ФСБ тоже. И получил письмо в ответ, что мы не можем ни подтвердить, ни отрицать факт существования такого досье. Ну, короче говоря, мне отказали. Я думаю, что там было много чего написано, но, увы, пока у меня нет к этому доступа. Но мне достаточно того, что он… Он (работал) абсолютно по убеждению, не получал ни денег, ничего.

* В одной из шифровок советской разведки от июля 1943 года указывалось, что Владимир Александрович Познер («ПЛАТОН») возглавлял the Russian section of the film departament the ARSENAL, входившего в военный департамент США.

— Как вы это можете знать?

— А по тому, как мы жили, я могу это знать. Он абсолютно был убежденным человеком: я помню, как мне, семилетнему, он доказывал, что немцы не смогут взять ни Ленинград, ни Москву. Это убеждения у человека. Что было потом, когда он стал понимать, что ему повезло невероятно, что Сталин дал дуба вскоре после нашего приезда (в Восточную Германию)? Что он думал? Я не знаю. И я себя корю за то, что я никогда его не спросил: «Ты хоть понимаешь, что ты сделал? Ты зачем сюда приехал? Ты понимаешь, что ты подверг… себя ладно, имеешь право, но маму, меня, моего брата страшной опасности? А потом, когда уже было разоблачение культа личности, ХХ съезд, а ты работал на это?» Вот это я должен был его спросить. Но он бы рассвирепел. Он бы меня убил, если бы он мог. Ведь, когда я сказал ему, что хочу уехать из СССР, он мне ответил: «Если ты попробуешь, я скажу КГБ». Это мой отец — мой! — мне говорил! Как Тарас Бульба говорил своему сыну: я тебя породил, я тебя и убью.

— В 1996 году CNBC закрыло ваше шоу с Филом Донахью, спустя год вы возвращаетесь в Россию. Это как-то было связано с обнародованием в США данных на вашего отца?

— Нет. Никак. Повлияло другое. Закрыли нашу с Филом программу. Один из самых крупных телевизионных агентов позвонил мне и предложил быть моим агентом. И дальше не получилось ничего. И он мне объяснил: «Поначалу, когда я приходил, все говорили, о, Познер, да, конечно. Но потом постепенно, когда доходило до самого верха, реакция была уже иная: ах, это та сволочь, который был (советским) пропагандистом и посадил Рейгана в лужу и так далее. Да не будем мы ему давать никакой работы». И я оказался безработным. А тем временем моя программа шла по ОРТ (ныне Первый канал. — The New Times), я приезжал раз в месяц, записывал четыре программы и уезжал. Если бы (в Америке) нашлась работа, очень велики шансы, что я бы не вернулся. И не по политическим причинам. Я себя в Нью-Йорке чувствую лучше, чем в Москве, вне зависимости от политической ситуации.