Сегодня (05.12.13) в Киеве состоится творческий вечер Владимира Владимировича Познера, в связи с чем в сети появились высказывания примерно такого содержания: что-то зачастил к нам российский телеведущий. Действительно, Владимир Владимирович был в Киеве совсем недавно — в марте, когда его по бог весть каким соображениям признали украинским «Человеком года». Сейчас же повод для визита совершенно иной — встреча со своей аудиторией. Ну а для чего она самому Познеру, журналисты интернет портала «Медианяня» решили разузнать накануне, поговорив с мэтром российского телевидения по телефону:
— Владимир Владимирович, тема творческого вечера дублирует название вашей книги — «Прощание с иллюзиями». О чем говорить будете?
— На сегодняшний день я еще не окончательно понял для себя, о чем буду говорить. Обычно встречи происходят так: минут 20 я говорю, а потом — отвечаю на вопросы, с которыми многие, как правило, приходят. Но все-таки вначале я поговорю. Возможно — об отношениях между Россией и Украиной, все-таки, сегодня это довольно горячая тема. О стремлении Украины (или по крайней мере, части ее) присоединиться к Европе — как будто она сейчас не в Европе (улыбается).
— И с каким настроением вы едете в Киев?
— С нормальный настроением. С хорошим (наша беседа состоялась накануне Вильнюсского саммита, кровавого разгона Майдана и событий, последовавших за ним — МН).
— А для чего вам самому такие встречи? Дополнительная площадка для коммуникации, некий срез настроений…
— Скорее, второе. Я ожидаю интересного разговора — это дает дополнительное ощущение настроений, ощущение того, что людей беспокоит. По-моему, это позволяет с большей точностью судить о том, что происходит вокруг тебя в данный момент.
— Судя по предыдущим ответам, вы следите за развитием ситуации в Украине. А какими источниками информации пользуетесь? Ваши российские коллеги отмечают, что даже украинские источники не всегда дают адекватную картину происходящего…
— К сожалению, насчет адекватной картины, я думаю, тяжеловато не только на Украине. Вы уж извините, что я говорю «на» — все-таки русская норма такова, а я говорю по-русски. Но употребляю это выражение, как вы понимаете, без всякого желания кого-либо обидеть.
— Понимаю.
— По моим ощущениям, и российские средства массовой информации, и украинские — то, что я мог читать, — дают точку зрения. Не информацию, а, скорее, свой взгляд. Если это либеральные СМИ, то горячо поддерживают стремления украинской оппозиции, если нет — то наоборот. А вот получить информацию — спокойную, с изложением двух точек зрения, с аргументацией этих точек зрения — к сожалению, трудно. Но есть, конечно, и другие источники информации — зарубежные. Я пользуюсь американскими СМИ, французскими, так что у меня довольно широкий круг… На самом деле, там, где страсти бушуют, гораздо меньше информации — не пропаганда, а изложение собственных точек зрения.
— То есть, вы в подобных ситуациях больше ориентируетесь на западные издания?
— Наверное, да. Хотя встречается вполне здравый, сбалансированный анализ и в российских СМИ. Ну и, наконец, есть возможность сравнивать противоположные точки зрения, что тоже может в какой-то степени воссоздать картину.
— Давайте поговорим о ваших документальных циклах. Я так понимаю, съемки проекта «Англия в общем и в частности» уже окончены.
— Да, правильно.
— Когда ждать выхода в эфир?
— Ну, это очень предварительно — зависит от того, как мы успеем. Все-таки, самый кропотливый труд — это постпродакшен. Отбор материала — чрезвычайно тяжелая вещь, приходится отказываться от чего-то, что тебе дорого, потому что просто не хватает места. Перевод на русский язык всех интервью, а их множество. Это создание сценария каждой отдельной серии, это написание закадрового текста, озвучание, дубляж всех англичан, которых я интервьюировал, да и себя — потому что я говорил по-английски. Очень большая работа. Так вот, если успеем, можно надеяться на выход в эфир где-то в конце мая. Если нет, то уже осенью, потому что летом выходить с премьерой не стоит.
