ЦДЛ, Большой зал, 20 октября 2011 года
Большой зал ЦДЛ, тот самый, где много раз за свою жизнь выступал – и всегда с фурорам! – лидер русского авангарда поэт Андрей Вознесенский и где 1 июня 2010 года – весь в оранжерейных и полевых цветах и венках с траурными лентами – стоял его гроб и проходила гражданская панихида по новопреставленному поэту и где 20 сентября 2011 года проходил вечер его памяти.
Вот список участников вечера, которые один за другим выходили к микрофону и рассказывали об Андрее Вознесенском и читали его стихи, а у кого есть свои, посвященные ему, читали и свои, посвященные ему:
1. Александр КАБАКОВ – поэт, ведущий вечера.
2. Олег ТАБАКОВ, артист и режиссер, основатель «Табакерки».
3. Юрий ЛЮБИМОВ, артист и режиссер, основатель Театра на Таганке.
4. Владимир ПОЗНЕР, тележурналист.
5. Борис МЕССЕРЕР, художник.
6. Евгений СИДОРОВ, писатель, литературовед, глава Союза писателей Москвы.
7. Вячеслав ПЬЕЦУХ, писатель.
8. Зоя БОГУСЛАВСКАЯ, писательница, жена Андрея Вознесенского.
9. Евгений ПОПОВ, писатель.
10. Олег ХЛЕБНИКОВ, поэт, ученик Андрея Вознесенского, зам. главного редактора «Новой газеты».
11. Нина КРАСНОВА, поэтесса, ученица Андрея Вознесенского, основатель и главный редактор литературного альманаха «Эолова арфа».
12. Игорь КОХАНОВСКИЙ, поэт, автор популярной песни «Бабье лето».
13. Антон ШАНИН, артист.
14. Группа артистов театра Алексея Рыбникова.
В зале был аншлаг!
На сцене висел белый экран, с которого живой Андрей Вознесенский (живой, здоровый и невредимый! визуальный Вознесенский разных периодов своей жизни, разный на разных кадрах, на одних – совсем молодой, с молодым лицом, худенький, как птенец, на других – зрелый, со зрелым покруглевшим лицом, на одних — в свитере или в пиджаке советского времени, на других – в клетчатом пиджаке от Валентино или в белом пиджаке, с пестрым шейным платочком на шее, на третьих – на кадрах последних лет – в пиджаке василькового цвета и с шеей, обмотанной красным шарфом, и с лицом, измученным болезнью и страданиями, но с молодыми, ясными глазами и полудетским, наивно-изумленным выражением лица) читал свои стихи, как полноправный участник своего вечера, прошедший сквозь портал между двумя мирами и спустившийся с неба из мира потусторонней – параллельной – реальности в нашу реальность. И голос у него звучал так же, как раньше, как в Лужниках и как на пластинках фирмы «Мелодия», когда поэт еще не потерял его. И рядом с ним была на экране его «судьбаба» – Зоя-Оза Богуславская разных лет их общей, совместной жизни, и ликующие толпы любителей поэзии Андрея Вознесенского, к которым добавлялись присутствующие в зале, в партере, и за кулисами.
(Нина Краснова записывала вечер на диктофон, а оператор Дмитрий Григорьев – на кинокамеру. – Н. К.)
Владимир ПОЗНЕР:
– Добрый вечер! Я вообще не очень-то понимаю, почему я на сцене. Я не близко знал Андрей Андреевича. И о каких-то личных вещах я не могу говорить, потому что их просто нет.
Я впервые познакомился с ним, если можно так сказать, когда я работал секретарем у Самуила Яковлевича Маршака. Это был 1959 год, 1960-й…
И к Маршаку приходили молодые поэты, которые читали у него свои стихи, Евтушенко, Ахмадулина, Рождественский и Вознесенский.
Вот это было мое первое знакомство с ним.
Я сейчас скажу странную вещь. Когда я его первый раз увидел, он показался мне ужасно похож на дельфина: такой нос как-то так улыбающийся… Может, вы не знаете дельфинов – я их знаю, они симпатичные очень.
Потом я был среди тех тысяч людей, которые приходили на вечера поэзии. Опять это были те же люди, Евтушенко, Ахмадулина, Рождественский и Вознесенский, ну Булат Окуджава еще.
Наверно, среди вас есть такие люди, которые ходили на эти вечера поэзии, в Лужники… Помните, там была конная милиция… И не было нигде ни одного свободного места.
И я часто задавался вопросом. Стихи у них у всех непростые, особенно у Вознесенского. А что люди слышали в этих стихах? Вот что в них было такого, что привлекало к ним людей, как на хоккейные матчи высшего разряда?
Я только как-то потом нашел для себя ответ на этот вопрос.
Когда я много лет спустя видел по телевидению документальные кадры выступления Андрея Андреевича на съезде в Кремле, в присутствии Политбюро во главе с Никитой Сергеевичем Хрущевым, и видел, как Никита Сергеевич набрасывался на Вознесенского чуть ли не с кулаками и кричал своим высоким голосом, фальцетом на этого молодого тогда поэта, позволившего себе сказать о себе, что он не член партии, и намекнувшего на то, что это хорошо. Хрущев кричал на Вознесенского, а Вознесенский очень спокойно, абсолютно спокойно говорил: Никита Сергеевич, дайте я доскажу, Никита Сергеевич, дайте я доскажу (дайте мне договорить. – Н. К.). И никакого взрыва не было, никакого ответного взрыва (в его голосе, в интонации голоса, в словах. – Н. К.).
И в этом было что-то такое… Вот человек не прогибается. Прогибаются почти все в той или иной мере. На тебя давит власть, она давит на тебя или ставит перед тобой свои условия. И очень трудно бывает не прогнуться. А он никогда не прогибался. Я думаю, что это было слышно в его поэзии, это привлекало к ней даже и не знатоков поэзии. Что-то вот было во всем этом.
И уже в последние годы я видел его на заседаниях «Триумфа», когда он был очень болен. Он был очень болен, но не прогибался ни на йоту. То есть вообще это было поразительно – его мужество (с которым он переносил все удары судьбы). Другого слова здесь не подберешь – мужество.
…Вот таким я навсегда и запомнил Андрея Вознесенского: дома у Маршака, потом в Лужниках на вечерах поэзии, потом перед Хрущевым, и вот в самые последние разы – на заседаниях «Триумфа». И вот и все.
Спасибо.
(Аплодисменты.)
(Стенограмма-репортаж Нины Красновой)
Литературный альманах Нины Красновой «Эолова арфа»-6, 2013 г.
