20 марта ректор ВГУ Дмитрий Ендовицкий встречал в стенах вуза тележурналиста, телеведущего, первого президента Академии российского телевидения Владимира Познера. В рамках визита в Воронежский госуниверситет Владимир Познер смог пообщаться со студентами на темы, волнующие современную молодёжь.
После каждого ответа на вопрос зал начинал так бешено аплодировать, что Владимир Владимирович даже растерялся: «Не обязательно аплодировать, вы же можете не согласиться с тем, что я говорю. Можно свистеть и топать ногами тоже».
— Я не лектор, не профессор, я журналист. Сегодня я рассчитываю на диалог, — сказал Владимир Владимирович. — Я занимаюсь журналистикой много лет, и если здесь есть студенты журфака, я могу им выразить свое соболезнование. Невозможно научить человека быть журналистом — так же, как писателем. Это либо есть где-то внутри, либо нет. Можно научить писать грамотно. Но журналистика – это не профессия, а стиль жизни. Я бы никогда не советовал человеку, только что окончившему школу, идти на факультет журналистики. Я бы вообще закрыл все журфаки и открыл вместо них школы журналистики, в которых бы обучались те, кто уже имеет одно высшее образование. И они не изучали бы при этом историю, литературу и так далее. Сегодня в России быть журналистом очень тяжело. Именно журналистом, а не служителем власти.
— Как Вы прокомментируете прошедшие волнения на Манежной?
— Вообще, в нашей стране любые акции с выходом на улицу – редкое явление. В отличие от Франции, где митинги и демонстрации — национальный конёк, у нас это не является традицией. В царской и современной России эти случаи обычно вообще кончались расстрелами. Люди голодали, выходили на улицы, и их просто убивали на месте.
Сейчас недовольства среди россиян вспыхивают не из-за отсутствия денег — Сегодня наша страна богаче, чем когда-либо. Я много езжу по российским городам, вижу заторы из машин – значит, люди покупают машины, вижу, как постоянно строятся новые магазины и супермаркеты — значит, есть, кому делать покупки.
Люди вышли на улицы, потому что подумали, что их приняли за идиотов — украли их голоса. На митинге кого только не было: анархисты, роялисты и так далее — но все они были одинаково возмущены. Власти этого не ожидали – их застигли врасплох. Почему это ничего не дало? А лидеры оппозиции просто не смогли ничего сформулировать. Раз вышли, два вышли, а дальше всё потухло. Протест остаётся, но как грамотно его выразить – непонятно.
— Какова на Ваш взгляд роль религии в нашем государстве?
— Сам я крещён в католической вере, в Соборе Парижской Богоматери. Мой отец – атеист, мама – агностик. Религия меня интересует только как явление, и в первую очередь моё внимание останавливается на христианстве. Дело в том, что она по своей сути непрогрессивна. Наиболее прогрессивной я считаю протестантизм, далее – католичество, на последнем месте — православие. Я считаю трагедией то, что Россия пошла по пути православия. Если бы это было католичество, наша страна была бы совершенно иной. По моему мнению, русская православная церковь – антизападная националистическая организация, нетерпимая к другим религиям. Это отрицательное явление, которое вмешивается туда, куда ей вмешиваться не следует: в школу, в армию, в вузы. Мою точку зрения разделяют не все. Вера – другой разговор, каждый человек определяет её сам.
— Сейчас актуальна проблема политической неграмотности, как с ней бороться?
— Как сделать подъезд чистым? Не сорите. Это то же самое, как бороться с коррупцией – просто не надо в этом участвовать. Ну не суйте вы гаишнику деньги, заплатите штраф по правилам. А если вы к этому причастны, то не о чем и разговаривать.
Помимо федеральных каналов есть интернет, СМИ – читайте разные материалы на волнующую вас тему, сравнивайте точки зрения, решите эту проблему для себя.
— Каковы плюсы нашей школы в сравнении с советской?
— О советской школе я знаю опосредовано – я не учился в СССР, но там учились мои дети. Образование было идеологическим. Идеология проникала во все дисциплины, всё подавалось под классовым углом. Сейчас всё более объективно, детей готовят к вузам. Но сегодня я не вижу смысла большого количества людей с высшим образованием в нашей стране.
— Как относятся к России на международной арене?
— Россия всегда вызывала море вопросов и недоверия. В Киевской Руси русские княжны выходили замуж за иностранных князей, и внешние связи были. Потом пришло татаро-монгольское иго – и страна на 200-300 лет оказалась отрезанной от остального мира. После свержения ига приезжие купцы видели совершенно непонятную им страну. К концу девятнадцатого — началу двадцатого века недоверие стало ослабевать, но случилась Октябрьская революция – и всё по новой. И это продолжается сегодня. В значительной степени благодаря Путину Россия вернулась на международную арену, у нас есть газ, нефть, с нами считаются. Но и опасаются тоже.