— А почему «Первый канал» так сильно затянул с выходом «Германской головоломки»?
— Это было связано с нашей работой. Мы попали пару раз в тяжелую ситуацию, когда потеряли очень важные вещи, пришлось их восстанавливать… В общем, все затянулось. Мы вообще-то хотели выходить весной, но вот так получилось.
— Можете рассказать о команде, которая работает над циклами? Что это за продакшен?
— В основе команды — люди, которые работали на всех съемках: режиссер Валерий Спирин, который не работал на французском цикле, но работал на всех остальных. То же самое — сценарист Оля Спирина. Это креативный продюсер Артем Шейнин (не работал на итальянском, но работал на всех прочих), главный оператор Влад Черняев. Еще есть человек, который отвечает за все технические вещи, — дядя Володя (мы его так зовем, он чуть старше остальных), он работал на всех проектах.
Ну и Ваня Ургант, разумеется. То есть, в общем, у нас такая команда сработавшаяся, что очень облегчает задачу. Когда вы должны быть вместе, скажем, 40 дней с утра до вечера, без дружеских рабочих отношений ничего не получится. Пару раз нам пришлось отказаться от звукооператора, линейного продюсера, потому что вот никак не могли сработаться.
— Ваша супруга по-прежнему продюсирует эти проекты?
— Да, именно она, являясь владельцем компании, которая занимается разными вещами.
— Какими?
— Привозит в Россию самых крупных певцов — эстрадных и не только (скажем, Нетребко или Хворостовского). Кроме того, она продюсирует сериалы для федерального телевидения России, ну и вот является генеральным продюсером всех наших документальных сериалов.
— А правда, что созданию «Одноэтажной Америки» в свое время финансово поспособствовал Роман Абрамович?
— Можно сказать о пяти наших проектах: «Первый канал» изначально никогда не оплачивал целиком все, что необходимо. Обычно это была сумма порядка одной трети бюджета. И, следовательно, нам нужно было искать спонсоров.
Это были разные спонсоры: в случае немецкого фильма — скажем, автомобильная компания Opel. Мы совершенно откровенно об этом говорим, это нормальная практика. Я также обращался к некоторым конкретным людям, и когда эти люди позволяли их поблагодарить в финальных титрах, то я их фамилии называл. Но когда они этого не хотят, то я их не называю. Поэтому я вам не отвечу на вопрос об Абрамовиче. А вот, например, Алишер Усманов, который действительно помог нам с немецким фильмом, в титрах указан. Вот такие условия.
— О каких суммах идет речь? Во сколько обходится одна серия той же «Англии…»?
— Я бы предпочел об этом не говорить. Тем более, не слишком хорошо это знаю. За денежную сторону вопроса как раз отвечает Надежда Юрьевна Соловьева, будучи генеральным продюсером.
— Уже есть планы на новые страны?
— Мы разговаривали между собой, есть очень разные идеи — от Японии до Израиля. И пока что мы не пришли ни к какому решению. Хотя, конечно, нам не позже февраля надо совершенно точно знать, будем ли мы делать новый цикл. И, если будем, то какую страну.
— Когда смотришь программы, создается ощущение, что это делается для себя, для души. А есть ли какой-то ориентир на аудиторию? И знаете ли вы, кто смотрит ваши циклы?
— Знаю, что «Германскую головоломку» смотрели очень многие — рейтинг был такой, как бывает иногда у хорошего художественного сериала. Но вообще, я никогда не работаю для кого-то, всегда работаю для себя. И считаю, что если интересно мне, то будет интересно другим. Это как дарить подарок. Выбирая для кого-то, я думаю: а лично мне хотелось бы такой подарок иметь? Если нет, я никогда его не куплю. Аналогия очевидна: я делаю то, что мне кажется нужным, интересным, увлекательным и так далее. А опыт показывает, что это же интересно и многим телезрителям.
— А если говорить об аудитории передачи «Познер»? Все-таки, она выходит много лет — зритель как-то меняется? Или вы не отслеживаете эту историю?
— Не отслеживаю. Если меня спросить, кто смотрит программу «Познер», я бы сказал, что это люди, скажем, более интеллектуальные, люди с высшим образованием. Но потом я встречаю людей на рынке — к примеру, сегодня: совсем простецкий мужик из-под Тулы, продает картошку. Он начинает говорить, как ему нравится программа, как он ее смотрит, как ему было интересно интервью с Нетаньяху… Я, честно говоря, обалдеваю, потому что никак не ожидал. На самом деле это значит, что мы снобы — думаем, что так называемый простой народ не будет смотреть. А он, оказывается, смотрит!
Уже давно выяснилось, что я — любимец гардеробщиц в театре. Потому что они все смотрят наши программы и ко мне относятся прямо с нежностью… Недавно я выступал в бывшем Институте международных отношений МГИМО (теперь это университет) — элитарном заведении для такой, несколько специальной, молодежи. Они меня пригласили. Вы знаете, я такой большой аудитории никогда не видел. И она была набита битком — так, что люди стояли плечом к плечу в проходах и полтора часа никуда не двигались. Совсем другая аудитория. И очень много вопросов, горячий интерес… Так что я решил: если программа задевает обыкновенный человеческий интерес и касается вопросов, которые так или иначе всех интересуют, то смотрит ее самая разнообразная публика. Наверное, есть специалисты, которые могут разделить аудиторию на молодежную, женскую — да, я все это слышал. Но в моем случае все это как-то не очень применимо.
— А кто решает, кого пригласить в программу, за кем последнее слово? Это коллегиальное решение или ваше личное?
— Нет, это мое решение. Естественно, я его обговариваю с руководителем программы Артемом Шейниным, который все организует. Мы обговариваем, кого очень хочется, кого нужно пригласить как можно быстрее и прочее. И потом, есть вторая сторона дела: программу покупает «Первый канал» и, конечно, покупает не кота в мешке. Там должны знать, кто будет в эфире. Но я этот вопрос обговариваю только с генеральным директором Константином Эрнстом.
То есть, заранее — за год — называю ему людей, которых я бы хотел пригласить. И спрашиваю, вызывает ли у него что-нибудь опасения или, скажем, аллергию. Если аллергию, то ничего — придется потерпеть (улыбается). Если же опасения, то тут можно поговорить, потому что я, во-первых, не хочу, чтобы программу эту закрыли. А во-вторых, я бы не хотел подставлять самого Эрнста, поскольку считаю, что из всех генеральных директоров, ныне существующих на телевидении в России, он наиболее, на мой взгляд, либеральный (хотя его и нельзя назвать либералом). И потом, есть — я никогда не скрывал — небольшое число людей, которых я не могу пригласить. Мне просто не дадут выпустить их в эфир. Но я никогда их не называю, поэтому не спрашивайте.
— Можно догадаться, кто это.
— Наверное. Мы с Эрнстом изначально оговорили, но это не такой список, в который все время добавляют людей.. Собственно, все — таким образом мы работаем.
— А есть ли кто-то, кроме Владимира Путина и Патриарха Кирилла, кого вам можно приглашать, и вы приглашаете, но — не приходят?
— Конечно. Но только Патриарх Кирилл и Владимир Владимирович ответили отказом. То есть, они не сказали «не сейчас, повремените давайте весной». Они прямо сказали «нет» — конечно, через своих людей. Таких категоричных ответов больше не было, а тех, кто предложил повременить — таких много.
— Можете назвать имена?
— Что меня смущает: вот я сейчас начну называть, и это даст им повод на меня сердиться. Мол, у нас с ним был конфиденциальный разговор, а он нас на всю Украину… Я же должен в этом смысле быть политиком (улыбается), и понимать, что если я все-таки хочу этих людей получить, то мне надо с ними обращаться так, чтобы без нужды не обижать. Поэтому просто поверьте, что они есть, что они весьма высокопоставленные, что это люди, которые находятся в непростой ситуации, и чрезвычайно осторожны в своих публичных выступлениях. Но есть среди них и такие, которые идут. И идут весьма охотно, ничего не опасаясь. Просто разные люди.