-Каким вы видите будущее страны?
— Когда я был молодым человеком, у меня был хрустальный шар, я смотрел в него и видел будущее. Сейчас я этот шар потерял. Я хочу видеть Россию счастливым, демократическим государством, в котором люди не бояться жить. Идеальная модель – скандинавские страны. Но дорога ещё долгая. Пройдёт много времени, прежде чем Россия станет страной, в которой не страшно жить, где человек не чувствует себя беззащитным.
-Что такое счастье?
— По моему мнению, счастье, это когда человек находит себя в трёх аспектах: в профессии, в партнёре (я имею в виду мужа или жену) и в своих детях. И если это случилось, то жизнь человек проживает счастливую.
— Считаете ли Вы себя успешным человеком?
— У всех разные представления об успехе: для кого-то это богатство, для кого-то – власть, популярность… Для меня успех — что-то личное. Я его понимаю так: человеку уютно жить в собственной коже. Наверняка, так не считает большинство: люди часто связывают успех с уровнем жизни. В моём понимании я успешен.
— Что сейчас способно нас объединить?
— Как ни странно, появление новых коммуникационных технологий не способствует объединению, это правда. Мы общаемся в Твиттере и Фейсбуке, но не сближаемся. Интернет к тому же на маленьких оказывает негативное влияние. Я помню, как мама читала мне «Маленького принца», «Трех мушкетеров», и я это все в красках представлял. Но если бы мне сразу показали картинку, тогда бы у меня не было бы моего Д’Артаньяна. Интернет убивает воображение! И это ужасно жалко… Я помню, какое единение испытывал народ, когда мы запустили спутник, когда Гагарин полетел в космос! А сегодня космонавты совершают подвиги, проводя по году на орбите, но мы этого не замечаем и фамилий их не знаем. Я даже не знаю, что, кроме войны, сможет способствовать такому единению. Некоторые считают, что русская православная церковь. Думаю, ошибаются. Хотя я и крещеный, всю жизнь был атеистом, но изучал христианство с большим интересом. Считаю, что религия по сути не прогрессивна. Я уже говорил, что, когда Россия приняла христианство, пойдя по православному пути, это было трагедией. Лучше всех живут скандинавские страны, а у них большинство исповедует протестантизм.
— Неужели вы ни разу в жизни не усомнились в атеистических взглядах?
— Я много думал об этом. У меня спрашивали, что бы я спросил у Бога, если бы встретился с ним? Я бы спросил: «Как вам не стыдно?» Землетрясения, где гибнут 20 тысяч человек, среди которых невинные дети, младенцы, по божьей воле происходят? Почему столько несчастий? Почему дети пухнут от голода, рождаются уродами? Если так устроила природа, я могу понять. Но если так угодно Богу — то как ему не стыдно?
Владимир Владимирович рассказал, что вместе с Иваном Ургантом готовит новый цикл передач о своих путешествиях.
— В «Одноэтажной Америке» мы повторили путешествие Ильфа и Петрова, я о нем мечтал много-много лет. «Тур де Франс» — о стране, где я родился, моя мама — француженка, и я хотел поделиться со зрителями, какая все-таки замечательная страна, удобная для житья. Фильм «Их Италия» можно назвать случайным, я не собирался его снимать. А в год Германии в России и России в Германии меня попросили снять фильм и об этой стране. С Германией у меня очень сложные отношения. Я ребенок военных лет, помню оккупацию Парижа, меня научили ненавидеть немцев, и я ненавидел их всей душой. Когда мы вынуждены были уехать из Америки и прожили в Германии четыре года, это было тяжелое время моей жизни. Я ненавидел каждый день, проведенный там. Когда мы уехали, я думал, что уже никогда моей ноги не будет в этой стране. Но как говорится, если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Моя дочь вышла замуж за немца. И я стал приезжать к ней в Берлин, там родился мой внук, немецкий мальчик, по-русски говорит не очень — Колья, так его зовут друзья. Но когда я приезжал туда, у меня было все настолько плохо, что я не мог есть — такая аллергия была на этот язык, вообще на страну. Постепенно привык. И когда предложили сделать фильм, я решил разобраться, почему народ страны, родившей Гете, Баха, Бетховена, Брамса, Шиллера, пошел за этим некрасивым, усатым, бесноватым Гитлером? Попытаться понять. Поэтому фильм называется «Германская головоломка». Сейчас мы над ним работаем, дай бог, осенью покажут на Первом канале.
— А почему вы именно Ивана взяли в партнеры по этому проекту, у вас разный социальный статус, возраст? Чем он вам импонирует?
— Он мне нравится тем, что очень добрый, открытый, искренний человек. Первая поездка, когда мы только притирались друг к другу, пробыли вместе 60 дней, стала испытанием для меня — как мы будем совпадать? Но с ним очень легко общаться, он показался мне легким человеком. И мы подружились.