— На мартовской пресс-конференции в Киеве вы, отвечая на вопрос о передаче с Николаем Азаровым, сказали: «Он добился своей цели, а я — своей». Какой была ваша цель? В Украине это интервью восприняли однозначно…
— Не знаю, как приняли на Украине — я этим не интересовался. Но моя цель была следующей: что говорит премьер-министр об отношениях Украины с Россией, поскольку он в значительной степени формулирует эти отношения и за них отвечает, что он говорит по поводу камня преткновения — цен на газ, как он вообще рассматривает будущее… Я хотел, чтобы мой зритель получил какое-то представление о том, кто такой господин Азаров. Какое впечатление он производит? Могу ли я как-то его раскрыть?
На мой взгляд, я все получил. И реакция на Азарова — как он говорит, как он сам реагирует в этом интервью — здесь тоже была довольно однозначной.
— В Украине его восприняли как, скажем, слишком позитивное.
— Я не знаю, что такое позитивное интервью. Вероятно, есть и у нас интервью, которые берутся, чтобы кого-то прикладывать, как говорят, фейсом об тейбл. Но этим можно увлекаться в определенном возрасте — просто потому, что ты чешешь себя, показываешь, какой ты крутой. А толку-то от этого — чуть. На самом деле, особенно, если говоришь с высокопоставленными чиновниками, задача совершенно не в этом: получить информацию — вот что важно. А не то, чтобы пнуть его под столом или еще как-то. К сожалению, в России (и, видимо, на Украине) именно этого хотят. Но в таком случае нужно идти на ринг. А интервью, на мой взгляд, — это нечто совершенно другое.
— Тогда поговорим о целях в общем. Девять лет назад вы сказали о «Временах»: «Надеюсь, что эта программа заставляет людей думать и способствует тому, чтобы в России когда-нибудь появилось гражданское общество». А если говорить о программе «Познер», цели схожие или иные?
— У меня как у журналиста эти цели всегда остаются: чтобы люди начали думать, чтобы они понимали, какое место занимают в обществе, чтобы они стали активными. Разумеется, это невозможно для всех, но хотя бы для некоторой части. Мне пришлось самому закрыть программу «Времена», потому что в какой-то момент я понял: при тех условиях, в которых мы работаем, эти цели нереальны. Программа была слишком зажата, зажата требованиями, условно говоря, Кремля. Поэтому я этого делать больше не хотел.
Что касается программы «Познер», то в этом смысле она, конечно, более свободная, она зависит только от меня, а не от еще трех-четырех людей и аудитории в студии. Но стремление заставить людей задуматься и почувствовать, что происходит вокруг, у них под носом, конечно, у меня остается.
— И как по-вашему, в этом контексте изменения происходят?
— У меня очень… как бы это сказать… Внутренний радар мне все время говорит о том, что происходят очень серьезные глубинные изменения. Пока что они наружу не очень прорываются, они не так заметны, но они происходят. И если развить эту мысль, то можно сказать: у многих в России такое ощущение, что вот-вот что-то должно измениться. Есть какое-то ожидание, что-то вот изменится глобально… Что именно и как именно, думаю, никто не скажет. Но что вот такое есть ощущение, это я вам говорю точно.
— Поживем — увидим. А как вам идея создания новой телепремии, альтернативной ТЭФИ?
— Она мне не нравится. Во-первых, не нравится, как это было сделано — никого не предупредив. Это не дело. Во-вторых, ТЭФИ — это бренд. И мне совершенно очевидно, что ее, как и саму статуэтку работы Эрнста Неизвестного, надо сохранять. Не обязательно вручать от имени Академии российского телевидения (АРТ может войти еще одним учредителем в новую организацию), но ТЭФИ — как премию, приз — нужно сохранить. Я буду стремиться к этому. Ну а то, что должен быть общенациональный конкурс — я это всегда говорил. В том, что голосование хотят организовать по-другому, я не вижу большой беды, может, это даже и хорошо. Но только с ТЭФИ, а не с какой-то пока еще безымянной премией.
Творческий вечер Владимира Владимировича состоится в 19:00 в МЦКИ «Октябрьский дворец».
Медианяня
